Патриарх нашей юности

Он не был образован, совсем уж не был златоустом, ничего не делал за гранью тогда дозволенного, подписывал послания, которые по молодости не хотелось и слышать (гордые мальчики, мы выходили воздухом подышать, когда читали то из них, которое к 60-летию советской власти), никакими внешними действиями не защищал тогдашних властителей наших горячих сердец и скорых на суд голов.

Патриарх Пимен с иподиаконом Федором Соколовым

Но было то, что становится дороже из года в год, но что мы чувствовали и тогда. Шила в мешке не утаишь. Довольно долго можно прятать немолитвенность разными путями. Но если человек молится, этого не спрячешь. Патриарх Пимен молился.

Первый раз я был на его богослужении в Обыденском храме. Пятничный акафист. Что-то немного прошло в вечерне по-другому, какое-то песнопение по-гречески, незнакомый священник в митре читает первым. Удивительный голос, молодой и сильный, безупречная артикуляция — это можно сказать о внешнем. И молится, это чувствуешь, как на тебе отзывается. 

Он бывал в Обыденском часто. Очень просто. Приезжал, входил боковыми дверями, без россыпи орлецов и толпы иподиаконов, без ковровых дорожек от края и до края, чаще всего с архимандритом Никитой и кем-нибудь из Соколовых. Молился на вечерне в алтаре, читал акафист, всегда вместе с отцами, иногда говорил несколько слов, на последнем акафисте перед постом всегда просил прощения, благословлял и так же боковыми дверями уходил. И это все было настоящее.

Бывал он и на престол, и на дни памяти «Нечаянной радости», но тут уж столпотворение, и с этих служб я больше помню архидиакона Стефана с его потрясающим уходом куда-то за пределы того, что слышит ухо, но от чего трепещет все внутри тебя. «...Благую часть избра-а-а...» и кровь медленнее течет в жилах. Отче Стефане, и ты неотделим от этого дня.

А еще, конечно, Троица и особенно дни памяти преподобного в Лавре. Мы старались ездить с друзьями. Успенский собор — в Троицкий не попасть — с ломающей ребра толпой. Но мы ведь любили эту толпу, это нигде больше не собирающееся множество православных людей. После молебна мы довольно долго ждали, он — наш патриарх — выходил на балкон покоев и благословлял народ. Что-то очень простое говорил. И был праздник.

Еще помнится: за год, наверное, до смерти. Покров, Академия. На этот праздник он к нам приезжал всегда. Тут он был уже очень болен. Служить не мог, но к акту прибыл. И его, почти недвижимого, на кресле, поставленном на носилки, через актовый зал несли до президиума. Патриарх нашей юности. Пимен. Вечная память.

И мы с тобой — дети той эпохи — эту память не предадим. Fuit Troja, fuimus Trojani.