«Благодаря Богу я перестала умирать»: как приходят к вере современные студенты

«Я дал Господу время ответить»

Алексей Козлов, 27 лет, окончил бакалавриат и магистратуру филфака МГУ. Доцент факультета гуманитарных наук ВШЭ, пономарь храма Всемилостивого спаса в Митине.

Меня крестили в детстве, скорее, по традиции. Родители не очень верующие, но при этом мама — филолог, занимается древнерусской книжностью. У нас дома была «Библейская энциклопедия» архимандрита Никифора, Библия, — а я любил читать всё, что попадается под руку.

Я пришел к вере через не очень, на самом деле, христианское чувство — эдакую религиозную инаковость, которая меня всегда завораживала. Первым толчком была опера Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда», которую мне показали в семь лет (меня в ней больше всего поразил вовсе не образ Христа, а нечто противоположное: образ священников — такие они были черные, надменные, отделенные от всего мира). А потом, классе в восьмом: книга священника Михаила Ардова «Мелочи архи…, прото… и просто иерейской жизни» — по сути, сборник церковных анекдотов. Разлитый в ней вайб «инаковой» церковной культуры меня очень увлёк. В какой-то момент у меня появился молитвослов – совершенно случайно и тоже из культурных соображений.

Как, наверное, и все, я переживал в подростковом возрасте чувство, что я какой-то «не такой», «неправильный». Мне кажется, что с этим ощущением инаковости и отделённости Господь и стал работать…

Религиозные практики мои начались с вечерних молитв из молитвослова. Сейчас я никому бы не советовал их для начала воцерковления, но тогда эта жёсткая покаянная риторика подействовала на меня как-то правильно. Потом я ещё прочитал у Антония Сурожского, что «надо дать Господу время ответить». Я специально вставал на колени и молчал, давал Ему время.

Не скажу, что родители положительно отнеслись к моим увлечениям. Я много бывал за вечерними богослужениями, когда учился в старшей школе, несколько раз был у исповеди, но никогда не был на литургии. Почему? Ну, вечером в субботу мальчику можно погулять, куда он пошел – это его дело. А вот рано утром в воскресенье подросткам гулять не принято. У меня не было дерзновения заявить папе и маме о том, что я пошел в церковь, не хотелось сложных разговоров.

Затем я поступил в МГУ на лингвистику, поселился в общежитии. Начался Великий пост и я благодаря моему воцерковлённому одногруппнику раскачался-таки до того, чтобы причаститься. И дальше с некими взлетами и падениями пошла моя уже по-настоящему церковная жизнь. Интересно, что это был тот Великий пост, когда случилась акция Pussy Riot – 2012 год.
«Светлая» часть христианства — акцент на любви и прощении — стала для меня главной совершенно не сразу. Даже Евангелие я целиком прочитал уже после нескольких лет церковной жизни!

Нет, конечно, я помнил много цитат из апологетической литературы, хорошо знал то, что читается по воскресеньям и праздникам за богослужениями, следил за текстом на службе Страстного четверга. Я был как неграмотный грек из первого тысячелетия — знал только то, что читалось в храме. Когда я стал ходить в храм в Митине, священник, который меня исповедовал, однажды спросил: «Скажите, какие у вас отношения с Богом? Вы Его любите?» То, что можно сказать просто «Господи, я тебя люблю», тогда мне в голову не приходило. Мне кажется, я все больше понимаю, что главное, что второстепенное. Главное — это Бог и действие Божие в моей жизни. И главное, чем нужно интересоваться — это Богом.

Сейчас я преподаю в Вышке, большинство моих коллег и студентов далеки от Церкви. Конечно, мои коллеги супервежливые и супертолерантные! Но я не могу не ощущать, что религиозность – это преграда для общения и дружбы. Не абсолютная, но такая, которую всё-таки надо преодолевать. У меня сейчас такой период, когда в социальных сетях хочется писать много текстов религиозного содержания. Я понимаю, как это может быть некомфортно: открываешь ленту, бац — а там проповедь на Обрезание! — и очень благодарен тем, кто это терпит. Замечательный опыт толерантности, на самом деле.
В моей жизни бывают скорби, иногда сильные. Может ли Христос меня от них избавить? Может. Он ведь Всемогущий. Он меня будет обязательно от них избавлять? Нет, обязательно — не будет. Он не обязан. Он сам страдал: в Гефсиманском саду, на кресте. Быть с Ним – не гарантирует ничего кроме того, что если ты с Ним, то ты с Ним. И это очень много: Он больше, чем весь мир.

Кроме всего прочего вера дала мне понять, что надо заниматься не тем, что престижно, а тем, что прекрасно, и уметь отличать страстную восхищенность наукой («Вау, я делаю крутую штуку!») от созерцания красоты и гармонии во всяких сотворенных Богом вещах. 

СМСки от Бога

Елена Будникова, 35 лет. Окончила бакалавриат в РУДН, магистратуру и аспирантуру в МГТУ им. Баумана, бакалавриат по истории искусств в РГГУ.

Я выросла во Владикавказе, в окружении мусульманских республик. Меня крестили года в два, мама пару раз отвела нас с сестрой в храм, чтобы поставить свечку перед экзаменом в школе. В подростковом возрасте был интерес к вере, я попыталась носить крестик. В 17 лет переехала в Москву, поступила в РУДН на техническую специальность.

У меня начались «студенческие вольнодумства», и я решила быть агностиком, сомневаться, пока не найду прямых доказательств. Плащаниц несколько, что за ерунда? Куда пропало тело Христа? Откуда сходит Благодатный огонь? Все эти «скандалы, интриги, расследования» непременно хотелось изучить!

В какой-то момент мне стали приходить, как я их называю, «СМСки от Бога». Например, в романе Михаила Шолохова «Поднятая целина» один из героев, поляк, читает «Камо грядеши» (роман польского писателя Генрика Сенкевича о жизни первых христиан – прим.ред.). Меня так взволновало это название – что это за фраза, что она означает? Через некоторое время иду по Арбату мимо развалов букинистов, подхожу к одному из них, а там на самом видном месте – книжка «Камо грядеши», стоит 10 рублей. Окей, я услышала.

А однажды я зашла в гости к подруге, у неё была огромная полка с книжкам. Она спросила, какую бы я взяла. Я хотела назвать другую книгу, модную, но почему-то сказала: «Несвятые святые». Оказалось, что подруга купила ее в этот день. Я открыла книгу и уже не смогла оторваться.

Сижу в общежитии, на убитой кухне, у меня за плечами несколько очень трагичных событий. Закрываю книгу и думаю: «А где мой крестик?». Я увидела в книжке такие же события, как и в моей жизни, поняла, что это был голос Божий, который меня звал. Все мои агностические выводы рассыпались, стало очевидно, что Господь есть, что Он рядом, и Он меня любит. Я полезла на антресоль, отыскала крестик и решила: завтра нужно пойти на службу, ведь будет воскресенье.

Потом я ходила на службы в разные храмы Москвы, пыталась понять тексты молитв, литургии. Пошла в двухлетнюю воскресную школу при Третьяковской галерее. Получилось все как у ранних христиан: год оглашения, а потом причастие.
В период неофитства мне очень хотелось говорить о Боге. Сначала меня вежливо слушали, а потом старались не пересекаться (смеётся).

Моя семья очень переживала, что я «ударилась в религию», что я перестану жить нормальной жизнью. Сестра относилась с недоверием, кто-то высмеивал. Я работала в Бауманке, а в технической среде не принято говорить о вере. Я стеснялась перекреститься или сказать коллегам, что тороплюсь на вечернюю службу, – это расценили бы как «православие головного мозга».

Приход к вере совпал с переоценкой многих взглядов. Я поняла, что хочу заниматься археологией и историей искусств, ушла из аспирантуры, поступила в РГГУ. Путь к новой профессии был очень гладким и гостеприимным, я чувствовала в этом Божий промысел, Его поддержку. Я чувствовала, что Он не зря дал мне таланты, и когда я живу сообразно с Его волей, передо мной открываются все двери.

Я искала работу в новой сфере и познакомилась с отцом Дмитрием Лином, настоятелем храма преподобного Федора Студита у Никитских ворот, попала к нему в археологическую экспедицию. После этого у меня появились знакомства в храме, мне поручили заниматься молодёжной работой. 

В первые годы воцерковления я боялась прийти в храм и не знать, как выглядит какой-нибудь апостол, как читать какой-нибудь акафист. Все время думала, что недостаточно православная, этот невроз прошёл у меня совсем недавно. Первая поездка в экспедицию меня от этого избавила, я увидела, что верующие ребята простые живые люди, они могут говорить не только о Боге, ходят в шортах, могут обливаться водой, играть на гитарах, шутить. Мне-то казалось, что надо, читая акафист с постной рожей, сплестись духом и только так общаться (смеется).
Вера дала мне чувство собственного достоинства, я почувствовала, что я в глобальном смысле ребёнок Бога. Моя мама – очень непростой человек. Воцерковление спасло и на долгое время продлило отношения с мамой, позволило относиться к ней терпимо и прощать.

У меня поменялись отношения с парнями. Я никогда не была распущенной, всегда была настроена на семью. Но такие вещи как воздержание до брака стали для меня не просто правилом поведения, а глубоким принципом, который уже не надо никому объяснять. Это усложняет многое, но и упрощает. Такая честность сразу отсеивает людей, которые тебе не подходят.

«Благодаря вере я перестала умирать»

Дарья Фроловская, 21 год, 1 курс истфака ННГУ им. Лобачевского, сейчас переводится в ПСТГУ на богословский факультет.

С восьми лет я хотела быть астрономом, учиться в Санкт-Петербурге. Но все были против: родители, учителя, друзья. Для 17-летней школьницы это было очень травматично. Я отказалась от всех дополнительных экзаменов по ЕГЭ, и у меня сорвало крышу: я не находила себе места, злилась на всех вокруг. Но в то же время, оказываясь на улице, заходила в каждую церковь. Я искала материнскую защиту, заступничество у Божьей матери. После этого мне становилось легче, потом я снова приходила в церковь. Так я обошла почти все храмы у нас в городе.

В тот момент мне уже диагностировали депрессивный синдром, я принимала таблетки, но лучше мне не становилось. Так прошло два года. Я сидела дома, никуда не поступила. Мне было 19 лет. В интернете я наткнулась на журнал «Фома». Читая статьи о богословии, православии, святых я вновь почувствовала себя здоровой, живой и счастливой. Я стала читать православную литературу постоянно.

Наконец, в 21 год я поступила на истфак. И оказалось, что это было наиболее мне полезно. Я встретила очень много людей, которые поддержали меня.

Сейчас я молюсь каждый день, хотя не всегда целиком отстаиваю службы. Большая проблема сейчас – прийти к таинству причащения из-за того, что надо исповедоваться. Я не вполне доверяю людям, боюсь, что священник либо начнёт меня наставлять слишком строго, либо осуждать (был неудачный опыт). Я понимаю, что отказываюсь от причастия к Господу, что все таинства совершает Он, что причащаться – вопрос жизни и смерти. Но человеческая слабость такова, что перешагнуть через неё мне сложно.

Я завела инстаграм, подписалась на разных священников, матушек, журнал «Фома» и так далее. Однажды я увидела анонс марафона «Лики Христа в творчестве Достоевского», который проводил портал «Иисус». Это был шанс! Достоевский – мой любимый писатель. Я выполнила все задания и победила.

Оказавшись на награждении в Москве, я решилась спросить о своей давней мечте – поступлении на богословский факультет. Я подошла к жене шеф-редактора портала «Иисус» Максима Калинина Марине и рассказала ей о своем желании послужить Богу. Марина обещала помочь. Удивительно, что мои родители, которые раньше были против учебы в другом городе, сразу сказали: «Тебе надо ехать». Сейчас я перевожусь в Свято-Тихоновский университет.

В будущем я бы хотела заниматься социальной работой, создать семью, взять ребёнка из детского дома. Я обрела в вере понятие служения: служение семье, людям, всё это – служение Богу.

Моя жизнь обрела смысл, она перестала быть умиранием. Почувствовав Бога, ты идёшь не к концу, а к Господу. Цель – это не бессмертие, а жизнь со Христом. Перевод в другой вуз, улучшенные отношения с родителями, с окружающими – это уже второстепенное. Главное, что я обрела мир в душе.

Мама всегда говорила, что православие – это очень жесткая религия. Жесткости я не нашла, но нашла любовь.

Коллажи Татьяны Соколовой