Остров Сахалин в 2020 году

Ещё Чехов, путешествуя по Сахалину сто тридцать лет назад, заметил, что остров, если смотреть на его карту, напоминает рыбу. «Сравнение Сахалина со стерлядью особенно годится для его южной части, которая в самом деле похожа на рыбий хвост,— писал он в книге «Остров Сахалин». — Левая лопасть хвоста называется мысом Крильон, правая — мысом Анивским, а полукруглый залив между ними — Анивой».

От Москвы до Южно-Сахалинска самолёт пролетает шесть с половиной тысяч километров: это чуть меньше восьми часов полёта через восемь часовых поясов. Побывав здесь, можно увидеть сразу два моря, два пролива и по крайней мере два залива — Терпения и Анива.

Южно-Сахалинск мог бы стать Калининградом?

Южно-Сахалинск был основан в 1882 году как поселение русских каторжан. Его первое название — Владимировка (так до сих пор называется один из пригородов столицы острова). В 1905 году по итогам Русско-японской войны юг Сахалина перешёл к Японии. Новые хозяева переименовали Владимировку в Тоёхара (что значит «долина плодородия»). Русские отсюда уехали — и вольные, и каторжники, а на их место японцы завезли пленных корейцев. Тоёхара стала административным центром префектуры Карафуто — так японцы именовали новую территорию. Через сорок лет Южный Сахалин «вернулся в родную гавань», и в 1946 году Тоёхара стала называться Южно-Сахалинском. Возможно, не самое удачное название, но в том же году Кёнигсберг — тоже новый областной центр, доставшийся СССР по итогам войны — переименовали в Калининград. Думаю, дело удачного стечения обстоятельств, что Тоёхара не стала Калининградом.

Когда едешь из аэропорта в город, сахалинскую экзотику сначала особо и не чувствуешь. Двухэтажные частные каменные домики за заборами вдоль шоссе и вдалеке горы чем-то напоминают зимний Симферополь. Да и сам Южно-Сахалинск из окна автобуса выглядит стандартно для российского областного центра: типовые пятиэтажки, статуя Ленина на главной площади напротив местного «белого дома». Правда, бросается в глаза отсутствие сетевых магазинов.

Русская Владимировка была деревянным селом. Японцы построили в Тоёхаре лишь несколько десятков каменных зданий. Советским властям достался город, состоящий из деревянных частных домиков вперемешку с каменными административными. Сталинские дома здесь можно пересчитать по пальцам одной руки. Жилищное строительство началось в хрущёвские времена: самое распространённое в Южно-Сахалинске сооружение — типовая пятиэтажка или, как её разновидность, четырёхэтажка. Фасады домов на главных улицах раскрашивают в яркие цвета. В центральной России такого нет, и это придаёт городу определённый колорит. Да и современные жилые здания здесь возводят по особенным проектам, ни одного из которых нет в Москве. Например, распространены десятиэтажные дома.

Динозавр в парке с сакурами

Неудивительно, что почти все самые интересные архитектурные сооружения города относятся к японскому периоду. Прежде всего, это здание краеведческого музея губернаторства Карафуто, которое построили в 1937 году в стиле императорской короны. Вокруг него разбит настоящий японский парк с сакурами, и кажется, что ты находишься в Токио, в парке у императорского дворца. В августе 1945 года японцы успели эвакуировать экспонаты на родину, и поэтому наш музей создавали практически с нуля.

Первый же зал, посвящённый геологии Сахалина, вызывает изумление. Казалось бы, что может быть принципиально нового для посетителя в таком зале? Но нас встретил скелет сахалинского динозавра — единственный найденный на острове. На его фоне не только скелет ископаемого десмостилуса, но и выставленные на трёх витринах беспозвоночные, жившие 100-65 миллионов лет назад, кажутся молодняком. Но ещё больше изумил сахалинский янтарь. Оказывается, янтарь добывают не только в Калининградской области и в Латвии, но и на охотском берегу Сахалина, в районе села Стародубского. Местный янтарь темнее и прозрачнее балтийского. И мельче.

По музею можно ходить полдня. И по крайней мере час — по парку вокруг него. Там стоят копии домиков японских крестьян, землянки туземцев; школьный павильон 1920-х годов, где хранился портрет японского императора и его указ об образовании; станок, добывавший нефть на северном Сахалине с начала 1940-х годов и до конца прошлого века; японский танк, подбитый во время последней битвы Второй мировой войны — на курильском острове Шумшу; и даже деревянный герб РСФСР, висевший на здании горсовета до начала 1992 года.

Экскурсовод в краеведческом музее рассказала мне, как они добивались, что самый близкий к Японии безымянный остров Малой Курильской гряды назвали в честь генерала Деревянко, который в 1945 году подписал акт о безоговорочной капитуляции Японии. У японцев на самом краешке острова Хоккайдо есть обзорная площадка, с которой они смотрят на потерянные Курильские острова. Теперь прямо перед собой они видят остров Деревянко.

В Южно-Сахалинске много памятников. Например, целых два — адмиралу Невельскому, а памятников Чехову и героям его произведений я не смог сосчитать.

Пассажирские автобусы в Южно-Сахалинске тоже не такие, как в Москве. Сначала я думал, что они японские (японских машин с правым рулём здесь изрядное количество), но пригляделся и увидел, что наши, российские, выпущенные на КАМАЗе. Из пассажирского транспорта есть ещё электрички — всего несколько отправлений в сутки от железнодорожного вокзала. Японцы построили на Сахалине довольно разветвлённую для того времени сеть железных дорог, и вплоть до последнего времени поезда ходили по узкой колее, оставшейся от эпохи Карафуто. Её начали перепрошивать на основную, российскую, только в 2003 году и закончили совсем недавно. Железнодорожное движение доходит до станции Ноглики на севере острова. Скорый поезд преодолевает расстояние в 613 километров за двенадцать часов, пассажирский — за пятнадцать. Должно быть, это очень живописная дорога, потому что, судя по карте, многие участки тянутся прямо вдоль берега моря. Но иногда из-за тайфунов поезда отменяют — почти как самолёты.

В продовольственных магазинах Южно-Сахалинска много местных продуктов: прежде всего молочных, есть несколько сортов сахалинских колбас. Продают очень дорогой японский кофе разных сортов с иероглифами на этикетках. Но в целом японских и китайских товаров не так много, как может показаться, учитывая близость региона к соседним странам.

Вместе с тем удивляет почти полное отсутствие сувенирной продукции. Даже в музее Чехова нет в продаже ни книг, ни портретов писателя, прославившего остров.

Тайфун и живопись

Поздно вечером на Сахалин с Тихого океана пришёл тайфун. Он принёс ледяной дождь и ветер 22 метра в секунду. С утра отменили уроки в школах, концерты и фестивали. О подобных природных катаклизмах я много читал, но никогда их не видел. Что же представляет собой тайфун на Сахалине?

Мой путь лежал в Сахалинский областной художественный музей. Меня тут же чуть не сбил с ног порыв шквального ветра. Всё вокруг было запорошено. В лицо отчаянно хлестал ледяной снег — я продвигался против ветра по заснеженной целине, там, где ещё вчера шла натоптанная тропинка. Машин на улицах оказалось немного, при этом рейсовые автобусы и маршрутки ходили вполне исправно. Трактора постепенно расчищали тротуары и проезды во дворах. Закрыты были только несколько маленьких магазинов и киосков, все остальные заведения работали как ни в чём не бывало. Меня удивило, что местные жители совершенно спокойно реагировали на разгулявшуюся стихию — как на вполне привычное явление.

Когда я поделился впечатлениями о метели с коллегами, которые живут в Южно-Сахалинске, они усмехнулись:

— Это разве метель! Настоящая метель — когда в метре от тебя ничего не видно.

Дорога в полтора километра заняла у меня не меньше получаса. Я оказался первым и единственным охотником до просмотра картин. Художественный музей был основан в 1983 году, а открылся только спустя шесть лет: всё это время в Москве и Ленинграде отбирали картины для будущих экспозиций. Музей расположен в историческом здании бывшего японского банка «Хоккайдо Такусёку», которое построили в 1930 году. Таким образом, это едва ли не самое старое сохранившееся сооружение Южно-Сахалинска.

Сначала я попал в зал «Искусство Кореи». Здесь представлены не только картины, но и керамика, мебель как Северной, так и Южной Кореи. Всё очень тонко, искусно, особенно меня поразили картины, вышитые на шёлке: их можно рассматривать с обеих сторон.

Второй и третий залы посвящены русской живописи XIX-ХХ веков. На Сахалине, к сожалению, нет полотен Репина, Сурикова, Левитана, Шишкина, нет даже Айвазовского — самого плодовитого художника позапрошлого века. Зато есть картины Брюллова, Мясоедова, Нестерова, Фалька, Лансере и других, менее известных живописцев. Копии нескольких картин стоят на мольбертах, и на них надет как бы пластмассовый каркас с выпуклыми изображениями, а рядом пояснительные значки для слепых и слабовидящих посетителей.

В четвёртом зале собрана большая коллекция икон позапрошлого века. Над ними — копии фресок древних русских церквей, выполненные очень профессионально.

Я вышел из музея шестом часу вечера. Тайфун прошёл. Сквозь густые низкие облака проглядывало солнце. С подножия горы, где я стоял, был хорошо виден весь город и даже проступавшие за ним горы. Именно с этой точки просматривается та самая «плодородная долина», по которой японцы и называли город Тоёхара.

Горный воздух

Утром я выглянул в окно и удивился: от вчерашнего серого пейзажа с мелкими льдинками на оконных стёклах ничего не осталось. С безоблачного неба ярко светило солнце, и даже стали видны дальние сопки за городом. Казалось невероятным, что ещё накануне над югом Сахалина бушевал тайфун.

Воспользовавшись редкой для середины марта солнечной погодой, мы отправились на горнолыжный курорт «Горный воздух» в окрестностях Южно-Сахалинска. До сих пор эта гора высотой шестьсот метров называется Большевик, её японское название звучало более поэтично: «Асахигиока» — «холм восходящего солнца». У подножия горы японцы, заняв юг Сахалина, построили храм, а затем, уже в тридцатые годы, памятник губернатору Карафуто. Именно к этой горе шла главная улица Тоёхары.

На вершину горы пробили дорогу. Летом её использовали для пеших прогулок, зимой — для катания на лыжах. В конце двадцатых годов соорудили два трамплина — пятидесяти- и семидесятиметровый, в 1932 году на одном из склонов построили трёхэтажный домик — альпийскую хижину (это здание сохранилось до наших дней). Там же готовили к боевым действиям в горной местности солдат японской армии. В начале тридцатых годов Япония подала в Международный олимпийский комитет заявку на проведение Четвёртых зимних Олимпийских игр 1936 года в городах Саппоро и Тоёхара, но конкурс выиграла нацистская Германия, и игры прошли в местечке Гармиш-Партенкирхен в Баварии. Через четыре года японцы получили право на проведение следующей Белой олимпиады, которая должна была состояться в феврале 1940 года. Но началась Мировая война, и игры отменили. Начнись война хотя бы на год позже, в нашей стране было бы не два, а три олимпийских города: Москва, Сочи и Южно-Сахалинск. Точнее, Южно-Сахалинск, Москва и Сочи.

У подножия горы Большевик начиналась канатно-кресельная дорога. В закрытой кабине мы доехали до вершины. Город остался далеко внизу. На солнце переливались купола Рождественского храма, который с полукилометровой высоты казался игрушечным. Вдалеке слева блестели воды Анивского залива. Сам Южно-Сахалинск с его аккуратными прямоугольными кварталами был как на подробной топографической карте. Поразительной белизны снег и солнечные лучи делали невидимыми изображения на экране мобильного телефона. Ветер бил в лицо, но его порывы здесь не пугали никого.

Мы были едва ли не единственными, кто поднялся сюда без лыж или скейтборда. Казалось, полгорода, от мала до велика, съезжали по склонам, и больше всего — школьников. Здесь оборудовано три спуска: для новичков, опытных лыжников и профессионалов. Самая длинная трасса — четыре с половиной километра. Продолжительность горнолыжного сезона на Сахалине — пять месяцев, с начала декабря до конца апреля. Четыре года назад на базе «Горного воздуха» постановлением правительства создана территория опережающего развития с одноимённым названием. Ожидается, что через пять лет поток туристов увеличится с сегодняшних шестидесяти тысяч в год до миллиона человек.

Корсаков, разделивший семьи

Мы пофотографировались, подставляя щёки крепкому сахалинскому ветру, и по той же канатной дороге отправились вниз. Следующим пунктом нашей программы был старейший город Сахалина Корсáков. До него от Южно-Сахалинска сорок километров на юг, вполне московское расстояние. На месте Корсакова издавна стояло поселение айнов. Сюда, в гавань Анивского залива, заходила в 1805 году первая русская кругосветная экспедиция Крузенштерна. В 1853 году стараниями генерала Невельского у этих берегов появилось первое русское поселение на Сахалине, которое называлось Муравьёвский пост, в честь генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьёва-Амурского (памятник ему изображён на пятитысячной купюре).

Через несколько лет поселение переименовали в честь нового губернатора Михаила Корсáкова — Корсаковский пост. Чехов, приехавший сюда на пароходе с северной части острова, прожил здесь около месяца. В книге «Остров Сахалин» он упоминает город как Корсаковск. Когда Южным Сахалином завладела Япония, город получил название Отомари. Японцы построили порт, железную дорогу, два завода, открыли гимназию. В конце августа 1945 года сюда пришла Красная армия, и Отомари стал Корсаковом.

Сегодня Корсаков — это второй по численности населения город Сахалина, здесь живут около тридцати четырёх тысяч жителей. В отличие от Южно-Сахалинска, имеющего чёткую прямоугольную планировку, Корсаков застраивался террасами, по склонам сопок, народные названия его районов — Пять углов, Семь ветров, Моргородок — говорят сами за себя. Главное предприятие города — морской порт, через который идёт восемьдесят процентов грузов Сахалинской области. Отсюда же отправляются пассажирские теплоходы на Курильские острова и в Японию. Несколько лет назад Корсаков получил статус свободного порта, porto-franco, что даёт многочисленные преимущества предпринимателям и туристам.

Пожалуй, главная достопримечательность Корсакова — смотровая площадка на сопке, над обрывом, с которой открывается вид на залив Анива. Морской порт, лежащий внизу и уходящий вдоль берега почти за горизонт, правда, немного снижает степень романтичности этой картины.

На сопке стоит необычный памятник, напоминающий пароходную трубу, изгибающуюся кверху, — Разделённым семьям. На этом месте осенью 1945 года собирались тысячи корейцев (японцы ещё в начале двадцатого века завезли их сюда насильно и использовали на тяжёлых работах). Теперь корейцев освободила Красная армия, и они ждали, что за ними придёт пароход и заберёт их на родину, к своим семьям. Но пароход так и не пришёл. Об этом на мраморной доске у подножия памятника на двух языках изложена грустная история корейцев:

«Август сорок пятого года. В корсаковском порту собрались 40 000 наших соотечественников, насильно завезённых на Сахалин для рабского труда. Они, как дождь в пустыне, ждали желанного возвращения на Родину. Но Япония бросила своих бывших сограждан. Забыли о них и советская власть, и обескровленная родина. С тех пор долгими зимними ночами под вой метели ждали, когда приплывёт к ним корабль с далёкой родины. И долго на этой сопке был слышен плач людей, сгинувших от голода, от холода, от тоски по родине. Но их потомки, словно семена одуванчиков, расцвели на этой земле ростками неистребимой жизни. Родина ныне обрела свободу, и блуждающие души соотечественников вольными птицами устремились на юг. Для них мы воздвигаем на сопке печали корабль, устремлённый в небо».

Мы проехали по улицам Корсакова и отправились в посёлок Пригородное, где на берегу незамерзающего залива в 2009 году построен первый и, кажется, пока единственный в России завод по производству сжиженного природного газа. Газ поступает сюда с севера острова. Здесь при помощи новейших технологий его сжижают (он уменьшается в объёме примерно в шестьсот раз). И прямо в заливе с помощью подводного газопровода и специального шланга, напоминающего клюв цапли, заправляют танкеры топливом.

Вернулись в Южно-Сахалинск мы на закате. Из окна гостиницы я наблюдал, как живописно заходило солнце за сопки, которых ещё вчера не было видно.

Невельск

Сахалин омывается Японским и Охотским морями. Залив Анива и залив Мордвинова, где мы уже побывали, — часть Охотского моря. К морю Японскому относится Татарский пролив, который омывает западный берег острова и отделяет его от материка. Татарский пролив я видел с борта самолётаи сегодня утром решил посмотреть на него воочию. Мне нужно было сделать выбор между двумя городами западного побережья — Холмском и Нéвельском. До них от Южно-Сахалинска одинаковое расстояние: час сорок пять минут рейсовым автобусом и чуть меньше — на такси. Выбор мой пал на Невельск: его население в три раза меньше, чем в Холмске.

Трасса от Южно-Сахалинска к Невельску идёт сначала на юг, вдоль долины реки Сусуя по направлению к заливу и посёлку Анива, так что издалека видна водная гладь бухты Лососей. Потом, около устья реки Лютоги, шоссе поворачивает на запад. У деревушки Огоньки, там где речка Быстрая впадает в Лютогу, путь раздваивается: вправо на Холмск, и прямо — на Невельск. За Огоньками начинается Невельский перевал, дорога петляет горным серпантином. Затем то справа, то слева появляются дачные домики — занесённые снегом, но вполне ухоженные, большинство из них не обнесены заборами. И вот, наконец, вдалеке Татарский пролив. Мы въезжаем в Невельск.

С первого же взгляда Невельск напомнил мне посёлок Провидения на Чукотке, где я работал после четвёртого курса в газете «Полярник»: одна длинная улица, подпираемая сопками, тянется вдоль берега. Сопки, линия железной дороги, улица, дома, море. Сначала, при въезде, нас встречают несколько десятков милых однотипных трёхэтажных домиков, расположенных полубоком к Татарскому проливу. Их построили после семибалльного землетрясения 2007 года, когда пол-Невельска было разрушено (с тех пор уже всё восстановили, и сейчас население города составляет десять тысяч человек). Центр города очень компактный: маленький железнодорожный вокзал, автостанция, чуть поодаль, на главной площади, памятник Ильичу перед краеведческим музеем, а по краям — мэрия и другие городские структуры, дом культуры и школа искусств, которая, судя по внешнему виду, сделала бы честь и любому московскому микрорайону. Напротив школы искусств — большая белая фигура адмирала Невельского, который всматривается в море и сжимает в руках штурвал. Сам Невельской никогда не был в городе, названном в 1946 году в честь него (при японцах город назывался Хонто).

Спустя примерно километр перед путешественником открывается просторная площадь с детскими горками, огромными буквами «Я ❤ Невельск» и каменной беседкой прямо на берегу, внутри которой — памятник сивучам. Сивуч — это крупный тюлень, популяция из четырёх сотен особей живёт примерно с января и до середины лета в районе волнолома морского порта. Кроме Невельска, в мире только два порта, где селятся сивучи, — наш Петропавловск-Камчатский и американский Сиэтл. Для наблюдения за сивучами в их естественной среде поставлено несколько платных биноклей. Честно скажу: сивучей я не увидел, хотя приплыли они сюда, говорят, ещё в декабре. Чтобы их как следует разглядеть, нужно выйти на катере в море. Но у меня такой возможности не было, да и надо ведь что-то на следующий раз оставить, когда приеду сюда как-нибудь летом, с сыновьями.

Напротив площади, на возвышении, стоит небольшой деревянный храм во имя иконы Божией Матери «Призри на смирение», или, как его сокращённо называют, Призренский храм. Внутри он маленький и уютный, в нём удивительное сочетание запаха ладана и дерева.

Я вышел из храма и снова перешёл дорогу. На самом берегу моря стоял белый памятник на тёмном постаменте — Погибшим рыбакам. Один рыбак склонился в молитве, другой машет платком, третий плачет, обняв товарища. Памятник поставили здесь в память об экипажах четырёх рыбацких кораблей, погибших в 1965 году в шторме. Землетрясение 2007 года уничтожило монумент, и нынешний — точная копия старого.

Есть в Невельске и памятник другим погибшим — пассажирам южнокорейского пассажирского самолёта, сбитого над Невельском первого сентября 1983 года. Это небольшой знак из чёрного камня, он едва выделяется среди тротуарной плитки. На нём по-корейски написаны имена всех 269 пассажиров того рейса.

Если по этой улице идти вдоль берега ещё восемь километров, то можно добраться до действующего маяка на мысе Лопатина. Но маяком и морем, которое он освещает, лучше любоваться в тёплую погоду.

«Просахалиненный» Чехов

Невозможно представить, чтобы в каком-либо сахалинском городе не было улицы Чехова. Ни один другой русский писатель, даже Пушкин, не пользуется таким почтением на Сахалине, как Чехов, хотя в разное время остров посетили и другие классики литературы и журналистики — например, Иван Гончаров, Влас Дорошевич.

Чехов отправился на Сахалин в апреле 1890 года. Даже сегодня, спустя сто тридцать лет, когда самолёт до Южно-Сахалинска летит семь с половиной часов, соберись поехать туда для сбора материалов о местных жителях Дмитрий Быков или Захар Прилепин,все были бы удивлены. Путь на Сахалин занял у Чехова три месяца: от Москвы до Ярославля на поезде, затем на пароходе до Перми, оттуда по железной дороге до Тюмени, где в то время заканчивались рельсы. Дальше на лошадях до Сретенска, где писатель сел на пароход и по Амуру дошёл до самого устья. Там, в Николаевске-на-Амуре, он поменял пароход и 11 июля 1890 года прибыл в центр сахалинской каторги пост Александровский (сейчас это небольшой город Александровск-Сахалинский на севере острова).

Чехов приехал сюда хорошо подготовленным: он прочёл практически всю литературу, которая тогда была написана по Сахалину, изучил географию острова, перелопатил множество книг по тюрьмам и праву. «Целый день сижу, читаю и делаю выписки, — сообщал он в письме поэту Плещееву за два месяца до отъезда. — В голове и на бумаге нет ничего, кроме Сахалина. Умопомешательство. Mania Sachalinosa». Кроме того, Чехов заручился поддержкой начальника главного тюремного управления России, который дал ему свободу действий на острове, за исключением общения с политическими заключёнными. Подобное разрешение дал ему и губернатор, и начальник острова генерал Кононович.

Зачем нужно было Чехову, уже к тому времени достаточно известному писателю, лауреату Пушкинской премии, успешному человеку, ехать в страшную глушь, практически на свой страх и риск, в край каторжников, совершенно не освоенный, дикий регион, который совсем недавно присоединили к империи?

Писатель приехал на остров не как турист: он по собственной инициативе провёл перепись всего сахалинского населения (точных данных о количестве ссыльных и поселенцев не было ни у начальника острова, ни у тюремного руководства), посетил более сорока населённых пунктов, общался с тысячами местных жителей, побывал в школах, больницах, тюрьмах, собрал много этнографического материала о коренных народах Сахалина. Кстати, Чехов нарушил запреты и общался с политкаторжанами (сохранились его переписные карточки на ссыльных народовольцев).

14 октября 1890 года писатель отправился из Корсакова на пароходе в обратный путь. Через Японию, Индийский океан, Суэцкий канал и Босфор он добрался до Одессы, а оттуда на поезде в Москву. Дорога через полмира заняла у Чехова два месяца, и 9 декабря он вернулся домой, пробыв, таким образом, в путешествии восемь месяцев.

Работа над книгой о Сахалине шла три с половиной года. Чехов публиковал её отдельные главы в журнале «Русская мысль», а в 1895 году «Остров Сахалин (из путевых записок)» вышел отдельным изданием. Книга произвела ошеломляющее впечатление как на общество, так и на власть. Правительство вынуждено было провести реформу законодательства о каторжанах и ссыльных. Так, после выхода в печать первых глав «Острова Сахалин», в 1893 году отменили телесные наказания для женщин и усовершенствовали закон о заключении браков между ссыльными. С 1895 года государство стало выделять средства на детские приюты, в 1899 году отменили вечную ссылку и пожизненную каторгу, в 1903-м — полностью упразднили телесные наказания. Ещё при жизни Чехова, в 1902 году, литературный критик Богданович дал такую оценку «Острову Сахалин»: «...если бы г. Чехов ничего не написал более, кроме этой книги, имя его навсегда было бы вписано в историю русской литературы». Примерно в то же время сам Чехов сказал о себе с юмором: «У меня теперь всё просахалинено».

Вместе с тем в контексте всего творчества Чехова (а его полное собрание сочинений и писем, напомню, составляет тридцать томов) «Остров Сахалин»известен мало. О нём упоминают в школьных и университетских учебниках как о примере гражданского подвига писателя, но мало кто даже из любителей Чехова осилил эту книгу от корки до корки.

Действительно, «Остров Сахалин» — непростое чтение. Это не юморески Антоши Чехонте, не лёгкие рассказы, не театральные пьесы. Автор никому не грозит кулаком, не выказывает эмоций, не впадает в морализаторство. Чехов с скрупулёзно фиксирует жизнь сахалинцев.

Вот за это и чтут Чехова на Сахалине больше, чем любого другого писателя. В центре Южно-Сахалинска есть целый квартал, посвящённый ему. Прежде всего, это Чехов-центр — Сахалинский международный театральный центр имени Чехова. Здание театра построено в начале 1960-х годов, но его архитектура весьма необычна для тех времён, и я сначала подумал, что это японское здание эпохи Карафуто. Вокруг театра — сквер имени Чехова, где стоят памятники героям его рассказов. Дама с собачкой, толстый и тонкий, человек в футляре, Каштанка и клоун — все скульптуры выполнены в человеческий рост, и при плохом освещении или метели может показаться, что перед тобой живые люди. У дамы и собачки отполированные носы: видимо, это местная примета «на счастье», как в Москве — потереть нос у бедной бронзовой собачки на станции «Площадь Революции».

За сквером находится литературно-художественный музей книги Чехова «Остров Сахалин». У входа нас встречает памятник самой книге: на невысоком постаменте она развёрнута, на левой странице название и дата первого издания, а на правой — рельефный портрет молодого Чехова и его слова о светлом будущем сахалинского края.

В новом трёхэтажном здании музея только первый этаж посвящён «Острову Сахалин» (на втором этаже проходят выставки и конференции, на третьем — кабинеты сотрудников и библиотека, где собрано самое большое в мире число изданий этой книги не только на русском, но и на иностранных языках). Собственно, экспозиция музея не ограничивается одной книгой.

Здесь в нескольких залах прекрасные и очень правдоподобные инсталляции жизни каторжников конца позапрошлого века. Один из них спит на лавке, его руки и ноги закованы в кандалы. Другие играют в карты, третий — надзиратель. Заходишь в другой зал — и попадаешь в туннель, который прорубали каторжане в скалах недалеко от Александровска. Там темно и жутко, слышны звуки капель, падающих с потолка, чавкающей под ногами грязи и даже хриплый кашель рабочих. В третьем зале — инсталляция избы переселенцев, в четвёртом — врач и фельдшер осматривают ссыльного. В пятом — рабочий стол Чехова, причём здесь даже есть вещи, принадлежавшие писателю. В соседнем зале можно заполнить переписную карточку — точь-в-точь такую же, какими пользовался Чехов, переписывая ссыльных.

«Остров Сахалин» я прочёл дважды: когда учился на втором курсе и сейчас. К моменту отъезда дошёл только до половины книги, оставшуюся часть дочитывал в самолёте и по вечерам в гостинице, делал пометки и выписки. Вот одна из них, и, хотя о Чехове на Сахалине можно писать бесконечно, этим фрагментом я позволю себе закончить свои заметки:

«Налево видны в тумане сахалинские мысы, направо тоже мысы... а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого оне будут реветь, когда я уйду. Тут, на берегу, овладевают не мысли, а думы; жутко и в то же время хочется без конца стоять, смотреть на однообразное движение волн и слушать их грозный рёв».

Фото автора