Память древнего дуба
Он проклюнулся из своего желудя во времена, когда Нейстрия, завоеванная морскими разбойниками и затем оставленная за ними по договору с французским королем, еще не привыкла к новому своему имени: Нормандия.
Страной правил Ролло, уже не ярл Ролло, что бороздил соленые воды на деревянном коне-драккаре, а вассал франкской короны и христианин герцог Ролло. Правитель из Ролло вышел, надо думать, одаренный: из края, где побежденные жили теперь вперемешку со своими завоевателями, довольно скоро вновь сложилась единая страна. Всех своих подданных Ролло судил одинаково, а главным законом над всеми поставил честность. В лесу Марре, недалеко от своей столицы Руана, Ролло своей рукой повесил на ветку над дорогой тяжелые золотые браслеты. Этим он хотел сказать: в Нормандии нет воров.
И воров вправду не было. Три года золотые украшения провисели в лесу, покуда Ролло не распорядился, чтоб их убрали. Жители Нормандии гордились этой историей и своим герцогом.
Молодой дубок тянулся к небу, делался все кудрявее и веселее. А Ролло наследовал его сын Вильгельм, человек добрый, мечтавший закончить свои дни в стенах монастыря. Но сперва надлежало, конечно, вырастить сына себе на замену.
Мечты Вильгельма не сбылись. Пытаясь закончить миром соседскую распрю, Вильгельм созвал соседей-правителей на островке посреди реки Соммы для переговоров. И сам пришел на них безоружным, как требовала честь. Но герцог Арнульф Фландрский вероломно напал на Вильгельма. Так был убит сын Ролло.
И герцогом сделался восьмилетний Ричард, сын Вильгельма и внук Ролло. А король Людовик IV, суверен нормандских герцогов, тоже замыслил не слишком честное дело. Ему захотелось взять обратно уговор меж франками и норманнами, вернуть земли Нормандии себе. Прибыв в Руан как добрый гость, он поклялся сурово покарать Арнульфа Фландрского. И сказал, что заберет маленького герцога в свою столицу Лаон, чтобы воспитывать вместе со своими сыновьями.
Но едва лишь маленький Ричард оказался в его руках, король Людовик заключил с Арнульфом Фландрским мир. Норманны поняли теперь, что обмануты, а их герцог - в смертельной опасности.
Почти год по всей стране служили мессы об избавлении маленького герцога, жители постились, творили милостыню, не было ни пиров, ни гуляний. А вести из Лаона приходили все хуже и хуже. Ричарда держали взаперти, а потом он и вовсе заболел. Норманны боялись отравы.
Но состоявший при Ричарде молодой норманн Осмонд де Сентвиль днем и ночью обдумывал, как спасти последнего отпрыска рода Ролло. Наконец, случай представился. Король Людовик пировал с гостями, все напились пьяны, в том числе и стража. Осмонд спрятал ребенка в снопу соломы и вынес из замка в конюшню. Но и на конюшне он остерегся убрать солому, так и выехал с вязанкой, притороченной за лукой седла. Только в глухом лесу он высвободил мальчика и устроил удобнее.
День и ночь скакал Осмонд, унося маленького герцога. Быть может, они проскакали через Алонвиль-Бельфос, где рос молодой дубок.
Не одно сражение выиграли жители Нормандии, отстаивая свою династию. Вырос Ричард, получивший прозванье Храбрый. Потихоньку пришло новое тысячелетие. Нормандия вступила в него укрепленной и сильной.
И вот случилось так, что зеленая Нормандия показалась норманнам тесной. Умер король Англии Эдуард, не оставивший после себя детей. Два родственника Эдуарда - англичанин Гаральд и норманн Вильгельм сошлись, отстаивая свои права, при Гастингсе. Произошла великая битва.
Герцоги Нормандии стали английскими королями. Мечом и огнем подавляли они сопротивление англосаксов. Настали жестокие времена.
А в Руане тем временем кроткая Матильда, жена Вильгельма по прозванью Завоеватель, грустила о долгом отсутствии своего жестокого мужа и вышивала ковер о его делах.
Невозможно налюбоваться на эту длинную простодушную вышивку, что хранится в специальном темном зале в Байё. Словно ребенком она сделана. Воины в примитивных защитных нарядах, еще даже не кольчугах, грузятся в ладьи, плывут, высаживаются на берегу, обедают на собственных щитах, поджигают дома, способные помешать грядущей битве... Злая комета чертит свой путь по небосводу... Даются и нарушаются клятвы. Конные норманны устремляются на пеших саксов. Реют знамена, гибнут люди. Мародеры раздевают трупы.
Больше часа длится путь от начала к концу вышивки. Ковер Матильды часто и ошибочно называют «гобеленом из Байё». Он вовсе не гобелен, гобеленов еще не умели ткать. На грубом холсте вышиты черным контуром неуклюжие фигурки. Внутри контур заполнен цветной шерстью - особым «байотийским» стежком.
В Байё доживает сегодня свои дни католическая обитель. Несколько пожилых сестер, а новых призваний нет. Уже решено, что после смерти последней монахини обитель будет закрыта. Младшая из сестер (ей сильно за шестьдесят) вышивает байотийским стежком, стежком Матильды. В монастырской часовне мне довелось увидеть житие раннехристианского святого Вигора - вышитое ею. Непередаваемое впечатление: вышивка такая же как в музее, но при этом - совершенно новенькая.
Дуб рос. Быстрее деревьев потянулась к небу легкокрылая готика. Началась Столетняя война. Площадь в прекрасном Руане увидала ужасное: костер, от которого в нечеловеческих муках отлетела душа Жанны-Девы. После этого черного дела Руану уже никогда не стать прежним.
Не в те ли дни дуб в Алонвиль-Бельфос треснул в серединке? Век от века дупло потихоньку расширялось. А затем жители стали говорить, что старый дуб светится по ночам.
В голову местного священника пришла удивительная мысль. В который раз измерил он шагами пространство внутри дупла, а затем решился: установил внутри дерева алтарь Деве Марии. Шесть молящихся свободно поместилось в новой часовне.
С этой поры в дубовой часовенке в Алонвиль-Бельфос звучат молитвы.
А над часовней образовалось еще одно дупло. Алтарь в него не влез, но Распятие поместилось. В верхней часовенке помещаются трое молящихся.
Прошло еще столетие. Во Францию пришла революционная чума. В своей равной ненависти к Кресту и к Истории, санкюлоты начали жечь часовню изнутри. Но тут, как обыкновенно помогает несчастье в отсутствие счастья, одному из вандалов пришло в голову переделать часовню в «храм Причины». Что сие означает, неведомо, но дуб был спасен.
«Храмом Причины» дерево пробыло весьма недолго. Вскоре Дева Мария была - хочется надеяться, что навсегда - восстановлена в своих правах.
Дуб-часовня жив и здоров. Я не удержалась - невзирая на неодобрительные взгляды двух старых англичанок - осторожно сорвала три маленьких кудрявых листочка. Ведь все-таки не каждая часовня умеет еще и выпускать листья.
Нижняя Нормандия
