Во время Гражданской войны на Юге России боролись со страшными эпидемиями

Дамы в защитных масках. Начало ХХ в.

Об этом сообщает интернет-издание «Родина».

Юг России стал уязвимым для инфекций по многим причинам. Тысячи демобилизованных солдат прошли через эту территорию после выхода России из Первой мировой войны. Затем разгорелась широкомасштабная Гражданская война. Успехи Добровольческой армии стали сигналом для беженцев из российских столиц, которые буквально наводнили Ростов-на-Дону, Екатеринодар, курортные поселения. Огромная скученность наблюдалась в лагерях военнопленных, на вокзалах, в поездах. Как и везде в России, пережившей войну и революцию, здесь не хватало врачей, медикаментов, средств дезинфекции; оставляло желать лучшего санитарное состояние городов.

Гастролирует «испанка»

«Теперь большая мода на испанскую болезнь. В гостиных — любимая тема. В аптеках — самый распространенный ходкий рецепт. И даже в газетах испанская болезнь идет под особым заголовком», — описывал ростовские реалии в начале октября 1918 г. Виктор Севский (Вениамин Краснушкин), молодой фельетонист и писатель. Далее он предсказывал появление статей и лекций на модную тему — «Пушкин и испанская болезнь», «Импрессионизм в живописи и испанская болезнь», веселой комедии «для взрослых» в театре миниатюр, где молодой человек танцует и поет со жгучей женщиной-испанкой «в легком дезабилье» (то есть слегка неодетая) и «изящном чепчике». Не обошлось в фельетоне без «испанского» сценария «новой фильмы» под названием «Она его сердце разбила на части... Она — испанская болезнь», где роль «испанки» отводилась «несравненной Вере Холодной».

Поразивший Европу, США, Азию в 1918 г. «испанский грипп» (именно испанцы, массово болевшие, первые заговорили о пандемии) проник и в охваченную Гражданской войной Россию. Первоначально не слишком серьезные материалы в южнороссийской прессе о зарубежных «похождениях» «испанки» и фельетоны, вроде приведенного выше, вскоре сменились тревожными сообщениями о первых жертвах. Редакция того же «Приазовского края» даже разработала анкету с вопросами специалистам о природе и особенностях заболевания, эффективности карантинных мер.

Ведущие врачи Ростова-на-Дону — профессора Донского (бывшего Варшавского) университета терапевт А.И. Игнатовский, бактериолог В.А. Барыкин, патологоанатом И.Ф. Пожариский сошлись на том, что этот неизученный еще вид инфлюэнцы поражает преимущественно молодых людей, воздействуя сначала на дыхательные пути, а затем поражает наиболее предрасположенные к заболеванию органы. В первое время эпидемии, когда больные не береглись, наблюдались тяжелые случаи, когда через сутки следовал летальный исход.

После принятия мер предосторожности тяжелые случаи встречались реже, и даже болевшие воспалением легких в основном выздоравливали. Во время эпидемии «испанки» около 25% населения являлись здоровыми носителями микробов этой болезни без всяких признаков заболевания, но при этом заражали других. Местные данные свидетельствовали о смертности на уровне 12-13% среди «тяжелых» больных. Что касается закрытия школ, то, по мнению врачей, важнее было предотвратить скопление людей на улицах, набережной Дона, отменить сеансы синематографов, куда неизбежно стремились подростки. В учебных же заведениях требовалось усилить гигиенические меры — дезинфекцию и проветривание.

Карикатура местного художника А.Н. Воронецкого — зловещего вида дама в испанском одеянии на фоне кладбищенских крестов — визуализировала серьезность ситуации. В ходу были грустные каламбуры типа «в театрах упали сборы, потому что теперь гастролирует «испанка»«. Впрочем, «испанская» тема к середине ноября уже потеряла былую остроту. Ее перебила начавшаяся новая эпидемия. 

Плакат времен Гражданской войны

На повестке дня — тиф

Первое время тиф был профессиональной болезнью военных. Инфицированные имелись среди участников Ледяного похода Добровольческой армии, но более всего их было среди красноармейцев — почти половина от общего количества. По оценкам современников, отступлению Красной армии тифозная вошь способствовала больше, чем натиск противника.

В Екатеринодаре, ставшем «белой» столицей, в ноябре 1918 г. было уже около 200 тифозных больных. Но все только начиналось. Как сообщали местные газеты, в январе 1919 г. в городе болело тифом полторы тысячи человек, а в феврале еженедельно заболевало до восьмисот.

«На кладбище маленького Екатеринодара во время похорон моего хозяина Ерошова (крупного промышленника, в доме которого получил приют бежавший из Москвы князь Долгоруков), умершего от тифа, подошло 5-6 похоронных процессий. Мрачная картина, напомнившая сцену из "Пира во время чумы" в Художественном театре», — вспоминал современник. Среди жертв эпидемии — «кубанский Третьяков» Ф.А. Коваленко — основоположник и бессменный директор Екатеринодарской картинной галереи.

Не лучше обстояло дело и в Ростове-на-Дону, несмотря на подвижничество медиков, в том числе профессоров и студентов медицинского факультета Донского университета и Женского медицинского института. Многие из них заразились, умер 44-летний профессор И.Ф. Пожариский. Уход за тифозными больными на дому стал опасным, но при этом популярным делом для людей, имевших какие-то базовые навыки. Газеты пестрели такого рода предложениями. Рекламы страховых компаний призывали позаботиться о родных и скорее застраховать жизнь.

Кто и как сражался с эпидемией

Казачьи и «добровольческие» власти озаботились созданием дезинфекционных отрядов, специализированных лазаретов, для которых у граждан реквизировали белье. Бани с возможностью не только «помывки», но и дезинфекции вещей, бесплатно обслуживали военных, беженцев и беднейшее население.

По всей территории, подконтрольной Добровольческой армии, открывались эвакуационные и врачебно-питательные пункты, военные госпитали. Массовая эвакуация больных считалась недопустимой. Важно было аккумулировать силы медицинских и военно-медицинских ведомств, Красного Креста, Союза городов, Земского союза, органов самоуправления, ликвидировать недокомплект врачей в строевых частях, достигавший 35%. Все белье санитарного персонала и служащих железных дорогах предписывалась обрабатывать «насекомоядом», состоящим из креозола или неочищенной карболки, зеленого мыла и нефтяных остатков.

Бактериологический институт. Ростов-на-Дону. Фото 1920-х гг.

На Кубани борьбу с опасной инфекцией курировал председатель Краевой санитарно-исполнительной комиссии В.А. Юревич — опытный бактериолог, профессор Военно-медицинской академии. В годы Первой мировой войны он обеспечивал противоэпидемические меры на Кавказе и в Средней Азии, с июня 1917 г. возглавил Главное военно-санитарное управление Русской армии. После переезда с Кубани в Крым в конце 1919 г. Юревич наладил там производство сывороток и вакцин против холеры, тифа, дифтерии.

Научным и методическим центром борьбы с эпидемией на Дону стал ростовский Бактериологический институт, находившийся в ведении Всероссийского союза городов. Его директор, и одновременно заведующий кафедрами бактериологии двух ростовских вузов В.А. Барыкин еще недавно возглавлял бактериологический отряд для обслуживания Кавказского фронта. Студенты и врачи «до дыр» зачитывали его оперативно изданные «Лекции по эпидемиологии и бактериологии сыпного тифа». Пресса обнадеживала население сообщениями о практиковавшимся Барыкиным способе лечения сыпного тифа, который заключается в впрыскивании больным ртути и сыворотки из крови выздоровевших от сыпного тифа.

Сыворотка действительно была эффективной. Первыми ее получили 158 врачей и сестер, работавших в тифозных бараках, причем более половины были иммунизированы трижды. Только семеро заразились тифом, из них двое умерли. Бактериологический институт снабжал своей продукцией прививочные отряды, госпитали и лазареты, армейские подразделения, учебные заведения, частных лиц. Большая разъяснительная работа велась на страницах газет.

«Правой рукой» Барыкина был молодой доктор П.Ф. Здродовский, в будущем известный микробиолог и иммунолог. Большую помощь оказывали студентки-медички, среди которых выделялась Зинаида Ермольева. Позже она занялась ликвидацией эпидемии холеры на Дону, в Средней Азии, в осажденном фашистами Сталинграде. Созданный З.В. Ермольевой первый отечественный антибиотик спас множество жизней.

Весной 1919 г. количество больных тифом сократилось, однако врачи прогнозировали появление летом холеры и дизентерии, а осенью — неизбежное возвращение тифозной эпидемии. Срочно предлагалось принять меры по обеспечению качества питьевой воды, чистоты в местах общего пользования. На всех железнодорожных станциях должны были быть исправные кипятильники. Лето прошло в эпидемиологическом плане спокойно, несмотря на то, что вспышки инфекционных болезней возникали в городах и на переполненных курортах Черноморского побережья и Кавказских Минеральных Вод.

Реклама страхования жизни в журнале «Донская волна», 1919 г.

Тема борьбы с эпидемиями была центральной на осенних съездах врачей в Новочеркасске, Ростове-на-Дону, Екатеринодаре. Подчеркивалась необходимость «не формально, а фактически» обеспечить население амбулаторным и коечным лечением, ввести обязательные прививки от брюшного тифа и холеры для работающего населения. Военнопленных, работавших на предприятиях Дона, предлагалось заблаговременно пропускать через особые изоляционные пункты. Разрабатывались меры по страхованию медицинского персонала. На Кубани готовили открытие медицинского факультета и создание на базе небольшой бактериологической лаборатории Северо-Кавказского бактериологического института (эти проекты реализовались через год). Но на раскачку времени не было. Уже в сентябре 1919 г. очаги заразных заболеваний начали разгораться: отовсюду поступали данные о больных сыпным, возвратным, брюшным тифом. Не исключалась угроза бубонной чумы, случаи которой имели место в соседней Турции.

«Два врача на триста коек...»

Стремительное отступление белых и последовавших за ними беженцев под натиском Красной армии в конце 1919 — начале 1920 г. обострило эпидемиологическую ситуацию до предела. В Ростов-на-Дону, Екатеринодар, другие города поступали тысячи больных с фронта. Под сыпнотифозные госпитали оборудовались все мало-мальски пригодные помещения. Статистику заболевших, особенно среди мирного населения, уже не вели.

Апогеем катастрофы стала ситуация в перенаселенном Новороссийске. Городской голова Л.А. Сенько-Поповский телеграфировал 3 декабря 1919 г. главному начальнику санитарной части Добровольческой армии С.В. Шереметьеву: «В тифозном госпитале на 300 коек всего два врача и они не в силах справиться».

Десятки тысяч человек с чемоданами, корзинами, узлами спали, где попало, питались, чем попало, не имели возможности помыться и сменить белье. Тиф не щадил ни простых обывателей, ни известных лиц. «Дул норд-ост. Косил тиф. Скосил он и буйного Пуришкевича, на похоронах которого было много народу. Уже в конце февраля, перед эвакуацией, умер от тифа и кн[язь] Е.Н. Трубецкой. Грустно было его отпевание: — простой, дощатый гроб, почти пустая церковь» — вспоминал один из лидеров кадетской партии П.Д. Долгоруков.

Рецепт выживания от академика Вернадского

Среди огромной массы народа, оказавшейся на белом Юге, был один из самых авторитетных ученых России — Владимир Иванович Вернадский. 57-летний академик приехал в Ростов-на-Дону 9 декабря 1919 г., в разгар эпидемии тифа, чтобы предотвратить закрытие молодой Украинской Академии наук, которую возглавлял. Потом ученый перебрался в Екатеринодар. Несколько дней, ожидая корабля в Крым, провел в Новороссийске. Встречался с товарищами по кадетской партии, выступал на заседаниях научных обществ, публиковался в прессе. Новороссийск покинул в добром здравии.

Академик Владимир Вернадский

Первые симптомы заболевания Вернадский почувствовал 20 января 1920 г., когда был уже в Ялте, в кругу семьи. Диагноз сам себе поставил безошибочно — тиф. С «тяжелой», но «умственно ясной и свежей» головой он обдумывал структуру книги о живом веществе и «с удовольствием читал». Последовавшее затем критическое состояние продолжалось около месяца. За это время лечивший его врач К.А. Михайлов заразился и умер, а ученый, находившийся между жизнью и смертью, размышлял о смысле бытия с религиозно-философских позиций и расписывал следующие четверть века своей жизни. В деталях визуализировались исследования в Британском музее, создание и многолетняя деятельность Института живого вещества в США, написание книги по минералогии, «которая должна была внести в мировую культуру результаты русской культурной работы», карьера детей и взросление внуков.

Для осуществления намеченного нужно было, по крайней мере, выздороветь. И это произошло. Академик быстро вернулся в строй, возглавил Таврический университет, ректор которого Р.И. Гельвиг в октябре 1920 г. умер от сыпного тифа. И еще — Вернадский решил глубже вникнуть в жизнь паразитов, чем и занялся в последующие 25 лет своей жизни.