Мариуполь: город, который жив

Попутчики

— В какой-то момент ситуация стала настолько жуткой — два этажа были полностью заставлены койками с ковидными больными. Катастрофически не хватало людей, мы не знали, что делать… И владыка Пантелеимон, глава синодального отдела по благотворительности Русской Православной Церкви, вдруг приехал на «скорой помощи» и привез отряд добровольцев! И мы справились. Это была необыкновенная реакция! — рассказывает Екатерина Кузьмина, главврач Шуйской районной больницы в Ивановской области. Спустя год уже она сама едет в авто скорой помощи как доброволец. 

Екатерина, по специальности пульмонолог, в машине единственный врач. Остальные волонтеры — люди, которые прошли специальную подготовку в Учебном центре церковной больницы святителя Алексия и отработали всю пандемию в «красной зоне». 

— У меня был случай: 92-летняя бабушка очень не хотела жить — и уехала здоровой! — вспоминает свою работу в Коммунарке психолог Фёдор Анищенко. — Вообще у людей старшего возраста часто манифестируют суицидальные мысли… А моя задача была ее кормить. Но я четко вижу: кормишь хорошо человека — он расцветает. Кормишь плохо — он начинает чахнуть. Поэтому не мытьем, так катаньем начинаешь по ложечке… ну, что там у вас, совсем ничего не хочется? А что, вас больше не радует ничего? А дети есть? Она: «Да, сын…» И тут вижу, у нее глаза прямо открываются, начинаю разговаривать про сына — оп, ложку, вторую… Нашел потом ее сына, они поговорили — и она стала выздоравливать! 

Больше тысячи километров в авто скорой помощи — само по себе приключение: всего три пассажирских кресла на шесть человек, включая нас с оператором. Кому-то приходится сидеть на жесткой скамейке, а кому-то — лежа на каталке для пациента. В дороге я лучше узнаю людей, которые не брезгуют менять подгузники немощным взрослым и не боятся ехать туда, где стреляют и введен комендантский час. 

Подруга Екатерины Кузьминой — Анна Богаделина, еще один ветеран «красной зоны», руководит текстильным предприятием «Шуйские ситцы», которое делало постельное белье для IKEA. В ее подчинении — две тысячи человек:

— Те события, которые я наблюдала из новостей… я не смогла остаться равнодушной. Когда появилась возможность приехать в Мариуполь и людям помочь, я сразу поехала. 

«Старшая» волонтерской смены Ирина Монакова — приемная мама двух подростков. Забирала их, как рассказывает, из детского дома на Дальнем Востоке. 

— Конечно, было вот это с дочерью: «Ты мне не мать!» Но я спокойно говорила: «Да, не мать. Но если у нас получится, мы станем настоящей семьей. Если нет, нам надо потерпеть совсем немного. Тебе исполнится 18, ты получишь квартиру и мы больше никогда не увидимся». Но, кажется, все получается. Сейчас дочка в лагере, а сын в больнице. И у меня появилось время съездить поволонтерить.

Все мои попутчики едут на Донбасс впервые. Волонтерская смена длится 10 дней, после чего такая же скорая увозит группу в Москву, а на ее место приезжают новые энтузиасты — курсы по уходу за больными и ранеными уже прошли более 300 человек (кстати, принимают на них людей независимо от вероисповедания). Некоторые остаются на несколько смен подряд. Что, впрочем, не всегда на пользу добровольцу: работа тяжелая, и люди могут выгореть… 

— Первые добровольцы, когда возвращались, открывали настежь окна в автобусе, ведь привести себя в порядок было негде, а они, бывало, и двухнедельные трупы таскали, вся одежда пропахла… — говорит Ирина. Пока в Мариуполе шли бои, медицинские волонтеры ухаживали за пациентами в ЦРБ Новоазовска в 50 километрах от города — туда привозили много раненых, в том числе из района «Азовстали».

В пути Ирина Монакова предупреждает о технике безопасности: в дороге не сходить с обочины — можно подорваться на мине; не посещать пациентов на дому в одиночестве; не есть ничего, что могут предложить на выезде местные жители:

— Люди травмированы, у многих серьезные психические расстройства. И мы не знаем, как они к нам отнесутся. Уже был случай, когда местная жительница угостила чем-то врачей в зоне конфликта: двоих после этого не откачали… 

Первую ночь мы проводим в монастыре на окраине Ростова-на-Дону — вместе с беженцами, которые нашли приют в обители. Общий душ в конце коридора — последнее место, где можно полноценно помыться. Впереди нас ждут «походные условия», в которых уже пять месяцев живет весь Мариуполь. 

После границы

Чтобы попасть в Донецкую Народную Республику (признана Россией, Сирией и КНДР — «ТД»), на территории которой находится Мариуполь, надо пройти погранконтроль. Позже мы поедем в Мелитополь — и будем проходить уже новую границу, с Запорожской областью Украины, частично находящейся под контролем Вооружённых сил РФ. Кроме погранконтроля, о том, что это сегодня разные страны, напоминают мобильные операторы: в ДНР не ловит российская сотовая связь. Ирина одалживает мне сим-карту местного «Феникса» (он перестанет принимать звонки сразу после выезда из ДНР в сторону Мелитополя) и две карточки, которыми можно пополнить баланс на 100 рублей. Такие, где стираешь полосу монеткой и набираешь смс с кодом… Купить их в городе проблематично: надо отстоять многочасовую очередь. 

От границы нас забирает другая машина. Водитель-волонтер Дмитрий — староста московского храма царевича Димитрия, который отправился сюда по благословению в свой отпуск, — лихо объезжает выбоины на дороге и воронки от снарядов. Опыт есть — он бывший военный. Впрочем, большая часть ям уже засыпана. 

Город появляется справа вдалеке. Мы заезжаем со стороны Левого берега, и сначала кажется, что дома целые. И действительно: в Мариуполе осталось много внешне нетронутых кварталов. Но если вглядеться, почти на каждом доме — то копоть от пожаров, то дыра от снаряда вместо оконного проема. 

Мы проезжаем почерневшие дома в виде буквы «П» — центральные подъезды у них полностью обвалились, груды металла и арматуры на месте бывшего рынка, гигантские горы строительного мусора после расчистки завалов, разрушенные заправки и депо с раскуроченными трамваями, заборы с надписями «Люди» и «Дети», а еще « Слава Україні» с припиской «в составе России»…  И над всей этой картиной постапокалипсиса светит жаркое южное солнце, поют птицы, шумит ветер в листве деревьев и ходят люди. Много людей! 100 тысяч человек оставалось в Мариуполе даже во время самых страшных обстрелов — и еще 100 тысяч, по примерным подсчетам, вернулось за последние недели. 

— Мы бежали отсюда в марте — мина метрах в 50 от нас упала, но к счастью, не разорвалась, а то бы нас не было… Сейчас моя свекровь, 102 года, в славном городе Покров Владимирской области. А я вернулась из Питера, чтобы работать директором музыкальной школы, — говорит Лариса, которая остановилась спросить, как объехать разрушенный мост в районе «Азовстали». 

— А что, есть кого учить? 

— Еще как! У нас-то здание было построено еще до Великой Отечественной войны, было изначально в плохом состоянии. А сейчас его отремонтируют и к сентябрю откроемся. 

В Мариуполе действительно много детей: гуляют мамы с колясками, на ступенях разрушенного драмтеатра сидят подростки — говорят, там хорошо ловит Интернет. Примета города — человек с баклажкой воды. Ее носят от больших бочек, которые регулярно наполняют машины с надписью «Z»...

В церковной ограде

— Воду экономим! Пользуемся своей, которую привезли из России, — предупреждает волонтеров Ирина Монакова. — Пока бочку не наполняли, в храме собирают дождевую воду. 

Мы оставляем вещи в храме святого Владимира на Левом берегу — наше пристанище на все время смены. Настоятель отец Михаил лично вывозил своих прихожан из подвалов. В трапезную с разбитыми окнами то и дело приходят люди — за тарелкой горячей еды (готовят на плитке от генератора), средствами гигиены или просто обменяться новостями: не у всех до сих пор есть мобильная связь. 

— Вот почему сделали «фильтрацию» в Новоазовске? — спрашивает одна из женщин в храме. — Без нее нельзя выехать в Россию, а до Новоазовска как доехать? Регулярного сообщения нет, денег тоже нет…

Думаю о том, какой хорошей идеей было взять налобный фонарик: электричества нет, туалет только уличный — типа «выгребная яма». Посреди разрушений территория храма кажется каким-то оазисом: в загоне бродят павлины, а в трапезной сидит попугай Жако, который, когда на него не смотрят, смешно болтает: «Добрый вечер», «Отче наш», «Господи, помилуй». В реальность возвращает глубокая яма у ограды — «прилет». И изрешеченная осколками стена церкви... 

На выезде

— Сегодня у нас выезды — осмотр людей, которые живут в подвалах, и перевязка пациента с ампутацией, — дает задание Ирина. — Предыдущая смена передала, надо его очень тщательно осмотреть, нога выглядит плохо… 

Пациент Николай живет в частном секторе. Во дворе — мангал для приготовления пищи. Впрочем, такие же стоят и у каждого многоквартирного дома в Мариуполе… На двери — большая фотография с надписью «Самым любимым родителям. 2013 год». И в полном мужчине на снимке сложно узнать изможденного человека, лежащего на кровати… 

— Добрый день! Я доктор, меня зовут Екатерина Викторовна!

— Добрый день! Но я вас не запомню, потому что я слепой… 

Незрячий из-за сахарного диабета Николай, стоя на коленях, копал окоп в своем дворе, чтобы спрятать туда семью. Родных он спас, но ценой своей ноги — минимальная травма привела к гангрене, вылечить которую под обстрелами было невозможно.

— Нужна повторная ревизия раны в операционной: плохое заживление культи, — выносит вердикт Екатерина Кузьмина. Волонтеры уговаривают Николая поехать с ними в больницу. 

Пациентам, которым нельзя помочь на месте, предлагают выехать в Москву в больницу святителя Алексия. Это единственное в Москве медучреждение на балансе Русской Православной Церкви. И что особенно важно в данной ситуации, в этот многопрофильный лечебный центр принимают людей независимо от наличия регистрации в столице и даже российского гражданства. В больнице уже прошли лечение более 30 жителей Мариуполя. 

Решение о выезде принимает сам пациент. Многим оно дается непросто. У Натальи Прозоровой внучка в Норвегии, но сама она уезжать не желает — ни в Европу, ни в Россию, предпочитая жить в подвале с 4 марта… 

— Я не хочу уезжать из Мариуполя, я здесь родилась, — рассказывает Наталья, готовя еду на костре. — Да, нам обидно, больно, что все так получилось, но я такой человек, что вхожу в положение президента России: надо и оборонять, и защищать нас. Украинские войска нас пугали: мол, придут чечены, всех порежут, всех изнасилуют — даже старух. А я говорю: «Не надо паники: им делать больше нечего, как нас всех тут насиловать и резать!» Так они брехали, будто русские солдаты ловят наших людей и переливают их кровь своим в подвале. Что лаборатория еще за ними ездит! А мы даже слово матом ни от кого не слышали. Они приходили: «Вам не холодно? Может, вам что-то покушать?»

(Кстати, противоположную точку зрения в Мариуполе сейчас встретить сложно. Вероятно, те, кто думает иначе, из города уехали).

Наталья Прозорова

Муж Натальи Олег тоже получил гангрену от несвоевременного оказания помощи — ему отрезали полступни: «Профессор из Москвы меня оперировал, а ассистенты были из Красноярска. Отлично все сделали — я, видите, на двух ногах хожу!» 

Пока врач осматривает их соседку — 13-летнюю девочку с инсультом — Олег и Наталья показывают нам свой двор. Все дома в нем полностью разрушены: «Вот тут рухнул подъезд и похоронил заживо трех человек. По всем домам снайперы сидели. И половина из них — девки…» Во дворе местные жители приспособили под полку ящик от «Града», а в кустах лежат отработанные ручные гранатометы…

— Здравствуйте! Как вас зовут? 

— Валентина Павловна.

— Эта рука? 

— У меня вот до сюда еще опухоль какая-то пошла. 

Во дворе в соседнем квартале, под открытым небом врач осматривает пациентку со злокачественным новообразованием. Рядом ее соседи лепят на столе пирожки. Они тоже уже пять месяцев живут в подвале… 

— У нас еще 15 кошек, у вас случайно нет ничего для них? — спрашивает женщина, делая кружочек из теста. — До Пасхи тут ни о каких волонтерах даже речи не было, мы были просто брошены под обстрелами… В соседнем доме был годовалый ребенок, и его мама не могла сюда добежать 50 метров, потому что снаряды летели. Если, допустим, она прибегала поставить кипяточек на огонь, то чтобы вернуться обратно, надо было ждать, пока обстрелы не закончатся. А они все не заканчивались...

— А почему вы не хотите выехать в Россию?

— А где нас ждут, скажите? — подключается к разговору ее соседка. 

— Но там хотя бы будет вода…

— Так и у нас вода уже есть, привозят, спасибо большое! — говорит жительница, показывая на пластиковую бочку у стены. — А где будут рады четверым детям? Да еще внучке четыре месяца...

— Мы ночевали в Ростове в монастыре, там было много женщин с детьми, к ним хорошо относились... 

— В Ростове хорошо относятся к тем, кто с Мариуполя. А в других городах?..

В больнице

…Волонтеры дежурят в больнице интенсивной терапии в Центральном районе. 

— Эта больница была единственной, которая оказывала помощь населению во время боевых действий, — рассказывает Алексей Заров, главврач церковной больницы святителя Алексия, травматолог. Он приехал в Мариуполь на следующий день после нас, проделав весь путь от Москвы за рулем. Выкроил два дня своего отпуска, чтобы лично узнать, какая требуется помощь.

В первый раз Заров прибыл в Мариуполь 5 апреля, еще во время боевых действий. Вместе с коллегами-врачами из других городов они организовали в Мариуполе волонтерский медицинский центр в здании стоматологической клиники, хозяин которой погиб:

— Картина страшная была… И самое страшное — не разрушения зданий, а состояние людей, их позы, как они передвигались, как общались… Да они практически не общались между собой, находились в таком замкнутом состоянии. Многие были в грязной одежде, с грязными руками, было видно, что они все свои усилия пытаются собрать, чтобы просто сохранить человеческое достоинство. Люди приходили к больнице интенсивной терапии как к какому-то месту, где они могли получить помощь, даже иногда без особой видимой причины. Я кому-то гипс накладывал. Люди набирали воду из бочек с водой, которые стояли у больницы.

В больнице волонтеры ухаживают за лежачими пациентами, кормят их, моют. Мужчины помогают таскать по лестницам носилки с больными: лифт не работает, хотя электричество с помощью генераторов уже провели на несколько этажей. 

— Я люблю менять памперсы! Наверное, я просто люблю людей, — улыбаясь, говорит Фёдор. — И в этот момент можно людей заразить позитивом. Если ты придешь такой «Фу, давайте, что там у вас», то люди будут стесняться. А если ты зайдешь с улыбкой: «Ах, здравствуйте, дорогие дамы! Кому из вас помочь? Я Фёдор из Москвы!». Они так смотрят: может, действительно можно не стесняться?

— Нам очень нужны волонтеры в больнице интенсивного лечения, — говорит Алексей Заров, — там очень много лежачих пациентов, которые перенесли ампутации, которым некуда возвращаться, потому что у них разрушены дома или потеряна связь с родственниками.

В больнице живут и люди из близлежащих разрушенных домов, — такие, как Тамара Виниченко.

— Со 2 марта я жила в холоде, без окон — их вынесло волной от самолета, — рассказывает пожилая женщина. — Нам сказали: «Сделайте запас воды». Я сделала, но он весь замерз и ничем не отогреть, потому что ни электричества, ни газа нет. Я в квартире ходила в спортивном костюме, сверху брюки, два халата, куртка, на ногах сапоги — было ноль градусов. Спали мы с соседями, они молодожены, в коридоре, вынесли матрасы — там на градус-два теплее. 22 марта был обычный день. Плохих предчувствий у меня не было. Часов в 11 утра я пошла вынести мусор — спустилась на пол-этажа в нашей девятиэтажке. А соседи мне: «Тетя Тома, сейчас будет обстрел, с вашей стороны…»

— Откуда они узнали?

— Сарафанное радио… Услышали, что снайперы будут работать в соседней девятиэтажке. Я мусор вынесла, стою с ведром с ними. И пока мы говорили, минут десять, вдруг смотрю — из моей квартиры через стену что-то вылетело и пошел дым. Сосед побежал сразу, полотенце намочил — дышать стало нечем, угарный газ. И мы втроем, в темноте, вниз стали карабкаться. Горели 9-й, 8-й, мой 7-й и 6-й этажи… Потом через несколько недель я проникла в свою квартиру — дверь открыть не смогла, зашла через туалет соседей. Я женщина была небедная: были и запасы, и золото, и денежные сбережения, и документы. Я не верила, что все может сгореть: хоть металл же должен был сохраниться? Какое там! Чугунные плитки из газовой плиты сгорели! Батареи сгорели! Я не поверила, что я здесь жила… 

Тамара Виниченко

Потеряв личные вещи, Тамара Виниченко утратила и связь с родными — сыном и внуком, которые живут в Петербурге. Пока через несколько месяцев не рассказала свою историю одной из девушек-волонтеров:

— Я ей рассказала, что у меня все сгорело — и книжки, и телефоны, и документы, а в памяти ничего нету. А она утром приходит и мне дает телефон: «Я вас сейчас с сыном соединю!» Она нашла его! Он был так рад, что я жива!

Кроме помощи с добровольцами, Алексей Заров старается хлопотать об устройстве в больничный штат местных жителей. Вакансий — полно. Но есть проблема с тем, как до места работы добраться: в Мариуполе пока не налажены транспортные линии в полном объеме. Чтобы новый санитар Михаил мог вовремя появиться на дежурстве, волонтеры договариваются забирать его из дома на своей машине. 

Помогая безработным, больница святителя Алексия запланировала открыть курсы по подготовке младшего медицинского персонала по уходу сразу в четырех городах — Симферополе, Донецке, Горловке и Мелитополе. 

Мелитополь

На машине Алексея Зарова мы направляемся в Мелитополь, где Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению и больница святителя Алексия открыли врачебный кабинет. С водительского кресла Заров рассказывает, что это его шестой приезд в зону конфликта: «Первый раз мы выехали 23 февраля на машине скорой помощи. Мы не знали, что случится 24 февраля. Так получилось, что мы поехали по благословению Святейшего навестить Донецкую епархию, узнать, в чем она нуждается. Я выехал рано утром за рулем нашей больничной «скорой помощи». Всю машину заполнили гуманитарным грузом. Вечером с 23-го на 24-е мы въехали в Донецк. А 24-го проснулись уже в центре событий...»

По пути заезжаем в Приазовское купить сала. На рынке продавцы не принимают российскую валюту и просят обменять на гривну в палатке с табаком, где от руки написано «Куплю рубль». 

Мы ожидали, что во врачебный кабинет при храме святого Георгия придет от силы 10 человек, но увидели очередь в сотню местных жителей! Недовольные съемкой, некоторые прячутся от камеры и спрашивают: «Ну что, бомбить нас будут?» Мелитополь — город, где не было ожесточенных боев, но жители боятся возможного контрнаступления Украины и заклеивают окна… В отличие от Мариуполя, это незримая социальная катастрофа: мелитопольцы лишились украинских пособий и пенсий, а российские пока не оформили. Но гуманитарку в городе при этом стали раздавать лишь несколько месяцев спустя. 

— Здесь можно получить бесплатные лекарства, — объясняет одна из женщин в очереди, почему решила обратиться во врачебный кабинет. — Если я пойду в поликлинику, мне выпишут рецепт, но покупать придется самой, а у меня нет денег. Предприятие, где я работала, остановилось, хозяева уехали. 

Пока не приехал Заров, людей принимал только врач общей практики — священник Игорь Блинов, штатный медик больницы святителя Алексия и Марфо-Мариинской обители. Отец Игорь когда-то жил и работал в Германии, там же родились четверо его детей, но 10 лет назад неожиданно вернулся на родину — это решение стоило ему немецкого гражданства. У детей и жены при этом осталось два паспорта. 

— Не жалко, что уехали? — спрашиваю у Леши, сына отца Игоря, студента МГИМО, который тоже приехал с нами. 

— Сначала было жалко, — честно признается будущий политолог. — Но мне было семь лет, так что быстро привык. 

Алексей Заров подключается к приему пациентов. Делает блокаду пожилой женщине с болью в ноге, выписывает лекарства. Выдавать их помогает Леша, который быстро проходит по очереди и наводит в ней порядок. 

В перерыве к Зарову обращается местная жительница: ее муж болен раком. Посмотрев выписку, главврач признается, что помочь на месте на такой стадии заболевания невозможно: единственный шанс — ехать в Москву. И если они готовы, он может забрать их с собой прямо сейчас. Семья уходит совещаться. 

— Как пациенты относятся к врачам из России? — спрашиваю у отца Игоря. 

— Просят, чтобы их не бросали. Собственно, мы еще и поэтому открыли врачебный кабинет, чтобы люди видели, что Русская Православная Церковь с ними. 

На форме у волонтеров-медиков — эмблема с портретом святого, имя которого носит церковная больница. И это кажется символичным. Святитель Алексий (Бяконт) — «митрополит Московский», если брать полное название медучреждения — жил в XIV веке еще до автокефалии и в истории носил титул «митрополита Киевского и всея Руси».

отец Игорь

Возвращение

На следующий день отец Игорь довозит нас до Мариуполя. Впереди 17 часов до Москвы — опять в машине скорой помощи от границы. Мы увозим на лечение в больницу святителя Алекcия двух местных жительниц Ольгу и Наталию. 

— Дорога до Москвы долгая, но уже не так страшно, потому что знаешь, куда едешь… — говорит Наталия Горелова. — Мы уже выезжали один раз — ехали 36 часов, после обстрела 2015-го года. Тогда пострадал только микрорайон Восточный. Мы все, наверное, поэтому так быстро в подвалы спустились, уже были внутренне готовы: восемь лет в состоянии не войны, не мира. Но, честно говоря, думали, и сейчас будет что-то подобное, только по окраинам обстрелы… А когда вылезли из подвалов, я глазам не поверила. Я сама медсестра в поликлинике. Я ушла с работы в три часа дня, мы думали, завтра вернемся, ничего с собой не забирали с работы. Сейчас вернуться некуда. Здание разбито, одно подлежит сносу, второе пытаемся заколотить, поставили генератор, но нет возможности ни обследоваться, ни проконсультироваться. Только получаем медикаменты и раздаем всем нуждающимся.

Наталия показывает на телефоне пустые полки в мариупольских магазинах вечером 24 февраля, потом — как 10-летняя дочь лежит на полке в подвале, а муж готовит еду на костре у подъезда. А потом — спортивный праздник на стадионе, который прошел в Мариуполе незадолго до нашего приезда. Толпы веселящихся детей… Жизнь продолжается.