Эксперты о росте антиклерикальных настроений. Продолжение дискуссии
Священник Андрей Дудченко
священник Андрей Дудченко |
В Украине антиклерикальные тенденции, конечно, существуют, но не являются доминирующими. Сказывается и поликонфессиональность страны: люди скорее не доверяют какой-либо конкретной конфессии, нежели Церкви вообще. Если перенести антиклерикальность на отношение к какой-либо определенной конфессии, то последнее время среди городской столичной среды, в которой я живу, заметно усиление негативных тенденций в отношении Московского патриархата. Сложно говорить о том, насколько распространено такое отношение — для этого следовало бы провести социологический опрос, но в целом среди того круга нецерковных или околоцерковных людей, мнение которых приходится прямо или косвенно слышать, наиболее нелестных эпитетов удостаиваются либо Московский, либо Киевский патриархат, либо оба вместе взятые. Меньше всего негатива слышно о Предстоятеле УПЦ Блаженнейшем Митрополите Владимире, а из конфессий — о Греко-Католической Церкви. Люди не понимают, почему церкви до сих пор остаются в расколе, почему бы не взять и не договориться? Также среди причин неприятия церковности в ее определенной конфессиональной форме — подчеркнутая роскошь некоторых церковнослужителей.
Анна Архангельская, доцент филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Да, наверное, антиклерикальные настроения в обществе нарастают. В каких слоях — судить не берусь, я всё-таки не социолог, а личный круг общения (реальный и виртуальный) у меня, конечно, обширный, но всё же в плане слоёв не слишком разносторонний.
Анна Архангельская |
Мне кажется, причиной во многом оказываются не слишком продуманные действия самих представителей Церкви (иногда — духовенства, иногда — мирян, это не важно, поскольку в определённой степени каждый из нас в ответе за репутацию Церкви в глазах общества). Я имею в виду в первую очередь те конфликтные ситуации, которые вызывали особенно сильный общественный резонанс, а прежде всего — тяжёлые последствия нынешних взаимоотношений музеев и Церкви. Ни одна из дискуссий на эту тему не обходилась без огромного количества взаимных оскорблений, бурления самых низменных страстей и взаимных проклятий до скончания века. На вопрос, украшают ли участников дискуссии такие способы ведения диалога, думаю, нет нужды отвечать, да и дело не в этом. Вопрос в том, почему передача иконы Церкви, строительство в Москве храмов или идея о введении «православного дресс-кода» вызывает столь бурную реакцию.
Общество — очень сложный организм. Система взаимоотношений внутри него складывается как минимум десятилетиями. Для того, чтобы имеет возможность радикально проводить в обществе свою линию, надо заслужить в его глазах это право. И уж нам-то в первую очередь, кажется, пристало делать это не властью, не силой, не деньгами. Потому что за нами должны идти не из страха, не подневольно и не из корысти. А только потому, что «свет во тьме светит и тьма не объяла его»…
И если общество хором негодует: "Зачем???!!!" — может быть, нам стоит заметить, что пока ещё он в нас недостаточно светит...
Никита Базурин, тележурналист
Никита Базурин |
Есть такая тенденция «увеличение антиклерикальных настроений в обществе», проще говоря: не верят люди церкви. Точнее, не церкви, как Телу Христову, а людям, которые от лица этой церкви глаголют и действуют. Очень точно (это не только мое мнение) эти настроения передает статья Дмитрия Соколова-Митрича. Написана она хлестко, свежо, с искренним интересом, с обоснованной критикой церковного медиасообщества, но написана она на потребу публики. Без глубокого понимания проблем и причин, которые эти проблемы породили.
Зато чего не отнять у автора — это чутья на то, что на современном языке именуется trend. Достаточно приглядеться к количеству комментариев, оставленных посетителями сайта, где статья опубликована (сознательно не называю их читателями, т.к. не уверен, что они все прочли статью до конца). Так вот количество комментариев в разы больше, чем к другим, не менее острым, материалам (политическим, экономическим, злободневным, бульварным). Что это? Такой интерес к православию? Не-а. Это интерес к критике православных иерархов. И критика льется не от маргинального либерала Шендеровича, а от простых приходских священников, как правило — провинциальных. Это я не оскорбляю, сам уверен и был свидетелем, что священник и его семья на селе — самые здоровые и активные жители. «Провинциальные» — это как раз очень важная деталь для понимания статьи, да и всей проблемы расслоения среди служителей церкви. Так почему же оно стало возможным, это самое расслоение?
Во-первых, церковь наша РУССКАЯ православная, значит, большая часть её прихожан живут в стране под названием Россия. А в стране этой расслоение давно, увы, стало нормой. Есть Москва, есть ещё несколько городов, где «жить можно», и есть та самая провинция, где просто здоровое существование семьи — уже подвиг. И по-журналистки — так удобно противопоставить сытую Москву и голодную провинцию. Тем более, когда речь идет о Церкви, где, как кажется, все братья и сестры. Но даже отделенная от государства (по конституции) церковь все равно живет в этом государстве и потому все проблемы страны отражаются в ней, как в зеркале. Кстати, церковь эта иерархична с момента своего основания, как иерархичны Силы Небесные. Понятно, что и меценаты в столице богаче, и на приходы жертвуют намного больше, но... и соблазнов здесь так много, что путь в Царство Небесное из столицы представляется куда более трудным и тернистым, ведь «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому...», ну, вы понимаете. Однако, журналисту как-то неправильно рассуждать такими категориями. Вот и сводится все к тому, что «верхи в столице не могут, низы в провинции не хотят» и здесь появляется второй важнейший момент, о котором уважаемый репортер не упомянул. А зря.
По-настоящему, современной Церкви, живущей реалиями нашего века, — чуть больше 20-ти лет. Не буду много говорить, какие это были годы, но стоит задуматься: зачем люди шли в ограду церковную все это время? Особенно в начале, когда здание русской церкви только стало восстанавливаться. Чего ждали? Или так: от чего бежали? Что не было таких, которые сбежали в монастыри от своих мирских проблем, не было коммерсантов, спасавшихся под монашескими одеяниями от долгов и конкурентов? Разве не было тех, кто ждал от церкви националистических и антисимитских лозунгов, канонизации Ивана Грозного за казни жидовствующих? Не было таких, кто мечтал о новой инквизиции? Кто нес портреты Сталина в одном ряду с иконами? Помните выборы в Госдуму, где победила ЛДПР и куда чуть не прошла «Партия любителей пива»? Вот такая пестрота свободы обрушилась на людей. И такая пестрота обрушилась на Церковь (сразу вспоминается рассказ отца Владимира Вигилянского о прихожанине, который именовал себя просто: Господь Саваоф). Кто теперь может сказать, сколько из тех новообращенных, пошедших не за Христом, а за своими амбициями, капризами и сомнительными мечтаниями отсеялись за эти годы? Это я к тому, что непонятно, сколько осталось в ограде церковной таких случайных людей. И смогли ли они проникнуться истинно духовными идеями, целями, отторгнуть свой эгоизм, своё я? Теперь ещё один вопрос — возможно ли такое, что кто-то из «пришедших не в поисках спасения», укрепился на новом месте и стал подниматься по церковной карьерной лестнице? Ведь монастыри и приходы открывались, а опытных проповедников и подвижников не хватало.
Вот я и не удивляюсь тому, что возникают вопросы, подобные тем, что остро, по-журналистски ярко задает Соколов-Митрич. Активная миссионерская деятельность, надо это признать, дается церкви сегодня очень тяжело. Потому что здорового духовного опыта не хватает, просто не может его быть достаточно накоплено за такой малый срок, да ещё в таких бурных и полных соблазнов временах. Но это необходимо преодолеть и побороть, пройти болезнь роста. Отсеять лишних, сомневающихся, неверных.
А про власть, что церковную, что светскую надо молиться. Уверен. Потому что их крест, тяжесть их грехов, которые они по слабости или по какой-либо иной причине допускают, несоизмеримо страшнее, чем у прочих. «Нет иной власти, кроме как от Бога». Это не потому, что Бог дарует власть лучшим. Это потому что каждому дается испытание по силам его. Для кого-то это испытание властью и богатством. И помянуть Патриарха на Литургии, а также «Страну нашу Российскую, властех, и воинство ея» — это то малое, что дано нам, чтобы облегчить грехи тех, кто поставлен выше.
Светскому журналисту на весьма либеральном интернет-ресурсе можно писать о власти церковной в уничижительных красках. Светскому журналисту можно взять интервью у служителя Патриархии и опубликовать его, несмотря на слова этого служителя, что он не дает свое добро на публикацию своих ответов в виде, предложенном журналистом. Но ведь "свобода слова"... И если этой свободе мешает слово церковного иерарха (а церковь ведь отделена от государства), то тут появляется другой вопрос и иное понятие, именуемое — совесть… ну или, если угодно, — журналистская этика. Ответы, несмотря на запрет, опубликованы. Вопрос закрыт.
Хорошо и правильно, что дискуссия на эту тему идет. И увеличение антиклерикальных настроений тут не должно пугать. Отсеиваются те, кто пришел не слушать Завет Христа, а слушать чье-то мнение (возможно и свое) и ставить его выше Слова Божия. Но для церковного опыта, о котором я говорил уже — это благодатное время. Как им распорядиться, как реагировать, как казнить и миловать, на каком языке говорить с властями, паствой и своими сослужителями... Это всё определяется сейчас. Мы являемся свидетелями, возможно, самого трудного и исторического поворота, вызова в современной истории Русского Православия. И здесь нельзя следовать заветам идущего ныне в кинотеатрах Булгакова, мол, «история рассудит нас». У этого процесса — иной Судия, от которого ничто не утаится.
Олег Васильев, доцент юридического факультета МГУ им.М.В. Ломоносова
Олег Васильев |
В статейке Димы Соколова я ничего особенного не обнаружил — человек написал, чего хотел, а факты, может даже и невыдуманные, уложил в канву собственных желаний. Поди теперь проверь, кто, что и почему ему говорил. В этом случае приводить контраргументы бессмысленно. Отказаться от такого надежного приема довольно трудно, но попытаюсь высказать свою позицию, не основанную на «хотении».
Если судить по телевизионным программам, то антицерковные настроения не нарастают -— выступают всё те же «красавцы», которые либералами-свободолюбцами слывут. Многие другие, скорее всего, приспосабливаются — ничего антицерковного не говорят, потому что первые лица государства не только не дали команды «фас», но даже не сделали намека на это. Если же сверху подадут соответствующий знак, тогда нам антицерковного «цунами» не миновать, и сегодняшняя трепотня молоденьких журналистов, придумавших себе псевдонимы и глядящих на нас из Интернета симпатично-игривыми глазками, одобренная «уважухами» сетевых недорослей-«каминтатарав» окажется ничтожнейшим писком, на которое и внимание-то обращать не стоит. Другое дело, что мы, воцерковленные люди, сами часто даем повод и темы для такого трепа, который в этом случае может даже быть гомеопатическим средством от наших неофитских недугов.
Что же касается впечатлений от общения с коллегами по научно-образовательному цеху, то здесь, наоборот, отмечу нормальное движение к вере и к Церкви. Среди преподавателей и студентов становится все больше воцерковленных людей или просто симпатизирующих нам. И если лет пятнадцать назад на нашем факультете могли «скушать с громким публичным чавканьем» за даже слабенькое проявление религиозных чувств, то теперь этого нет — тогдашние «злобники» либо притаились до времени, либо примирились с действительностью. Бывает, конечно, что кто-то позволяет себе бестактность или мелкую злобность в адрес верующих или Церкви, но это, скорее, от незнания, чем от «митричевского всезнания» церковной жизни, да и те пытаются тут же «толерантно» отступить, извинившись. А может мне просто везет с коллегами и студентами? Бог весть!
Борьба же за души человеческие, дело известное, была, есть и будет — куда же от этого деться? Бесспорно и то, что если Церковь усиливается, то и вопли антицерковных завсегдатаев усиливаются. Но, повторюсь, стоит сверху скомандовать «фас» или нахмурив брови пальчиком указать в нашу сторону, тогда уж разом завопят и те, кто до сих пор молчал или даже умилительно улыбался со свечкой в руках. Вот тогда, пожалуй, можно будет говорить о действительном росте «антиклерикализма».
Илья Вевюрко, кандидат философских наук, преподаватель кафедры философии религии и религиоведения МГУ им. М.В. Ломоносова
Илья Вевюрко |
Один из опасных для Церкви мифов состоит в том, что, якобы, массовый антиклерикализм в России связан с массовым недоверием к власти. Этот миф создан оппозицией и имеет чисто политическую функциональность.
Центральная власть — один из немногих институтов, к которым в России сохраняется доверие, хотя ее работу и нельзя признать удовлетворительной. Объектом ненависти россиян является не центральная власть, которая для этого слишком абстрактна и слишком священна (а ее персонификация во многом условна), но элита, в которую на равных долях входят сегодня представители как власти, так и оппозиции.
Особенность современной российской элиты заключается в том, что она не заинтересована в собственной исторической легитимации. Возможно, это связано с глобальным неверием в будущее страны, а может быть — наличием каких-то глобальных обязательств и, наконец, сложностью и затратностью процедур легитимации. Поскольку Церковь вовлекает элиту в свою орбиту и сама вовлекается в ее орбиту, постольку она попадает в поле этой ненависти, которая в обозримом будущем еще будет усугубляться.
Народ (естественно, не весь народ, но значительная часть индифферентно и атеистически настроенных людей) инкриминирует Церкви следующие проявления коллаборационизма:
- Участие в разделе богатств страны, выражающееся в обогащении духовенства, строительстве роскошных храмов и проч. на фоне продолжающейся нищеты регионов и сокращения социальных гарантий;
- Участие в развале образования — именно так интерпретируется активность Церкви в средней и высшей школе при продолжающихся реформах;
- Участие в идеологических авантюрах общественников, не представляющих общество — таких, как «десталинизация» и «декоммунизация», которые не будут восприняты адекватно до тех пор, пока Россия уступает СССР по всем параметрам, достойным великой державы;
- Специфические для современной элиты методы разрешения внутренних конфликтов и списывания проступков: «спускание на тормозах», «серые схемы» и проч.
В то же время, если духовенство перестанет поддерживать центральную власть в таких базовых вопросах, как сохранение единства страны, пространства русской культуры (в т.ч. за пределами России) и пр., это может быть воспринято именно народом как предательство и только усилит негативные тенденции.
Народный антиклерикализм следует отличать от элитарного. Последний связан, главным образом, с опасением влияния Церкви как на государство, так и на народ, с опасением подъема национального самосознания и усиления непредсказуемости, пассионарности русского народа. Единственное, что объединяет эти два разных антиклерикализма, — это предрассудки: религия несовместима с наукой, она есть обман масс ради обогащения и т.п. Для преодоления этих предрассудков Церковь нуждается в квалифицированных научных кадрах и авторитетных пастырях, примером строго аскетической жизни показывающих ложность тезиса о религии как опиуме народа.
Представляется, что наиболее действенна сейчас работа с людьми на местах, для которой нужен энтузиазм и совершенно излишне заигрывание с элитарной частью общества. В то же время, если Церковь намеренно демонстрирует элите свой потенциал национального лидерства, она вызывает на себя информационную войну. Вероятно, следует сделать больший акцент на неинституциональные формы деятельности, на активность мирян — без их вмешательства в церковное управление, т.к. смысл этой активности состоит именно в том, что Церковь как институт должна стать менее зримой мишенью для нападок своих оппонентов. По крайней мере, это будет актуально до тех пор, пока в самой Церкви продолжаются всевозможные злоупотребления. Работа с мирянами требует выдвижения чутких и аскетически настроенных пастырей, способных не только увлечь, но и удержать в Церкви. Без окормления активность мирян чревата разрушением Церкви.
Татьяна Краснова, преподаватель факультета журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова
Татьяна Краснова |
То, что антиклерикальные настроения в обществе нарастают, — очевидно. Спорить тут не о чем, а главное — некогда. Пока мы спорим об очевидном, уходит драгоценное время, когда можно еще что-то поправить. И никак не ради клириков, против которых настроения, а ради Того, Кого эти клирики должны бы, по идее, представлять.
Я работаю в университете без малого двадцать лет. Это и много, и мало. На моем преподавательском веку я не помню «добровольных» народных дружин, которые в мои студенческие годы отлавливали нас, молодых-зеленых, у московских храмов, но хорошо помню религиозный ренессанс начала девяностых. В ту пору интерес к "проснувшейся" Церкви дошел до того, что на моем любимом факультете журналистики была создана особая группа «церковной журналистики». Думаю, не совру, коли скажу, что, просуществовав год, она заглохла сама по себе и не возникала более ни разу. Сегодня представить такую группу на журфаке я не могу. Радоваться или печалиться такому обстоятельству — не знаю. Боюсь, православное церковное молодежное движение образца 2011 года несло бы на своих знаменах политические, национал-патриотические или какие-нибудь другие трескучие лозунги. Ничего, наверное, нет дурного ни в политике, ни в патриотизме. Хорошая вещь — любовь к отечеству.
Только ведь Отечество у всех христиан одно, и Отечество это Небесное, а не земное. И Христианство, уж простите за прямоту, несовместимо с «эффективным менеджментом» и какими-то там «вертикалями». Можно создать сколь угодно эффективную корпорацию, собрать в своих руках сколь угодно крупные активы, развернуть самые впечатляющие пиар компании, и не добиться ничего. Потому что все на свете корпорации и партии — это гниль и труха. Черепки. И возле этих черепков не собрать живых людей, сколько б вы ни потратили на то, чтобы черепки сверкали как золотые.
Две тысячи лет назад люди пришли к нищему и безвестному Христу потому, что увидели в нем Истину и Воскресение. И две тысячи лет подряд они идут к Нему за этим, а не за «эффективными вертикалями». И снова придут, когда увидят в Церкви живого Христа. И заменить Его некем, каких бы «харизматических» лидеров ни выносило на поверхность это смутное время.
Я верю, что врата ада не одолеют ни мою Церковь, ни вашу, если в них первым, главным и единственным достоянием будет Слово Живого Христа.
Если, за великими делами и важными свершениями, мы Его случайно «потеряем», уделом нашим будет не Царство Небесное, а царство эффективного менеджмента. То есть — ад.
Григорий Прутцков, доцент факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова:
Григорий Прутцков |
В последние пару лет наметилась достаточно чёткая тенденция, которая меня очень беспокоит: студенты, родившиеся в начале 1990-х годов — в первое десятилетие свободы Церкви в России, относятся в массе своей к господствующей Церкви неположительно. На моей памяти (а я преподаю с 1994 года) такого доселе не было.
Если раньше, когда мы на семинарах обсуждали ораторское искусство Нового Завета, послания апостола Павла, почти все студенты в группах (за исключением двух — максимум трёх человек) были однозначно согласны с евангельскими постулатами, то теперь ситуация едва ли не зеркально противоположная.
Мои аргументы студентов не убеждают. Свой скепсис они объясняют обычно тем, что их в детстве «перекормили» православием: заставляли молиться, ходить в церковь, поститься. При этом сами взрослые не подавали примеров христианской жизни детям.
Вот один характерный случай: первокурсники в Третьяковской галерее рассматривали картину Репина «Крестный ход в Курской губернии».
— А чего это мужик в форме бьёт мальчика? — удивился один из них.
— Наверное, он не хочет на крестный ход идти, а его заставляют, — предположил другой.
Елена Чудинова, писатель, публицист, автор антиутопии «Мечеть Парижской Богоматери»
Елена Чудинова |
Такой тенденции я не наблюдаю, но, к сожалению, проблема, которая у нас есть, с нами и остается. Православное сообщество стоит в достаточной мере обособленно от основного общества и между ними слишком мало духовных и интеллектуальных «мостов».
Как ведущий передачи на православном радио, я вижу, что на религиозные и светские передачи приглашают выступать разных людей. То есть вот эту проблему обособленности церковного сообщества от светского я действительно вижу. А в силу того что население настолько не воцерковлено, в общем-то, оно скорее как было индифферентно, так и остается.
Читайте также: