«Незыблемость великих памятников — очередная иллюзия». Искусствовед о пожаре в Нотр-Дам де Пари

Фото: Reuters

До позавчерашнего дня мне нравилось жить в привычном мире, где главные сокровища европейской цивилизации (как бы мы ни определяли для себя их состав и наше собственное к этой цивилизации отношение) — штука незыблемая и находящаяся в надежных руках. События показывают, что это очередная иллюзия, мир сложнее и многообразнее, чем мы думаем, а судьба памятников, даже таких великих, как Парижский собор, нам подвластна только отчасти.

Неутешительный вывод для музейного хранителя, которым я являюсь, но это не значит, что надо опускать руки — наоборот, делать все возможное, чтобы сохранить то, что нам вверено. Говоря же о причинах, можно видеть две стороны дела — практическую, возникшую из-за того, что нарушены были привычные условия бытования памятника: полезли туда, куда не следовало (на крышу) и делали то, чего не делают обычно (реставрационные работы). Но поскольку речь идет не о складе и не о музее, а о соборе, то невозможно отделаться еще и от ощущения мистической первопричины всего происходящего — и вот это грозное ощущение Божьего попустительства, богооставленности — оно ужасает не меньше фотографий. Нелишне напомнить, что именно на том месте, откуда распространился пожар, около шпиля постройки, помещены были реликвии святой Женевьевы и святого Дионисия, патронов и защитников города Парижа. Резче других об этом выразился мой коллега из Третьяковской галереи Кирилл Светляков, сказав: «Пустая форма, потерявшая смысл, долго не простоит», — и намекая тем самым на кризис веры, постигающий сегодня ту самую европейскую христианскую цивилизацию, символом которой Парижский собор является. Надеюсь, вызванные пожаром стихийные молебны на улицах города и все-таки ограниченный масштаб разрушений доказывают, что он не совсем прав.

Устройство противопожарной системы, если она вообще была, мне неизвестно, однако в сообщениях французских пожарных говорилось, что «здание они знают наизусть», и в этом нет причин сомневаться. Но регламент здания был рассчитан на предотвращение пожара, а не тушение, это очевидно. Противопожарная пропитка многого не сделает, если речь идет о толстых сухих бревнах крыши. Были ли наверх заведены водяные или пенные системы пожаротушения, мне неизвестно, однако представляется, что причина в неадекватной подготовке именно временных сооружений для работ — лесов и всего прочего. Достаточно было загореться там, наверху, где никто не дежурил и к подобному варианту событий не готовился — и ситуация быстро вышла из-под контроля.

Фото: Reuters

Полностью выгорели деревянные стропила кровли здания, состоявшие из целого «леса» бревен конца XII в. Уничтожен стоявший над ними шпиль, выполненный при реставрации Эжена Виолле-ле-Дюка в XIX веке. Каменные своды, находившиеся ниже, в нескольких местах обрушились, однако объем потерь все же меньше, чем можно было себе представить. Пожарные, судя по всему, действовали разумно, хотя приехали с опозданием. При тушении с самолета, действительно, возник бы риск дальнейшего обрушения постройки.

Пока еще рано говорить о невозвратимых утратах, продолжим надеяться на лучшее. По некоторым сообщениям, целы витражи XII века, самая ценная их часть — роза Северного трансепта. Цел главный алтарь и большое количество скульптур внутри, вынесены реликвии из сокровищницы (Терновый венец Христа и туника святого Людовика). Пострадали большие религиозные картины XVII века, часть менее крупных удалось вынести. Наибольшую ценность внутри представляют собой деревянные рельефы с изображением сцен жизни Христа и резная алтарная преграда XIII века, по их состоянию информации пока нет.

Огонь не добрался до фасадных башен с колоколами и скульптурным порталом — тем самым, который разорили в эпоху Французской революции. Статуи с него, попавшие в руки частных лиц, сегодня находятся в музее Клюни. Вообще если бы не революция, основательно прошедшаяся по внутреннему убранству церкви, сегодняшний ущерб мог бы быть еще больше — что не говорит ничего в ее пользу, разумеется.

Думаю, на восстановление может уйти около десятка лет. Многое из визуально целого на фотографиях могло пострадать от температуры и от воды, неясна структурная прочность сводов и всей конструкции — камень под воздействием высоких температур перегорает в известь. Что касается сроков, то уверен, что французское правительство сделает восстановление приоритетной задачей и не будет ее затягивать.

Фото: Reuters

Информации для реконструкции должно быть достаточно, однако современные средства отличаются от тех, что были 850 лет назад, и даже тех, что использовались Виолле-ле-Дюком, и не всегда только в лучшую сторону. Речь может идти лишь о приближении к оригиналу, заменить оригинал невозможно.

Сокровища и символы мировой культуры горели и раньше. Мне в музее приходится работать с предметами, поврежденными в пожаре берлинского бункера Фридрихсхайн, произошедшем в 1945 году — там были собраны на время войны шедевры немецких музеев. Я надеялся и продолжаю неразумно надеяться, что ничего сопоставимого с тем пожаром на своем веку уже не увижу. Но музеи горят — совсем недавно выгорел полностью музей в Рио-де-Жанейро со всем собранием. Горели выдающиеся памятники архитектуры, и готические соборы в том числе — Шартрский горел в XIX веке, и тоже в основном деревянная кровля. Говоря о символах архитектуры, можно вспомнить Парфенон, взорвавшийся от устройства в нем порохового склада турками и позже восстановленный — как памятник культуры.

Восстановительные работы шли во всех случаях по-разному, но всегда были обусловлены некоторым количеством неравнодушных людей, делающих от них зависящее. Именно эти люди строили соборы в Средние Века. Уверен, что во Франции такие люди еще есть.

Беседовала Виктория Артемьева