Читалка историка медицины Василия Логинова: Терри Пратчетт и книги о научной культуре

профессор Василий Анатольевич Логинов. Фото Надежды Щеловой.

Владимир Скулачев, «Как это делалось. О тех, кто создавал современную науку»

Книгу недавно ушедшего от нас академика, декана факультета биоинженерии и биоинформатики Владимира Скулачева, я купил несколько лет назад в Издательский доме МГУ. «Как это делалось» – сборник заметок о тех, кто создавал современную биохимию и биоинженерию. В книге много рассказывается не только о сотрудниках МГУ, но и выдающихся зарубежных ученых. Однако разносторонний человек, академик Владимир Петрович Скулачев не ограничивается только рамками любимой специальности, а дает портреты своих современников сквозь призму кросс-культурного восприятия, тем самым затрагивая значение творческого акта в науке.

Я хочу процитировать отрывок из этой книги, который называется «Совет академика Н.Н. Боголюбова как делать доклад».

«Николай Николаевич считал, что хороший доклад должен непременно состоять из трех частей.

1.   Первая фраза должна быть такой, чтобы те двое в последнем ряду не стали говорить про футбол.

2.   Главная часть  должна быть понятна пионеру, даже если перед вами сплошь одни академики.

3.   А в третьей части надо показать хамам, что такое интеллигенция».

Когда я впервые прочитал «Три гения» – название одной из глав этой книги, то меня накрыло теплой волной воспоминаний. Начало 80-х годов прошлого века, Грузия, Боржоми, школа молодых ученых, организованная В.П. Скулачевым. Мне посчастливилось поучаствовать в ней. Владимир Петрович тогда еще не был деканом факультета, а руководил Институтом физико-химической биологии имени А.Н. Белозерского при МГУ. Среди прочих достоинств этой школы научной молодежи была удивительная культурная программа, которую организовал сам Скулач (так ласково звали его ученики).

В числе приглашенных для вечерних внеклассных выступлений был, например, Вячеслав Иванов, выдающийся литературовед. От него я тогда впервые услышал об исследователе художественного творчества Романе Якобсоне. Другим гостем был Фазиль Искандер, классик абхазской и русской литературы, испытывавший в описываемое время трудности после участия в альманахе «Метрополь». Можно было подойти и задать вопросы каждому из них.  

И вот у меня в памяти возникла стойкая ассоциация между названием части «Три гения» и реальными, осязаемыми персонажами из прошлого, сидящими в зале ДК санатория «Боржоми» – ученый (биоинженер Скулачев), культурный пастырь (литературовед Иванов) и творческий мыслитель (писатель Искандер). Вот они – три гения из памяти! И для меня это есть свидетельство теснейшей связи науки и художественного творчества...

Чтобы не дезориентировать читателей, необходимо отметить, что в книге Владимира Скулачева указаны другие люди. Первый гений по Скулачеву – Владимир Энгельгардт, академик, открывший окислительное фосфорилирование. Затем Питер Митчелл, лауреат Нобелевской премии, английский ученый, доказавший хемиоосмотическую гипотезу. И третий гений по Скулачеву – великий математик, академик Израиль Гельфанд. Удивительно, что Гельфанд, оказывается, никогда не был студентом мехмата, несмотря на то, что мечтал об этом. В.П. Скулачев очень образно и ярко описывает в своей книге историю о том, как мальчик из Одессы волшебным образом попадает в МГУ. Почитайте и убедитесь сами, что эта история похожа на сказку о Золушке.

Любопытно также, что все трое гениев по Скулачеву помимо своих специализаций очень интересовались смежными дисциплинами. Так, например, математик Гельфанд организовал знаменитый биологический семинар, на котором обсуждались порой невероятные тогда в 70-е и 80-е годы, но ставшие теперь реальностью эксперименты в области наук о жизни. Кстати, в одном из заседаний этого семинара пришлось участвовать и молодому Володе Скулачеву. Почитайте, уверяю, что получите удовольствие. Там он предложил новую гипотезу действия ферментов.

У Козьмы Пруткова можно найти ироничную фразу: «Узкий специалист подобен флюсу, ибо полнота его односторонняя». Книга В.П. Скулачева «Как это делалось» –  антитеза к этой, казалось бы, странной мысли. Если ты хочешь стать профессионалом-специалистом, то сними свои шоры, открой шире глаза – ведь ты должен обладать широким кругозором, знать и уметь многое из смежных областей.

Константин Богданов, «Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры»

Константин Богданов написал эту книгу в 2005 году, в 2014 году она была переиздана. Богатейший библиографический материал, обилие ссылок и примечаний позволяет использовать ее как справочник или даже энциклопедию. Хотя в этой монографии отсутствует единая скрепляющая концепция, однако примеры по отдельным, обрисованным автором направлениям достаточно ярки и, безусловно, впечатляют. Гигантский набор интереснейших фактов, связывающих медицины, культуру и даже политику. Она – словно ветвящееся дерево, где каждая веточка является изящной иллюстрацией к порой весьма оригинальной мысли автора. И читатель путешествует по этому дереву, которое по мере ветвления заставляет открывать все новые и новые горизонты в познании мира. Конечно,  некоторые мысли весьма дискуссионные, с ними можно бы и поспорить. Но, пожалуй, вы согласитесь, что одна из функций хорошей книги: дать возможность читателю поспорить с автором. А это очень хорошая книга.  Да и больше нет аналогичных русскоязычных книг на эти темы. В ней сделана попытка дать оценку тенденций развития медицины XIX века с точки зрения филолога-профессионала.

Так, например, читатель узнает, что чисто медицинское направление месмеризм (концепция о том, что во время болезни в организме человека нарушается магнитный баланс особого флюида, который можно восстановить воздействием невидимого магнитного поля), пришедшее в Россию из Франции, вызвало творческий «взрыв» в русской литературе того периода. Оказывается, месмеризм сильно повлиял на творчество Владимира Одоевского, Гавриила Державина и многих других писателей. Кстати, сеансы немецкого врача Франца Антона Месмера были очень сходны с тем, что совсем недавно, в 90-ые годы XX века, публично проводил психотерапевт Анатолий Кашпировский.

Из книги Богданова мы также узнаем, что в русском языке понятия врачевания и говорения связаны этимологически. «Врач» – слово, известное уже в XI веке: это тот, кто заговаривает болезнь. Значит, ораторское искусство – это основной инструмент врача, потому что именно он обеспечивает общение врача и пациента. Богданов пишет: «… привычные инвективы на предмет вранья, врачей и медицины заложены в русском языке уже изначально».

Вот мини экскурсия по мыслительным веточкам дерева Константина Богданова.

«Живые и мнимо мертвые». Здесь рассматривается вопрос, почему люди боятся быть погребенными заживо, например, как Николай Гоголь.

«Петр Первый – о медицине». Петр Первый очень любил собственноручно выдирать зубы у подчиненных, особенно у членов Боярской думы. У него был личный специальный инструментарий. В присутствии Петра многие бояре очень боялись прикасаться к собственному лицу. А вдруг царь решит, что надо выдрать зуб? И схватится за свой инструментарий…

«Душа – не тело». Обычно люди с гуманитарным образованием считают, что медицина в первую очередь должна заниматься душой человека. А естественнонаучники отодвигают душу в сторону, призывая лечить тело. Автор тонко чувствует эту разницу, однако не дает совета, как уравновесить ситуацию. Хочется спросить и у студентов, и у читателей: а вы-то что думаете по этому поводу? Где правда?

«Чтение без разбора: Биша и Тиссо в библиотеке Онегина». Биша и Тиссо – это ведущие медики того времени. Оказывается, они присутствовали в библиотеке Евгения Онегина.

«Патологоанатомия и революция». В эпоху Возрождения во многих домах в Европе богатые люди оборудовали себе отдельные комнаты для вскрытия человеческих тел. Прямо на дому специально приглашенные хирурги вскрывали умерших бродяг, естественно, при оформлении специальных разрешений. Все домочадцы смотрели на процедуру. Это было новое восприятие жизни через анатомию, через механику человеческого тела. А потом в Европе произошли несколько социальных потрясений. Революций. Порой кровавых. 

Вадим Рабинович, «Алхимия»

Это переиздание труда, вышедшего в 1979 году под названием «Алхимия как феномен средневековой культуры». Вадим Рабинович – кандидат химических наук. Занимаясь специальными химическими проблемами, он заинтересовался историей алхимии и начал собирать материалы.

Алхимия – это, как в советские времена нас всех учили, лженаука. Она предлагала способы трансмутации – как из благородных металлов получить золото. А Вадим Рабинович решил подойти к алхимии немного под другим углом зрения: рассматривать ее в связи с культурой Средневековья.

В качестве одного из объектов исследования автор взял написанный знаменитым алхимиком Раймундом Луллием рецепт получения философского камня. Вся  книга состоит из глав, посвященных разным аспектам рецепта Луллия.

А рецепт был написан крайне поэтически. Вот фрагмент:

«… кимерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого черного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему раскаленным углем».

Это язык многоуровневых аллегорий. Вадим Рабинович пишет, что рецепт был переведен в XIX веке на язык химии. Оказалось, что по рецепту действительно можно получить некое  химическое вещество (конечно, не философский камень), и, самое главное, эту процедуру можно повторить несколько раз.  То есть рецепт соответствует правилу воспроизводимости эксперимента. Однако, романтические «кимерийские тени» и «черные драконы» при переводе на язык химии исчезают. И, стало быть, что-то неуловимое, красивое своей непонятностью, манящее туманной загадочностью уходит из химической науки…

Любопытно, что многие знаменитые алхимики были одновременно и талантливыми врачами, и целителями. Кроме того, после чтения  данной книги остается твердое убеждение, что культурологическая ценность алхимии не менее значима, чем практическая составляющая.

Автор этой книги, Вадим Рабинович, после долгих занятий историей химии, в конце концов, оставил занятия экспериментальной химией, поступил в Литературный институт имени А.М. Горького, и в итоге полностью переключился на литературное творчество. Возможно, и здесь проявилась алхимическая трансмутации.

Терри Пратчетт, романы о «Плоском мире»

Английский писатель сэр Терри Пратчетт (титул даровала ему королева Елизавета за литературные успехи) – человек, который создал в более чем 40 романах модель необычной Вселенной. В цикле произведений проводится красной нитью мысль о том, что человеческие качества и взаимоотношения константны и независимы от условия существования отдельных особей. Дорогие читатели, ничего это вам не напоминает? Ну, конечно, кардинальный вопрос русской литературы – место человека в этом мире. Только русские писатели в большинстве случаев шли от самого человека, а Терри Пратчетт пошел по пути изменения мира. Вот и появилась модель Плоского мира.

Как выглядит Плоский мир Терри Пратчетта? В космосе плывет огромная черепаха, на ней стоят четыре слона, а на них покоится суша в виде диска. Вот так, все крайне просто. Конечно, мы понимаем, что многое здесь взято из представлений о мироустройстве различных народов Земли-матушки, но тем самым восприятие такой необычной Вселенной лишь упрощается для нас.

В Плоском мире существуют различные категории живых существ: люди, тролли, гоблины, вампиры, ведьмы и т.д. Но вся эта «нечисть» и «чисть» несет человеческие качества. Автор словно препарирует, выделяет определенные качества человеческой личности, а затем наделяет этим качеством определенную категорию народа Плоского мирна.  Так, например, писатель вводит в свои романы персонажей, названные «игорями» (по одному из переводов книг Пратчетта), и, соответственно, открывает себе путь для исследования темы искусственного интеллекта в медицине. Дело в том, что «игори» – все одинаковые на лицо, состоят из частей разных тел, даже свои органы они передают по наследству. А оживляются за счет энергии молнии. Фактически это биороботы. Их обычно используют в качестве искусных хирургов-операционистов. Вместе с тем отличительной чертой каждого «игоря» является преданность хозяину. То есть медицинским биороботам необходимо хотя бы одно человеческое качество – такой вывод делает писатель Терри Пратчетт. Законы фантастического (фэнтези) жанра гласят и вопиют, что очень много из того, что появилось в литературе, потом воплощается в реальной жизни.

Автор гениальным образом перенес из земных условий на фантастическую почву то, что есть внутри каждого их нас: наши мысли и чувства. И мы приходим к выводу, что выбранная модель сработала, не правда ли?

Читатели, дорогие, не верьте тому, что пишут: «Терри Пратчетт – это фэнтези с юмором». Нет, это гораздо глубже, чем просто «поржать». В цикле романов заложена определенная логика познания мира. И поверьте: крайне увлекательно и полезно попробовать разгадать эту логику, двигаясь последовательно от романа к роману. Только руководствоваться надо хорошими переводами этого автора, а то вследствие коммерциализации качество многих текстов весьма низкое.

В произведениях Пратчетта очень много иронии, порой доходящей до гротеска. Откуда автор взял эту генеральную «ироническую» линию, многими расцененную как «чисто юмор»? В одном из интервью Пратчетта я прочитал, что он учился у Чехова, Достоевского и других русских писателей. И пазл сложился для меня – многие русские писатели умело и метко пользовались иронией в своих произведениях.

У Терри Пратчетта в нескольких романах есть персонаж-орангутан, который работает библиотекарем в университете. Откуда это взялось? Вот я открываю пьесу Леонида Андреева. Она написана по его же собственному рассказу «Мысль». В углу кабинета доктора Керженцева стоит клетка с орангутаном. Леонид Андреев дает понять: пока у этого орангутана не проснулась мысль, он будет спать, почти как мертвый, но как только проснется мысль, тогда он станет совершенно другим. А теперь обратно к Терри Пратчетту – у него в большинстве сцен орангутан-библиотекарь выполняет ту же функцию.

Предположим, вы меня попросите: «Василий Анатольевич, пожалуйста, дайте символический образ творчества Терри Пратчетта».

Итак, прошло сражение, на поле битвы лежат поверженные враги, и тут выходит разумный ходячий самец-сундук со множеством маленьких ножек, а за ним идет самочка-сундук с более красивыми обводами и резьбой по корпусу, а далее три сундучка поменьше – их детишки. И вот, пересекая поле битвы, последний маленький сундучок пинает своими ножками поверженного врага и быстро-быстро семенит за сородичами. Вся процессия скрывается в тумане Плоского мира.

Вот вам и весь Терри Пратчетт – парадоксальная ситуация и буйная фантазия, которая иронизирует над действительностью исключительно по строгим правилам. Читайте Терри Пратчетта. Разгадывайте эти правила. Это отличное чтение для отдохновения души русского человека. И в конце концов а, может, мир и вправду плоский?

Подготовили Александра Егорова и Софья Полонская