Хачапури

Тетя Нино тяжко и сильно опускала нож на старую, толстого профиля доску,  обрушивая добрый вес на еще не растаявшее масло. Дробила его желтые, чуть оплывшие куски в мелкую стружку. Масляная стружка мешалась с мукой, пудрилась ею и встречала такой же разлетающийся под ножом в перья холодный творог. Георгий помнил. Никаких яиц в тесто и никакой воды, только творог, мука и масло, долгая чечетка ножа, от которой хотелось спать на этой самой теплой грузинской кухне и уютная женская болтовня  на трех языках разом. Тетю Нино он всю жизнь считал маминой сестрой, своей дальней теткой, и даже  когда взрослым понял, что грузинка, как говорила про себя тетка, с «армянской примесью» никак не могла быть родней его русской матери Натальи, ничего не поменял в той внутренней сокровищнице связей и отношений, которая держала его с детством.  В их тбилисской квартире теперь жили чужие люди, мама умерла,  сестра Марина переехала в Москву. Сам Георгий, получивший американское гражданство, давно обитал в Нью-Йорке, работал в одной из неправительственных организаций и отвечал за связи с новой грузинской демократией.

  «Ай, Юра, а как вы под столом хачапури ждали!»- вспомнила и рассмеялась тетя Нино. Так было всегда: два грузинских, два русских и один армянский ребенок из «трех семей с одним балконом»  жили вместе, не разбирая , где сегодня обедать , кто из матерей проверит уроки и чей отец отвесит подзатыльник за нечаянно оборванную веревку с только что выстиранными простынями.

  Тесто тем временем перешло в фазу активного вымешивания, выбивания, выстукивания. Пожилая женщина то с силой втапливала костяшки пальцев в сливочно-желтую упругость, то заворачивала края, выдавливая, вынянчивая их нижней припухлостью ладоней, то начинала бить и шлепать, превращая шар в маленькую августовскую дыньку. «Нету в Америке хачапури, Юра?» - не спросила, а приговорила. «Нету.» Георгий молчал, зная, что думает тетка: этим начинался и заканчивался каждый телефонный разговор.  Мир изменился, порвался, родина разлетелась обрывками папиросной бумаги. Это и к лучшему, часто рассуждал Георгий, радуясь, что эмоции не подчиняют себе его разум. Он человек-компьютер, перспективный политик, в его работе не может быть эмоциональных обременений.

  Тетя Нино огладила широкими и свободными движениями  глянцевый шар теста, завернула его в салфетку - быстро и споро, как пеленает пятого ребенка  ловкая мать, - и кинула в "морозилку", коротко хлопнув дверцей советской «Бирюсы». Такой же точно холодильник занимал угол на кухне московской бабушки, пока переехавшая Марина не распорядилась вынести ветерана во двор.  Остро и сытно запахло чесноком, тетка, упершись острием все того же ножа в доску,  мелко дробила и крушила сочную хрустящую плоть. Потом быстро терла сыр, мешала с сырым яйцом, толкла в старой ступке черный, пахнущий горячим обедом перец, снова вынимала тесто, уже холодное, звонко шлепавшее по столу, катала и лепила крупные, небрежными пятиугольниками, лепешки.

  «Юра,  ты им скажи, как раньше было. Скажи», - Георгий поморщился, зная наперед этот сто тысяч раз слышанный по телефону разговор. Тетя Нино с упорством умной, но пристрастной грузинки не хотела верить ни в политику, ни в бизнес. Она говорила долго. Не прерываясь, не отвлекаясь от хачапури, ловко рассаживая их по листу, отправляя в духовку,  убирая стол, открывая и закрывая «Бирюсу». Георгий не прерывал, но и не отвечал. Он смотрел, как за стеклом духового шкафа набирают свой цвет пироги, как  пухлыми пузырями надувается прорвавшийся сыр, рвется и оставляет тонкие коричневые следы на золотом тесте.

  Тетя Нино достала трехлитровую банку, заулыбалась хитро, заблестела невыцветшими, цикориевого цвета глазами. «А? Юра?»  Георгий догадался и как-то без всякой воли на то закусал нервно губу, стал тереть нос, снял и надел очки. «Всю жизнь теперь так огурцы солю! Лучше твоей мамы никто не солил. Весь квартал так теперь солит, Юра!» Да-да. Это было их ноу-хау: подавать хачапури с мамиными русскими огурцами: маленькими, острыми, с легкой ноткой гвоздики. Символ их домашнего интернационала. Что-то отпустило, треснул и сломался внутренний обруч, корсетом давно державший и эмоции, и тоску. Они говорили и говорили, мешая русский с грузинским, воспоминания с новостями, то смеялись, то вздыхали, то замолкали на пару минут и тогда только старые часы ровным стуком отпускали на волю секунду за секундой.

  ...Он проснулся от звуков, которые были шумом его детства: кто-то  выбивал ковер глухими ритмичными ударами, звякала посуда из всех окон, словно накрывали один большой стол, тетя Нино на смеси грузинского и армянского что-то из окна головою вниз рассказывала соседке, через фразу повторяя «Георгий». Молодой американский политик грузинского происхождения и половиной  русской крови принимал решение. Впервые за много лет оно не было рациональным.

«Юра, я тебе в тазик  к хачапури огурцы положу, да?!» - на грузинский манер вложила в вопросительную форму безоговорочное решение тетя Нино. «Ты им ничего не говори про нас,  ты им только скажи: тетя Нино хачапури прислала». Георгий засмеялся, заранее представив, как весело и нелепо будет выглядеть с тазиком и банкой на «круглом столе» в самом пафосном тбилисском бизнес-центре.  "Скажу, тетя Нино, обязательно скажу..." У него оставался примерно час, чтобы переписать несколько тезисов в ключевом докладе.

Хачапури

Тесто:

200 граммов сливочного масла

200 граммов творога

2 стакана муки

Порубить ножом, добавляя соль и сахар.

Долго вымешивать тесто, пока не станет эластичным.

Завернуть в салфетку и отправить в холодильник на 10 минут.

Начинка:

Потереть 200 граммов сыра,

смешать с чесноком (не меньше двух крупных зубцов),

добавить свежемолотый черный перец и одно яйцо.

Раскатать лепешки, выложить начинку, свернуть четырех- или пятиугольники. Смазать сырым яйцом.

Выпекать 20 минут в духовке, разогретой до 180 градусов.

Подавать горячими, с зеленью.