Подвиг святого Николая (Касаткина): от «злодейской секты христиан» к 33 тысячам православных японцев
Архиепископ Николай (справа) и его помощник Павел Накаи Цугумаро
Если бы не несколько статей в изданиях Московской Патриархии и очерк о деятельности Русской Духовной Миссии в монографии Г. Д. Ивановой «Русские в Японии XIX-начала XX в.», мы бы и сейчас находились в полном неведении об одной из самых ярких страниц в истории русско-японских отношений, тем более ценной, что по преимуществу эти отношения являют собой собрание досадных казусов, начиная с «разоблачительных» писем авантюриста екатерининских времен, барона Бениовского и кончая деятельностью пресловутой секты «Аум Синрикё» (запрещённая в России террористическая организация — «ТД»).
Первое знакомство Японии с христианством состоялось при драматических обстоятельствах: католицизм, проникший в страну вместе с португальскими миссионерами в 1542 году, к несчастью для себя, слишком активно вторгся в политику и в результате был запрещен вместе с изгнанием иностранцев в начале XVII века. Тысячи христиан были казнены, другие либо отреклись от веры, либо ушли в подполье. Новая волна западных миссионеров, на сей раз протестантских, встретила враждебность со стороны националистов, видевших в ней идеологическую поддержку для пушек с «черных кораблей» (так японцы окрестили эскадру коммодора Мэтью Перри, заставившего в 1853 году японцев заключить ряд неравноправных договоров). Террористические акты вынудили западные державы подвергнуть бомбардировке города Кагосима и Симоносэки. «Тогдашние японцы ― писал св. Николай, ― смотрели на иностранцев, как на зверей, а на христиан ― как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи» (цит. по книге «Русские в Японии»).
И все же европейцев привлекала Япония, по выражению И. А. Гончарова (в 1853 году он прибыл в Японию на флагманском фрегате Паллада в качестве секретаря вице-адмирала Путятина, при котором переводчиком состоял И. А. Гошкевич) «этот запертый ларец с потерянным ключом, страна, в которую заглядывали, до сих пор с тщетными усилиями, склонить, и золотом, и оружием, и хитрой политикой, на знакомство,. .. многочисленная кучка человеческого семейства, которая ловко убегает от ферулы цивилизации, осмеливаясь жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает дружбу, религию и торговлю чужеземцев, смеется над нашими попытками просветить ее, и внутренние, произвольные законы своего муравейника противопоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде» (там же).
Если для Маркса это была последняя страна, вступающая в эру капиталистических отношений ― и тем завершающая процесс создания мирового рынка, о чем он пишет в письме Энгельсу в 1858 году, то для иеромонаха Николая это единственный островок в мире, еще не захваченный католическо-протестантской экспансией: «Вот и еще страна, уже последняя в ряду новооткрытий: хоть бы здесь мы могли стать наряду с другими» (цит. по «Дневникам святого Николая Японского»). В чем-то ситуация в Японии середины прошлого века схожа с нынешним положением в России.
Четверть века назад, 10 апреля 1970 года Священным Синодом Русской Православной Церкви во главе со Святейшим Патриархом Алексием было принято постановление о прославлении святителя Николая (1836-1912), Архиепископа Японского в лике святых, с именованием «равноапостольный».
Будущий архиепископ Николай, в миру Иван Дмитриевич Касаткин, родился 1 августа (по старому стилю) 1836 года в селе Егорье-на-Березе Вельского уезда Смоленской губернии. Еще в семинарии он мечтал о работе в Китайской Духовной миссии, а в академии, прочитав «Записки флота капитана Головина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах», задумался о судьбе этой дальневосточной страны, и когда в 1860 году из Хакодате пришел вызов на место священника консульской церкви, то, выдержав конкурс в 10-12 человек, он в сане иеромонаха немедля отправился на перекладных через всю Сибирь до Николаевска-на-Амуре, где, однако, пришлось зазимовать. Это тоже было знаком судьбы, ибо знакомство в Николаевске с епископом Камчатским, Курильским и Алеутским Иннокентием (Иван Евсеевич Вениаминов, 1797-1879), уже много лет занимавшимся проповедью православия на Аляске (на следующий год после продажи Аляски Америке, в 1868 он был назначен Митрополитом Московским после смерти святителя о. Филарета) много дало молодому миссионеру. Именно Иннокентий посоветовал Николаю «перевести Священное Писание и молитвослов на язык новообращаемых туземцев с тем, чтобы православие укоренилось в их культуре».
Задача, стоявшая перед будущим проповедником, была невероятно сложной...
Но и Россия переживала тогда период «великих реформ», стремясь к возрождению после поражения в Крымской войне. Только энтузиазмом «шестидесятников», считает профессор Кэнноскэ Накамура, можно объяснить, что так много выпускников элитного учебного заведения Петербурга изъявили готовность занять скромную должность священника в крохотном приходе консульской церкви в далекой островной стране «.... Я заявил желание занять место при здешнем консульстве тоже с миссионерской целию (да и кто бы из-за академической парты решился ехать сюда только для того, чтобы раз в неделю отслужить ― зачастую в совершенно пустой церкви, так как здесь русских православных и с младенцами не больше десятка?)» (там же). Но приехав в Россию через 10 лет с ходатайством об учреждении японской Духовной Миссии, о. Николай едва смог найти себе помощников, а один из них впоследствии оказался сторонником нигилизма и скептицизма.
Прибывшего 3 июля 1860 года в Хакодате на корабле «Амур» 25-летнего иеромонаха Николая с нетерпением ожидал первый российский консул, выполнявший по сути функции посла, Иосиф Антонович Гошкевич (1814-1875). Сын белорусского священника, преподавателя церковно-приходской школы, он тоже был выпускником Петербургской Духовной Академии и 10 лет проработал в составе Духовной Миссии в Китае, о которой когда-то мечтал Иван Касаткин. Научная его деятельность в Китае и Японии достойны отдельного исследования. Разговорный японский язык он выучил от тайного христианина Кумэдзо Татибана, спасшегося на одном из кораблей миссии Путятина, а впоследствии создал лучший по тем временам в Европе японский словарь и I одну из лучших школ иностранного языка в Японии. Он отправил в 1865 году в Петербург на флагмане «Варяг» первых шесть японских стажеров и собрал библиотеку в полторы тысячи японских ксилографов и старопечатных книг, доставшуюся после его смерти Российской Академии Наук. Именно его профессор Накамура считает зачинателем православного просветительства в Японии. В своем письме Святейшему Синоду Гошкевич настаивал, чтобы посылаемый в консульство священник был «не иначе как из кончивших курс духовной академии, который мог бы быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учеными трудами, и даже своею частной жизнью в состоянии был бы дать хорошее понятие о нашем духовенстве не только японцам, но и живущим здесь иностранцам» (там же). «К счастью для японцев, ― замечает профессор Накамура, ― о. Николай вполне обладал всеми этими качествами».
Освоив в первые годы непривычный «варварский язык, положительно труднейший в свете», о котором еще в прошлые века один из католических миссионеров писал в орден, что он, «несомненно, изобретен дьяволом, дабы помешать распространению здесь христианства», иеромонах Николай в 1870 году добивается открытия японской Духовной Миссии и в 1872 году переносит ее центр в Токио, поручив приход Хакодате своему помощнику, о. Анатолию. Приблизительно с этого же времени он начинает работать над переводом на японский с китайского (при сопоставлении с латинским, греческим и английским текстами) богослужебных текстов и Священного Писания, в чем ему помогают несколько новообращенных японцев. Один из первых его японских крестников стал синтоистский служитель из самурайской семьи, Такума Савабэ (в крещении Павел), преподававший фехтование пасынку И. А. Гошкевича.
Глубоко изучив условия жизни своей паствы, святитель Николай оставил ценнейшие материалы по экономике, социологии, этнографии, историческому краеведению позднефеодальной и раннебуржуазной Японии. Разносторонние знания по японской культуре сочетались у него с полным отсутствием презрительно-снисходительного тона в отношении японских язычников, отмечает профессор Накамура. Русского проповедника радует «живость религиозного чувства в народе», выражающаяся в «богомольных хождениях» по синтоистским и буддийским святыням; в проповедях секты Монтосю (последователи учения Синрана 1173-1212; см. «Буддизм в Японии», М., 1993 с.491-509) он задолго до западных и японских исследователей угадывает родство с христианской этикой и отмечает далеко не случайный характер быстрого прогресса страны в духе западной цивилизации. Талант исследователя ставит его в один ряд с такими выдающимися деятелями Китайской Миссии, как Иакинф (Никита Яковлевич Бичурин; 1777-1853) или Палладий (Петр Иванович Кафаров, 1817-1878). «Много раз, ― пишет св. Николай, ― меня также манила на свое поле наука, японская история и вся японская литература -совершенно непочатые сокровища, ― стоит лишь черпать целыми пригоршнями, все будет ново, интересно в Европе и труд не пропадет даром» (Цит. по «Русские в Японии»).
«Едва ли найдется другой миссионер русской Церкви, оставивший столь тщательную запись своей проповеднической деятельности», ― замечает профессор Накамура в предисловии к «Дневникам», публикацию которых он справедливо считает историческим событием, «поскольку личностью Николая интересуются не только в Японии и России, но и в Греции, США и других странах».
В 1873 году, когда было легализовано христианство и принят грегорианский солнечный календарь с выходным днем в воскресенье, еп. Николай открыл в Токио катехизаторское училище, в 1875 году ― духовную семинарию, а несколько позже и женскую семинарию, ставшую образцовым женским учебным заведением в стране. Издававшийся этой семинарией журнал «Уранисики» (Сокровенная добродетель) ― одно из самых популярных православных изданий в стране ― публиковал сочинения русских писателей. Первый перевод произведения русской классической литературы ― «Капитанской дочки» Пушкина ― сделал выпускник православной семинарии Такаясу Дзискэ. В 1883 году книга вышла отдельным изданием под заголовком «Сердце цветка и думы бабочки. Удивительные вести из России». И пусть для японских читателей это был прежде всего любовный роман в экзотических декорациях, главные герои которого для простоты восприятия переименованы в Мэри и Смита, а иллюстрации художника Еситоси Тайсо свидетельствуют о весьма приблизительных его представлениях о русской культуре, это было началом знакомства японцев с литературой, оказавшей впоследствии наиболее сильное воздействие на их собственную. Многие из последующих переводчиков и исследователей этой литературы были православными христианами. С некоторыми из них (Масутаро Кониси, Какутаро Сэнума) встречался в Ясной поляне и переписывался Л.Н. Толстой.
Святитель Николай во время второго возвращения на родину в 1880 году, когда он был возведен в сан епископа Ревельского, викария Рижской епархии, дважды встречался в Москве с Достоевским: 1 июня в доме архиерея Алексея он около часа беседовал с писателем о судьбе православия на Востоке, а через неделю, 8 июня, присутствовал на историческом докладе Достоевского в зале Дворянского собрания на заседании Общества любителей российской словесности в связи с юбилеем А.С. Пушкина. Как известно, в этой речи, произнесенной писателем за полгода до смерти и ставшей его духовным завещанием, утверждается мысль о всечеловеческой миссии России в духе православной соборности. (Подробнее об этом см. в статье Кэнноскэ Накамуры «Достоевский и Николай Японский» в ноябрьско-декабрьском выпуске «Вопросов литературы» за 1990 год.)
Могила святого Николая Японского на кладбище Янака в Токио
Во время второго приезда в Россию св. Николаю удалось организовать сбор средств для строительства Собора Воскресения Христова (символ возрождения христианства в Японии), и в 1891 году, после 7 лет строительства на холме Суругадай на месте бывшей пожарной каланчи в столице поднялся белокаменный византийский храм по проекту архитектора М.А. Щурупова. Долгое время он был самым высоким зданием Токио, превосходя императорский дворец, что даже вызвало недовольство у некоторых жителей столицы.
Наследник русского престола, будущий император Николай II, который должен был присутствовать на открытии храма, не смог прибыть в Токио из-за покушения на него в г. Оцу полицейского Сандзо Цуда, нанесшего цесаревичу удар самурайским мечом по голове. Часть дневников архиеп. Николая, относящаяся ко времени этого инцидента, пока не опубликована.
Воскресенским собором называлась и первая православная церковь Японии, построенная в Хакодате при Гошкевиче в 1860 году. «Жители города, удивленные неслыханным прежде звоном колоколов, прозвали ее "храм Бом-бом" (Ганган-дэра). Византийский иконостас сочетался в ее интерьере с соломенными циновками ― татами, устилавшими пол, как в буддийском храме». («Русские в Япони»). Новый же храм и по сей день считается одним из лучших христианских соборов страны. Частично разрушенный при кантосском землетрясении 1923 года, унесшем более 100 тысяч жизней, он был затем восстановлен.
Во время русско-японской войны православная миссия под руководством епископа Николая в отсутствие российского дипломатического представительства взяла на себя нелегкое бремя заботы о почти 72 тысячах пленных русских солдат и офицеров. Николай записал в это время, что лучшее изучение Японии могло бы вообще предотвратить военный конфликт. Человек с сильным характером, темпераментный и не склонный к компромиссам, он сумел остаться в годы войны патриотом России и вместе с тем не оставил свою паству, что принесло ему всеобщее уважение.
В 1906 году, в 70 лет св. Николай возведен в сан Архиепископа с титулом «Японский», а с 1908 года помощником в его трудах становится епископ Киотосский Сергий (Тихомиров; 1871-1945), будущий Митрополит Японский. Дважды в Токийской Миссии работал иеромонах Сергий (И. Н. Страгородский; 1867-1944), впоследствии Патриарх Московский.
Свой полувековой миссионерский подвиг Архиепископ Николай завершил 3 февраля 1912 года, оставив после себя 33 017 православных христиан, 266 церковных общин, 43 священнослужителя, 116 проповедников, 14 учителей церковного пения и причетников, а что всего важнее ― изменившееся отношение к России в сердцах многих японцев. В похоронах святителя приняли участие послы христианских стран и высшие представители японского правительства. Могила Архиепископа с надгробием из белого мрамора находится на кладбище Янака в токийском районе Уэно.
Ныне автономная японская Церковь существует в непростом мире «постиндустриальной» Японии с ее поликонфессиональными традициями, сцаентологическими настроениями интеллигенции и агрессивностью неорелигиозных сект и обществ. По-прежнему не решены проблемы с монастырской жизнью, национальной школой иконописи и стандартным славяно-японским словарем. Но начало, положенное Архиепископом Николаем, позволяет разделять его веру в то, что когда-то обязательно будет в этой стране «жатва многа».
Впервые опубликовано в газете «Татьянин день», № 3, июнь 1995 года, под названием «Япония: "Злодейская секта христиан"»
