«Бог дождя»: воцерковление или самокопание?..

Майя Кучерская - автор книги «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние» (Бунинская премия за 2006 год), о которой до сих пор не утихают жаркие споры. «Насмешка, сатира на Церковь или трезвый взгляд на сегодняшнее христианство? И вообще, дозволен ли такой язык по отношению к Церкви и ее служителям?» - писали об этой книге. «Бог дождя» (М.: «Время», 2007) - переработанная юношеская повесть «История одного знакомства» (опубликована в литературном журнале «Волга»). В своем новом романе писательница снова затрагивает очень непростую тему - любовь девушки к своему духовному отцу. Как оценят читатели такой необычный опыт? Открываем разговор рецензией С. В.Алпатова, доцента филологического факультета МГУ им. М. В.Ломоносова. Роман номинирован на премии «Большая книга» и «Русский Букер-2007».

Существует четыреста сравнительно честных способов написать рецензию на современный роман.

Можно задать вопрос: из чего выросла рецензируемая книга - и разъять ткань повествования на воспоминания об университетских учителях и однокурсниках; на голубую муть перестроечных лет, где Гоголь с Гегелем, Семкин с Демкиной, хиппи с архимандритом Киприаном в одном флаконе (портвейн и водка по вкусу); на велосипеды и электрички, пустые дачи и полутемные квартиры; на обряды инициации и Таинство Крещения; на опыт самокопания и опыт воцерковления.

Можно посмотреть иначе: как сделана эта книга - и обсудить технику преобразования авторского «я» в сюжетные маски героини, поразиться обширности внутренних монологов (тех, что без знаков препинания) и скомканности исповедания веры «во едину Святую Соборную и Апостольскую церковь» (того, что через запятую на полстранички), живописности конкретных мизансцен и ходульности сюжетных связок.

Можно спросить: зачем написана эта книга - и сверить свою интуитивную догадку со списком базовых функций человеческой коммуникации. Сообщить миру новую информацию? Самовыразиться? Побудить кого-то к чему-либо? Поддержать разговор? Полюбоваться собственным красноречием?

Можно решить, что все самое важное сказано автором между строк - и подобрать собственные символические ключи к заглавию романа.

Например, такой:

The dry eucaliptus seeks god in the rainy cloud.

Professor Eucaliptus of New Haven seeks him in New Haven.

The instinct for heaven had it counterpart:

The instinct for earth, for New Haven, for his room...

Сухой эвкалипт ищет бога в дождливом облаке.

Профессор Эвкалипт из Нью-Хэвена ищет его в Нью-Хэвене.

Инстинктивному стремлению к небесам соответствует

Инстиктивное стремление к земле, к Нью-Хэвену, к своей комнате...

Или другой ключ:

Над Канадой небо сине,

Меж берез дожди косые.

Хоть похоже на Россию,

Только все же не Россия.

А может быть и так:

«Да будете сынове Отца вашего, Иже есть на небесех, яко солнце свое сияет на злые и благие и дождит на праведные и неправедные».

Можно, наконец, решить, что вовсе не обязан в своей рецензии следовать за всеми изгибами творческой мысли автора (коль скоро ты это уже однажды проделал, читая роман) - и спросить себя, а что собственно самое ценное и интересное для тебя было в этой книге. Так вот, самое интересное - это то, что автор еще не написал и, наверное, сам того не заметил. Например, на странице 44 в ответ на излияния героини, внезапно открывшей присутствие Божие в мире, Глебка выдыхает: «У меня все было по-другому». И вот про это по-другому (без есенинщины и достоевщины) с большим удовольствием почитал бы.

Точно так же на странице 289 весь положительный и путеводный Глебка, пройдя (за рамками сюжета) армейские искушения, собирается после университета (хоть и покуривая) в семинарию. А на странице 312 вместо аннигилировавшегося из повествования отца Антония в храм «нового теперь на его место взяли, после семинарьи, молодого совсем...». И ничуть не менее логичный был бы сюжетный ход (как в сказке, волшебной, по Проппу), чем в финале женить иеромонаха на духовной дочери.

Но, как справедливо сетовали великие русские писатели девятнадцатого века, легче написать полное собрание сочинений о несчастной женской доле, чем житие одной бабы (вариант - духовного отца). А ведь стоило бы помучиться над этой сугубо художественной задачей. Ведь привязанность читающей православной публики, скажем, к «Отцу Арсению» и зиждется на том неуловимом и хрупком сочетании мемуарной достоверности с отрешенностью от собственной частной судьбы (которая всего лишь пример, exemplum, притча) ради образа отца духовного.

Как ни парадоксально, в творчестве М. Кучерской пока получается наоборот: лирической героине «Бога дождя» (вариант 1998 г. - «История одного знакомства») отдается полновесное романное целое, а духовным отцам дробные анекдотцы «Современного патерика».