Иллюзия гражданского согласия

"мы так и не поняли, кто мы" - ключевое слово здесь - "Мы". Замятин сразу вспоминается. Наверное,не надо искать идентичности там, где ее нет. Необходимо понимать, что сегодня слово "Россия" лишено конкретного позитивного содержания - оно только разделяет, и мешает адекватно воспринимать окружающее и понимать подлинные наши цели. Вряд ли даже мыслящие люди, живущие на постсоветской территории,способны договориться о том, что такое есть "Россия", и каковы должны быть ее пути - сие есть лишь предмет для бесконечных и бесплодных споров. Поэтому, конечно, намного полезнее было бы оставить это замечательное, красивое и дорогое нам слово на некоторое время в стороне, и попробовать подумать о более насущных вещах. Слава Богу, у нас есть безусловные ценности, а значит - и задачи. Вот если вдруг, с Божьей помошью, в процессе их решения у нас получится чего-нибудь действительно хорошее - это мы и назовем тогда "Россией".

Тема неадекватности осмысления общественным сознанием трагедий Российской истории обсуждается уже достаточно давно. Сам по себе этот факт достаточно очевиден. Однако в ходе полемики регулярно используется ряд аргументов\тезисов, на мой взгляд, этому осмыслению не способствующие. В качестве иллюстраций того, как это осмысление-покаяние должно происходить традиционно приводят примеры Германии в отрицании фашистского и стран Восточной Европы в отрицании коммунистического прошлого. При этом, в случае Германии, приводятся факты и нормы общественного сознания характерные именно для ее сегодняшнего состояния. Безусловно, пример сильный и наглядный, но нужно помнить, что высокая степень осуждения гитлеровского режима подавляющим большинством немецкого общества и всеми без исключения представителями политического мейнстрима, стало фактом только где-то к началу 70х. До этого времени присутствие бывших нацистов, в том числе и идейных, во властных структурах, экономике и бундесвере в ФРГ было достаточно общим местом, несмотря на официальную политику "денацификации". Окончательное отречение от фашизма стало возможным, как благодаря естественной убыли "бывших" с командных постов, так и, в первую очередь, благодаря объединению двух Германий, ставшего тем позитивным стимулом, ради которого общество было готово гласно, окончательно и бесповоротно отречься от своего мрачного прошлого. Случай стран Восточной Европы, куда менее доброкачествен. Тут в роли позитивного стимула, ради которого происходила «де-коммунизация», выступала перспектива стать частью процветающей Европы, при этом собственное «до-советское» прошлое подвергалось сакрализации разной степени тотальности. Т.е. «у нас было все хорошо до войны» и «у нас всё будет хорошо завтра», а всё что плохое – это от коммунистов, в большинстве случаев тождественных русским. Так что ж от такого прошлого не отречься. При этом о массовых актах покаяния по поводу темных дел совершенных абсолютно самостоятельно говорится не слишком много. В Польше не любят вспоминать про выселение немцев из западных областей, при которой погибли десятки тысяч уже мирных жителей; про участие, совместно с Гитлером, в разделе Чехословакии, про смерть пленных красноармейцев в лагерях военнопленных и т.д. В Прибалтике не любят говорить не только об «успешной» реализации «окончательного решения» еврейского вопроса, но и о фактическом банкротстве всех трех государств перед войной. Западные союзники тоже не поражают стремлением покаяться за Мюнхенское предательство и политику умиротворения, предпочитая клеймить акт Молотова-Риббентропа. Список можно продолжать долго. Какой из этого мы можем сделать вывод? Представляется очевидным, что истинное покаяние общества, т.е. перемена себя через отрицание всего зла и неправды, которое в нас и в нашей истории было, возможно только в свете некоего положительного смысла. Ведь и наше личное покаяние происходит не как депрессивная, безысходная «мантра на тему, «какая же я сволочь», а как отказ от греха во мне, мешающего мне быть со Христом. Я хочу быть с Ним, но грех во мне, но не я, не позволяет мне этого сделать. В этой связи, кажутся глубоко неверными и уводящими от цели тезисы шокирующего свойства, типа «наша страна вообще не является преемницей России дореволюционной в большей степени, чем современный Египет - культуры фараонов» или «мы, по преимуществу, являемся потомками тех, кто Россию либо разрушал, либо не защищал». Если моя страна является наследницей Совка и не имеет ничего общего с тысячелетней историей, то и спасать нечего. Преемник кровавого большевистского режима должен умереть и я с ним ничего общего иметь не хочу. Каяться, переосмыслять, меняться уже некому – «Бобик сдох» и мне нет до него никакого дела. Если и возможен какой-то стимул мучительно меняться, то он может произрастать только от исторических корней. Да, многие из них безжалостно перерублены, но в моих, в наших силах восстановить это единство хотя бы частично. Шок в качестве стимула к действию достаточно часто используется в социальной рекламе (борьба против курения, алкоголя, наркомании и т.д.), но, по некоторым данным, эффективность такого рода посланий крайне невысока, когда за жестким образом не следует предложение некоего катарсиса, пути решения проблемы. Не надо усердствовать с шоком. Девяностые, избыточествовавшие самобичеванием, сделали российское общество абсолютно невосприимчивым к самым жестким заявлениям и самым трагичным событиям (даже настоящего, не то что прошлого), погрузив его в пучину какого-то туповатого равнодушия и бездеятельности. Новаторское предложение считать всех наших дедов пособниками НКВД, скорее усугубит это его нынешнее состояние, нежели побудит к свершениям. Пока положительного смысла, общего для всего российского общества или хотя бы значимой его части, не просматривается. Возможно, ему требуется время вызреть, как в Германии? В процессе ожидания вызревания нам самим, считающим себя православными, необходимо сделать так, чтобы коммунистические симпатии через N лет стали бы просто нетерпимыми в приличном обществе. Величина N действительно зависит от нас. Если и сегодня, в московских храмах можно услышать во время проповеди какие-то немыслимые тезисы «про патриотическую роль компартии», «про вклад советской власти в укрепление российской государственности», то чего мы хотим от пенсионеров и домохозяек? От нас, православных, требуется однозначная оценка хотя бы основных событий 20го века, которая не менялась бы от прихода к приходу.