Царица-сестра. О медсестринском служении императрицы Александры Федоровны Романовой

Великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и императрица Александра Федоровна в госпитале среди раненых солдат

С самого начала Великой войны Государыня, старшие дочери и Анна Александровна Танеева-Вырубова взялись за обучение делу медсестер. Каждый день в Александровском дворце соответствовавшие медицинские занятия проводила главный врач Дворцового госпиталя Вера Игнатьевна Гедройц. Неукоснительно каждый день Государыня, старшие дочери и Анна Александровна присутствовали при всех операциях и, под руководством Гедройц, ассистировали при операциях и делали раненым перевязки. «Чтоб не думали, что это игра» – так пишет об этом в воспоминаниях Анна Александровна. Вот как писала впоследствии Гедройц: «Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех трех к делу милосердия. Оно было именно глубокое, они не играли в сестер, как это мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова». После трех месяцев обучения и практики, был сдан экзамен, и все четверо получили медсестринские свидетельства.

Анна Александровна вспоминает:

«Началось страшно трудное и утомительное время. С раннего утра до поздней ночи не прекращалась лихорадочная деятельность. Вставали рано, ложились иногда в два часа ночи. В 9 часов утра Императрица каждый день заезжала в церковь Знамения, к чудотворному образу, и уже оттуда мы ехали на работу в лазарет. Наскоро позавтракав, весь день Императрица посвящала осмотру других госпиталей. Когда прибывали санитарные поезда, Императрица и Великие Княжны делали перевязки, ни на минуту не присаживаясь, с 9 часов иногда до 3 часов дня». Анна Александровна Вырубова писала, что видела много страшного после революции, была и в большевистской тюрьме, но ничего страшнее приема раненых с прибывавших с фронта поездов она не видела. 

Вот как пишет Вырубова о Царице-медсестре: «Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны.Во время тяжелых операций раненые умоляли Государыню быть около. Вижу Ее, как Она утешает и ободряет их, кладет руку на голову и подчас молится с ними. Императрицу боготворили, ожидали Ее прихода, старались дотронуться до Ее серого сестринского платья; умирающие просили Ее посидеть возле кровати, поддержать им руку или голову, и Она, невзирая на усталость, успокаивала их целыми часами». 

Императрица Александра Федоровна подает инструменты во время операции

Этим словам соответствуют воспоминания личной фрейлины Императрицы баронессы Буксгевден: «Ее Величество была очень искусной, у нее были ловкие руки, и, что было намного более ценно для пациента, она внесла в работу свою чуткость к страданию и способность утешать. Чувство того, что она действительно работает для раненых, давало ей моральное удовлетворение; работа заставляла забыть все угнетавшие ее тревоги и печали. В письме того времени она говорила: «Некоторым, возможно, кажется ненужным, чтобы я все это делала, но здесь я могу лучше следить за своим госпиталем, а помощь тут очень нужна, и каждая рука полезна; и это мне очень помогает, отвлекает мысли от многих печалей». Ее утешение помогало многим раненым в мучительные моменты перед операцией, и многие умирающие солдаты уходили в иную жизнь более счастливыми из-за ее присутствия. Самый простой больной в ее лазарете, когда звал Царицу, видел ее около себя. Это было огромное физическое и еще большее душевное напряжение. Иногда она только возвращалась домой, как записка из госпиталя сообщала, что ее зовет особо тяжелый больной. Она пользовалась первым свободным моментом, чтобы броситься на своей машине в госпиталь. В течение этого года она раз в неделю посещала другие лазареты в Царском Селе и Санкт-Петербурге. 

Ее письма к принцессе Виктории почти целиком рассказывают об этой работе: «Мы продолжаем лекции по болезням, медикаментам, анатомии и т.д., чтобы иметь полный курс, и нам всем это нравится. Мы продолжаем по утрам бывать в госпитале, и каждую неделю прибывает поезд с новыми ранеными. В Царском и Павловске три тысячи коек. В Большом дворце у нас офицеры, и я отправляюсь туда каждый день после обеда повидать одного больного, который особенно страдает. Он контужен и в последние недели без сознания, никого не узнает. Когда я подхожу, он всегда узнает меня и потом остается с ясной головой всю ночь. Ему кажется, что он спит весь день, страдает ужасно: такие спазмы в голове и по всему телу, нервы слишком расшатаны, бедный. Он очень трогателен со мной, я напоминаю ему о доброте его матери, и, когда только я прихожу, он принимает меня за нее (она умерла). Когда я зову его и разговариваю, он приглядывается, потом узнает меня, прижимает мои руки к своей груди, говорит, что теперь чувствует себя тепло и счастливо» (25 ноября 1914 г.).

Александра Федоровна у постели выздоравливающего воина

Особую ценность представляют воспоминания Ивана Степанова, находившегося на излечении в Дворцовом лазарете Ее Величества осенью 1914 года. Ему было 19 лет, воевал он как солдат, и был вполне подвержен слухам и предубеждениям, широко уже распространившимся – касательно Анны Вырубовой, к примеру, которую считали интриганкой и демоном Императрицы. И так сложилось, что первая медсестра, устраивавшая Степанова на его месте в палате и очень расположившая раненого своей простотой и ласковостью, была как раз Анна Александровна, о чем он не догадывался. Ушла она выполнять его просьбу – отправлять родным телеграмму, он и спрашивает соседей: «А вы не видели здесь, в лазарете, Вырубову?». Ему отвечают: «Да она все утро с Вами возилась!».

«День в лазарете начинался в семь часов, – вспоминал впоследствии Степанов. - Мерили температуру, мылись, приводили в порядок постели и ночные столики, пили чай. В восемь часов палаты обходила старший врач княжна Гедройц. Ровно в девять часов слышался глухой протяжный гудок Царского автомобиля. Вильчковский встречал рапортом. Весь персонал выстраивался в коридоре. Женщины, прикладываясь к руке, делали глубокий реверанс. На этом кончалась официальная часть. Императрица давала понять, что каждый должен заниматься своим делом и не обращать на Нее внимания. Она быстро обходила палаты с Великими Княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной Николаевной, давая руку каждому раненому, после чего шла в операционную, где работала непрерывно до одиннадцати часов. Начинался вторичный длительный обход раненых. На этот раз Она долго разговаривала с каждым, присаживаясь иногда. В начале первого Она отбывала во Дворец, откуда каждый вечер справлялась по телефону через Дочерей или Вырубову о здоровье наиболее серьезных пациентов. <…>

Императрица неслышно ступала, почти скользила по коридору. Как-то неожиданно появлялась Она в дверях. Походка быстрая, слегка плечом вперед. Голову Она держала немного назад с небольшим наклоном вправо. В походке и в манере держаться не было никакой «величественности». Несмотря на высокий рост и стройную фигуру, Она не была, что принято называть, «представительной». Слишком свободны были Ее движения. По лазарету Она ходила одна, а не «следовала в сопровождении». Не было у Нее столь свойственной Высочайшим Особам заученной «чарующей улыбки». Она улыбалась с напряжением. Зато радостно было вдруг вызвать чем-нибудь настоящую улыбку... и какую «настоящую»!

Александра Федоровна делает перевязку раненому

Я никогда не слышал звука Ее голоса. Она говорила, что называется, громким шепотом. Вопреки распространенному мнению, русским языком владела хорошо. Акцент сказывался лишь в том, что Она, как большинство иностранцев, слишком четко выговаривала каждый слог. <…> Ровные, безукоризненные, белые зубы. Тонкие губы. Лицо немного красное. Рука большая, спокойная, тяжелая, уверенная. <…> Императрица любила работу. Гедройц уверяла, что у Нее определенные способности к хирургии. По собственному опыту знаю, что Ее перевязки держались дольше и крепче других.

До того времени я видел Императрицу всего раза два на торжествах и то лишь издали. По рассказам, Она представлялась мне болезненной, нервной, немощной и преждевременно состарившейся. Здесь Она показалась мне моложе Своих лет. За два с половиной месяца моего пребывания в лазарете Она ни разу не пропустила, если не считать поездок по провинциальным и прифронтовым городам. Утром в лазарете все время на ногах, днем объезды госпиталей Царского и столицы. Вечером Она слушала курсы сестер милосердия, где преподавала княжна Гедройц. <…> Через несколько дней, обходя палаты, Императрица дала мне образок и спросила: 

- Вы получили Евангелие?

- Никак нет, Ваше Величество.

 - Это Я забыла... Сейчас принесу.

 Она быстро прошла в противоположный конец здания, где была канцелярия, и через минуту принесла мне маленькое Евангелие в светло-зеленом переплете». 

Степанов пишет: «Зная по рассказам, что Императрица очень набожна, я тщетно искал в Ней признаки ханжества. Ни разу в разговоре Она не коснулась религии. По воскресеньям, в Ее отсутствии, приходил в лазарет приходской священник, кропил святой водой и исповедовал и причащал Св. Тайн желающих». Государыня придавала большое значение возможности для раненых приобщаться Святых Таин. Она пишет мужу: «Какое счастье, что мы причастились перед Твоим отъездом – это дало мне силы и покой. Как важно иметь возможность причаститься в подобные минуты и как хотелось бы помочь другим вспомнить о том, что Бог даровал это благо всем – не только как нечто обязательное раз в году во время поста, но и для тех случаев, когда душа жаждет этого и нуждается в подкреплении! Когда я нахожусь наедине с людьми, которые, как мне известно, переживают сильные страдания, я всегда касаюсь этого вопроса, и с Божьей помощью мне во многих случаях удалось им объяснить, что это – всем доступное, благое дело и что это дарует облегчение и покой болящему сердцу». 

Анна Вырубова, Великая княжна Татьяна, Императрица Александра Федоровна, Великая княжна Ольга

У Государыни получалось просто и сердечно разговаривать с ранеными. Нетрудно представить, каким контрастом была для нее работа в лазарете в сравнении с необходимым участием в светской придворной жизни. В лазарете Ее Величества была старшая сестра Валентина Чеботарева. Сохранился и был опубликован ее дневник, в котором она передает случайно ей услышанный и запечатлевшийся разговор Императрицы с другой медсестрой, с которой Государыня была очень дружна. Поначалу речь идет об отдохновенных минутах лазарета после обходов, операций и процедур: «Посмотрите, как малышки (старшие дочери – «Td») забавляются; как эта простая жизнь позволяет отдохнуть... Большие сборища, высшее общество – брр! Я возвращаюсь к себе совершенно разбитой. Я должна себя заставлять говорить, видеться с людьми, которые, я отлично знаю, против меня, работают против меня... Двор, эти интриги, эта злоба, как это мучительно и утомительно…» 

Чеботарева далее пишет от себя: «Бедная, несчастная... Такой она мне и рисовалась всегда – сама чистая и хорошая, цельная и простая, она томится условностью и мишурой большого света. Но она слишком доверяет Распутину. В результате – враги в верхних слоях и недоверие нижних. Если бы знали ее, как знаем мы». Увы, не сразу, но «общественное мнение» подчинило сознание Валентины Ивановны, так что ниже, при сохранении самых сердечных чувств к Великим Княжнам, Чеботарева пишет, что доброту от Царицы ей  «трудно вынести». И прибавляет: «Мне ужасно жаль ее и все же это все так больно, что я не могу найти теплых чувств старины, ведь она – ужасная причина всех бед нашей страны, она разрушила всю свою семью, несчастная – больная душой, больная мистицизмом и надменная гордость». 

Императрица Александра Федоровна с дочерьми в госпитале Царского села

Валентина Ивановна переписывалась с Великими Княжнами во время их заточения в Тобольске, но без какого-либо упоминания Александры Федоровны. Пример, нельзя не заметить, ужасающий. Что ж говорить о мнениях людей, совсем не знавших Царицу? Баронесса Буксгевден вспоминала: «Было очевидно, что такая лихорадочная деятельность не могла продолжаться долго для женщины с таким слабым здоровьем, как у Императрицы. Только большая сила воли помогала ей держаться в течение первых пяти месяцев войны. Она заболела в декабре 1914 года. Возобновилась болезнь сердца, что было вызвано долгим стоянием на ногах, по-настоящему тяжелой физической работой, к которой она, конечно, не привыкла, и поездками на автомобиле, которые были ей противопоказаны. К этому добавилось моральное напряжение от постоянного соприкосновения со страданием, которому она отдавалась всем сердцем, помогая и утешая других. Императрица поднялась с постели во время болезни своей подруги, мадам Вырубовой, в январе 1915 года, но потом произошло серьезное ухудшение, и она не могла выходить из дворца в течение нескольких недель. Она периодически возвращалась к работе в госпитале, не желая полностью оставить ее, но могла выдерживать все меньше и меньше. Она не желала признавать, что болезнь победила ее, однако в 1916 году оказалась совершенно истощена. Императрица писала своей сестре, что она решила не быть «простой куклой». Любой служащий в ее поездах около фронтовой линии (с начала войны было организовано 10 именных поездов – Ее Величества и Их Императорских Высочеств – «Td») мог телеграфировать ей лично, обращаясь к ней в случае возникновения трудностей. Если необходимо было действовать срочно, Императрица телеграфировала сама, излагала дело и просила как можно скорее принять необходимые меры. Она ненавидела формальности и бюрократизм и считала, что интересы раненых должны быть превыше всего».

Лишение возможностей помогать другим людям было одним из самых горьких моментов времени заточения для всех членов Царской семьи. И ни единой жалобы на свой счет, только мысль о других и страдание за других и за Россию.

***

В продолжение темы предлагаем ознакомиться с видеолекцией Андрея Мановцева о медсестринском служении царицы: