Горим
Кажется, они вообще впервые смотрят друг на друга: Россия офисная и Россия деревенская, жж-юзер neo_2010 и бабушка Анна Давыдовна в цветастом платочке, пожарник Толя, вторую неделю выходящий на огонь с голыми руками, и хозяин столичного ресторана, купивший Толе пожарные рукава. А вокруг - дымовая завеса, горящая страна, и по дорогам, пылающим с обеих сторон, пробираются, включив дальний свет, дорогие внедорожники, на лобовых стеклах которых - распечатанные на принтере таблички «Пожары. Везу помощь». Без такой бумажки машину с московскими номерами могут и подрезать, но люди, сидящие внутри, стараются не обижаться. Мы слишком долго были если не по разные стороны баррикад, то, по крайней мере, - на разных планетах, и лишь теперь едем друг к другу по дорогам, на которых плавится асфальт, если он там вообще есть.
Мы слишком долго жили, не чуя под собой страны, не чувствуя себя народом, не имея в сердце места для скорби, которая не касается лично нас. Мы были слишком увлечены развлечениями, чтобы отвлечься на чью-то печаль. И только когда земля запылала у нас под ногами, а на Яндекс-погоде вместо обычных «пасмурно» или «ясно» появилась строчка, веющая библейским ужасом: «неба не видно», - только тогда мы спохватились. Только тогда поняли, как написала одна москвичка, вернувшаяся с пожарищ, что «это не частное дело какого-нибудь рязанского старичка» и что «горит наша РОДИНА». И я думаю, многие только сейчас первый раз вообще осознали, что она - РОДИНА - у нас есть, и что это не просто фраза из прописей.
Многие вдруг обнаружили что-то личное в бесстрастной географии пожарных сводок. Забытое, казавшееся неважным, задвинутое в дальний угол воспоминаний, как старый велик с погнутым колесом. У кого-то сгорел дотла дедовский дом, где уже давно никто не жил. И вот человек собирается (а сколько лет до этого собирался!) и едет сквозь дым. И, разыскав пепелище, вдруг чувствует, что оно - родное. Стоит с опущенной головой, вздыхает сквозь респиратор и не уходит. Вспоминает деда, детство, ржавую бочку с дождевой водой, в которой жили водомерки и загадочные подводные жуки... Вот она, эта бочка, закоптилась, но выжила, единственная из всех.
А кто-то внезапно вспоминает, как ездил однажды в эти леса по грибы, и белые росли прямо посреди дороги. И тихий мужик Коля, бывший лесник, водил по грибным местам, хотя все вокруг было - сплошное грибное место, но Коля отмахивался и упрямо пер в самые дебри, повторяя: «Будете еще меня вспоминать добрым словом». Об этом Коле он и думать забыл, а тут вдруг сердце екает. И тоже - в машину, респиратор, дальний свет, в багажнике - упаковка воды, на всякий случай. И вот она, Колина деревня. Точнее - один указатель. Да и тот - на выезде, где название перечеркнуто. Медленно едет, смотрит на черные кочаны, на печи, торчащие из золы. А навстречу, как в сказке, - Коля! Несет, прижимая к груди, пластмассовый самосвал с красным кузовом и желтой кабиной. «Малый обрадуется, драндулет его не сгорел». Смотрят друг на друга и улыбаются и, кажется, совсем не удивляются. Да и чего удивительного в том, что этот чужой человек вывезет Колину семью из лагеря погорельцев, находящегося в зоне сплошного задымления, устроит их у друзей на даче, где дыма немного меньше, а сам будет, забросив все дела, развозить помощь в сгоревшие деревни. Чему здесь удивляться? Ведь так и должно быть между людьми.
«Похоже на войну», - говорят добровольцы, побывавшие в горящих точках. «Похоже на конец света», - говорят деревенские тетки, закрывая мокрыми платками носы и рты. «Похоже на Содом», - говорит начитанный сосед в очках, скрепленных синей изолентой. А мне кажется, больше похоже на Ниневию, ведь тамошние разгильдяи, не умевшие отличить правой руки от левой, важное - от неважного, а добра от зла, тоже вовремя спохватились.
И мне кажется, мы тоже - вовремя. И еще кажется, что теперь все будет иначе. «Мы никогда уже не будем прежними», - говорит черный от копоти студент, пытающийся тушить мещерские леса. И в огне, в котором умирают деревья и деревни, рождается что-то, чего нам всем так давно и сильно не хватало. Ведь вы это тоже чувствуете?
Рождается - Родина. Рождается - народ. И в этих словах, очищенных огнем, впервые нет ни пафоса, ни фальши. Рождается, как всегда, в страшных муках. Но у нас иначе и не бывает. Мы вспоминаем, что мы - люди, то есть существа, связанные друг с другом не одними товарно-денежными отношениями, только когда на нас обрушивается как минимум тьма египетская - всенародное бедствие, отечественная война. Мелкие будничные беды нам - как слону дробинка, надо, чтобы земля, запылав, ушла из-под ног.
Горящие ветки хрустят, как ломающиеся кости. Верховой пожар летит со скоростью поезда, перемахивая через проселки, просеки, лесные речки. А люди - стремительно взрослеют. И начинают, наконец, понимать, что надеяться не на кого. Это только звучит страшно, а на самом деле - освобождает. Если ты перестанешь надеяться на государство, на МЧС, на тех, «кто должен этим заниматься», ты обретешь способность действовать сам. И окажется, что ты, именно ты, «мирный житель горящей страны», как подписался один волонтер под открытым письмом к Шойгу, должен всем заниматься. Покупать мотопомпы. Кормить пожарных. Устанавливать кондиционеры в больницах, куда свозят пенсионеров с тепловыми ударами. Втолковывать матерящимся мужикам, которым легче взлететь на воздух, чем взять в руки лопату, что надо окопать трансформатор.
И я надеюсь, что когда огонь отступит, побежденный, как Гитлер и Наполеон, снегом и русской зимой, мы не забудем того, чему научились в огне. И уже никогда не будем надеяться, что государство позаботится о наших стариках, сиротах, инвалидах. Вся надежда, а значит, и вся ответственность - на нас. И вопрос «почему» в данном случае - праздный.
