Ужас о себе и любовь к ближнему

Это необычно. О страданиях писал Достоевский в «Братьях Карамазовых» в главе «Из бесед и поучений старца Зосимы»:
«Что есть ад?» Рассуждаю так: «Страдание о том, что нельзя уже более любить». Раз, в бесконечном бытии, неизмеримом ни временем, ни пространством, дана была некоему духовному существу, появлением его на земле, способность сказать себе: «Я есмь, и я люблю». Раз, только раз дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувсвтенным. Таковой, уже отшедший с земли... и Рай созерцает, и ко Господу восходить может, но именно тем-то и мучается, что ко Господу взойдет он нелюбивший, соприкоснется с любившими любовью их пренебрегший. Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы... Хотя бы я жизнь свою рад был отдать за других, но уже нельзя...» Говорят о пламени адском материальном: не исследую тайну сию и страшусь, но мыслю, что если б и был пламень материальный, то воистину обрадовались бы ему, ибо, мечтаю так, в мучении материальном хоть на миг позабылась бы ими страшнейшая сего мука духовная. Да и отнять у них эту муку духовную невозможно, ибо мучение сие не внешнее, а внутри их».

Идея кажется страной, новой, совершенно не согласовывающейся со сложившимися представлениями. Со Страшного Суда ведут две дороги - к вечному блаженству и «в муку вечную». Блаженство это трудно вообразить, представить муки гораздо легче. Тем более что часто упор делался именно на изображение мучений. Вспомним росписи средневековых соборов. Стены заполняли картинами, чтобы те, кто не умел читать, через изображение постигали записанное в Библии. И особенно помнили о муках, которые уготованы тем, кто ведет грешную жизнь.

Христианство основано на идее Любви, Любви ко всем. Если любишь ближнего, не будешь ему вредить. Если любишь Бога, будешь следовать Его наставлениям и любить Его образ в каждом. Это и должно лежать в основе нормальной, праведной жизни. И тем не менее часто людей старались удержать от грехов, пугая вечными муками. В связи с этими страданиями возникает вопрос о том, кто или что будет их источником. На первый взгляд трудно дать определенный ответ.

Любовь, вернее, недостаток Любви и будет причиной мук. Мысль, которую высказал Достоевский, подтверждают авторитетные христианские проповедники. 
«Притча о Страшном Суде говорит о христианской любви», - писал Александр Шмеман. Он сравнивал два вида любви - к абстрактному человеку и к конкретной личности. «Для социального деятеля предмет его любви не личность, но человек, отвлеченная единица, взятая из не менее отвлеченного человечества. Тогда как хpистианин любит человека, потому что он - личность... христианская любовь - это "невозможная возможность" увидать Христа в другом человеке, кто бы он ни был; человеке, которого Бог по Своему вечному и тайному промыслу решил ввести в мою жизнь, хотя бы на несколько мгновений, не только как повод для "доброго дела" или филантропического упражнения, но как начало вечного общения с Самим Богом».

Размышления об этом чувстве напрямую связаны с днем Страшного Суда: «Мы знаем, что... каждый из нас несет на себе ответственность за какyю-то кpошечнyю частицу Царствия Hебесного, именно благодаря тому, что мы обладаем этим даром любви Хpистовой. Таким обpазом, мы бyдем сyдимы за то, пpиняли ли мы на себя этy ответственность, пpоявили ли этy любовь или отказали в ней. Потомy что «так как вы сделали это одномy из сих бpатьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40)».
Проблему наказания рассматривал митрополит Антоний (Сурожский): «Сегодня вспоминается день Страшного суда Господня; что страшного в этом суде? Неужели то наказание, которое нас может постигнуть? Нет! В каком-то смысле наказание облегчает тяжесть нашего греха; наказанный чувствует, что он выплатил свой долг, что теперь он может идти свободно. Страшное в этом суде то, что мы станем перед Живым Богом, когда уже будет поздно что бы то ни было менять в нашей жизни, и обнаружим, что... за нами и в нас  - только пустота, бессмысленность жизни. Весь смысл жизни был в том, чтобы любить живо, активно - не сентиментально, не чувствами, но делом: любить, как Христос сказал: тот, кто любит, должен свою жизнь положить за тех, кто нуждается в любви; не за тех, кто мне дорог, а за того ближнего, кому я нужен... - вдруг мы обнаружим, что прошли мимо всего этого. Мы могли любить Бога, мы могли любить своего ближнего, мы могли бы любить себя, то есть относиться к себе с уважением, видеть в себе все величие образа Божия, все величие нашего призвания стать причастниками Божественной природы (2 Пет. 1:4), - и мы прошли мимо всего этого, потому что легче было прозябать, а не жить, легче существовать безжизненно».

Получается, чувство, которое охватит человека на суде, будет ощущением и сознанием потерянной и уже невозвратимой возможности прожить нормальную, полную жизнь, пропитанную любовью, испытать любовь во всей полноте, но не эгоистично насладиться чувством, а с радостью подарить его другим. Как писал митрополит Антоний, «тут не в наказании дело, а в ужасе о себе». Вопрос любовного отношения к окружающим оказывается решающим. «Часто люди говорят: Я не знаю, как любить Бога, я Его ищу в потемках, я не могу до Него дорваться!.. - Очень просто: через человека!.. Апостол Иоанн сказал: Если кто говорит, что любит Бога, но не любит ближнего своего реальной и творческой любовью, тот лжет, потому что никто не может любить невидимого Бога, если до этого не научился любить конкретного, живого, животрепещущего перед ним человека... И поэтому, прежде чем ставить вопрос о том, как достичь Бога, спросим себя: как мы относимся к ближнему?»

Кстати сказать, проблема любви к конкретному человеку проходит через весь роман «Братья Карамазовы».
Думая о Страшном Суде, логично приходишь к вопросу о смысле жизни каждого человека и всего человечества. Получается, что цель человека - не достичь чего-то сверхъестественного, не накопить множество знаний, а научиться, казалось бы, самому естественному чувству - любви.

Размышления о смысле истории можно найти в «Диалогах» протоиерея Валентина Свенцицкого. В диалоге «О прогрессе и конце мировой истории» рассматриваются две точки зрения, между которыми мечется современный человек, - «мирская» и «церковная», «религиозная». Светские люди часто считают целью исторического процесса прогресс - развитие технологий, наук, культуры. Но это, объясняет из участников диалога Духовник, не верная точка зрения, потому что такой прогресс в конечном итоге не приносит человеку счастья и душевного мира.

«По учению христианскому, прогресс - это такой процесс изменения жизни, в котором достигается общая цель мироздания... конечная цель мироздания, как и отдельной человеческой жизни, заключается в совершенном восстановлении через веру в Иисуса Христа нарушенного в грехопадении единства с Богом. Ибо «соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1 Кор. 6:17). В это единство должны войти не отдельные, ничем не связанные между собой люди, а люди, объединенные в таинственное Тело Христово, в святую Церковь... Это должно быть единство в Боге не только человека, но и всей жизни. Это должно быть единство не только всей жизни, но и всей вселенной, ибо «мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (2 Пет. 3:13). Словом, «да будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28)».

Сам же ход истории - процесс разделения добра и зла, «Христового» и «антихристового». «Смысл всех мировых изменений лежит в процессе моральной дифференциации, которая окончательно отделит царство Христово от царства антихриста».

Страшный Суд будет окончанием этого процесса. Однако «этот страшный момент будет не гибелью, а преображением вселенной». После которого праведным откроется «новое небе о новая земля» и прекрасный Город - Небесный Иерусалим, царство Бога, который «есть Любовь».