Свой среди своих. Часть 2
Полностью с этим согласна. Всегда перед глазами - пример родного папы. Как только он спокойно относится к этим бесконечным церковным разговорам, всей суматохе с постами, необходимости провожать маму на ночные пасхальные и рождественские службы, периодически надеваемому на него нательному крестику, просьбам привинтить полочку в красном углу? Он уже превосходно ориентируется в церковных обычаях и приходских странностях - не догматика же становится темой церковных разговоров.
Не во имя внучки, но во Имя Христово
Этак и правда однажды обвенчаются люди, а через годы один из супругов выяснит, что второй это сделал не из благочестия, а из желания прекратить надоедливое миссионерство своей второй половинки - лишь бы перестали ему рассказывать о том, что на детях невенчанный брак плохо скажется, лишь бы никогда больше не прозвучала формулировка «давай либо поженимся (в том смысле, что невенчанный брак - вроде и не совсем брак), либо разведемся!».
Я, например, верю, что мама стала ходить в храм не три-четыре раза в год, а раз десять не для моего удовольствия, а по собственной потребности. Надеюсь, что ни через несколько лет, ни через несколько десятилетий не проскочит в разговоре признание, что это было для моего удовольствия.
А вот бабушка оказалась на удивление смиренным человеком. Она покорно стала читать утром и вечером «Серафимово правило», одну за другой изучала православные книжки - был здесь и Паисий Святогорец, и Владыка Антоний Сурожский, и Святитель Филарет, и рассказы о земной жизни Пресвятой Богородицы, и описания Святой Земли (как раз последние очень заинтересовали бабушку - в прошлом увлеченную путешественницу). Неизменный энтузиазм вызывали книги «нашего» батюшки - отца Максима Козлова: раз он хоть чем-то связан с любимой внучкой, его творчество - все равно о чем - не может не быть интересным.
Я продолжала раз в полгода приезжать на каникулы, и центральным событием каждой поездки на родину для меня стало приглашение священника в дом - для исповеди и причастия новопросвещенной рабы Божией Анастасии. Очередные беседы с домашними, генеральная уборка (это, впрочем, к моему стыду, сваливалось на маму), некоторые картины поворачивались лицом к стене, пресловутая индийская статуэтка засовывалась куда-нибудь подальше... И столь же усердно, как когда-то перед Крещением, я пыталась убедить человека, что не надо участвовать в таинствах ради внучки, а надо - ради Христа. Что не во имя внучки Крещение, а во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Что не внучка может спасти от дурной вечности и даровать вечность благую - а Христос. Что не стоит желать быть за гробом вместе с внуками - стоит просить только быть со Христом, а Он уж не лишит тебя и радости общения с дорогими и близкими... И перед очередным визитом священника бабушка, готовясь к Причастию, сказала мне, что наконец-то он ей и самой нужен, и Исповедь воспринимается как покаяние и отпущение грехов, а не как болезненная процедура, которую нужно перетерпеть, раз внучке это приятно. Мол, через два года после Крещения бабушка не просто поверила в абстрактного Бога, а осознала себя православной христианкой. Прав был наш батюшка в своем спокойствии: все же первые пару лет она предназначала свое Крещение скорее для того, чтобы я могла внести ее имя в записку на Литургию. Теперь как будто что-то изменилось - но все же такие признания отрезвляют, знаете ли...
Батюшкофобия и другие болезни
Сначала казалось, что пригласить священника домой на требу - нечто совершенно из ряда вон выходящее, не легче, чем съездить за границу. Потом выяснилось, что ничего невозможного в этом нет. Уверившись сами, убедили мы и вторую бабушку, которая живет отдельно и тоже уже почти не выходит из дома. Не имея возможности дойти до храма и никогда не бывши человеком всерьез воцерковленным, она не считала, что шестилетний срок, минувший с последней исповеди, - это повод позвать батюшку домой. А тут - свершилось. Вот только священника, которого была возможность пригласить в назначенный бабушкой день, почему-то все приходские тетушки боялись если не как огня, то как крокодила. Обходили его десятой дорогой, перекладывали друг на друга почетную обязанность сказать ему что-нибудь самое бытовое и тривиальное, а главное - рассказывали, что он частенько, приехав домой к болящему, отказывает в Причастии по причине недостаточно глубокого, на его взгляд, покаяния. Моя вторая бабушка умудрялась без всякого смущения сочетать членство в Церкви Христовой с членством в Коммунистической партии, понятия о вере, таинствах, грехе и добродетели были у нее самые доморощенные и по большей части суеверные, а попытки катехизации - что робкие, что более настойчивые - просто не воспринимались. И я всерьез опасалась, что первый визит священника, да еще знаменитого своей строгостью, в ее жилище окончится не Причастием Святых Христовых Таин, а таким вразумлением в духе пастырской любви, что второй раз она никогда и никакого доброго пастыря на порог не пустит.
А вышло все совершенно небольно и нестрашно. Батюшка без всяких уговоров согласился, очень по-человечески разговаривал с таксистом и вообще совершенно не кусался. Даже когда моя бабушка встретила его в прихожей и на вопрос: «Так вы все-таки не лежите, двигаетесь?» ответила: «Стараюсь; ведь и Христос сказал: движение - жизнь!», ничего страшного не последовало.
Мне, например, даже спокойнее было с таким священником (который сразу говорил, если что-то шло не так, как он ожидал, и благополучно причастил бабушку), чем через некоторое время с другим, которого мне отрекомендовали как делателя умной молитвы: этот последний от встречи до прощания молчал, и на лице его было написано несколько страдательное напряжение. Кто бы мне сказал, было ли это вызвано молитвенными переживаниями, или что-то происходило неправильно? Мое недоумение о том, как мне с ним разговаривать (да и просто робость), дошло до того, что я долго крутилась вокруг него с зажатыми в кулаке купюрами и не нашла способа их ему отдать: на требы наши священники ездят бесплатно, но у него детей - семеро по лавкам, а у меня - есть для него деньги, только он настолько не здесь...
Постригофобия и прочие ужасы
Главное, чего боялась моя мама, - это монастыря. Ей сильно не понравилась книжка Феофана Затворника «Что такое духовная жизнь...» - ровно потому, что в конце девушка настраивается на монашество. Она сильно не любит вспоминать о событиях на киевском Майдане Незалежности, потому что в момент кризиса я не поехала на зимние каникулы домой (справедливости ради скажем, что идея не соваться на границу возникла именно у старших в семье, а не у меня) и со скуки да от одиночества открыла для себя будничные службы. Аргументы вроде того, что я их рано или поздно все равно бы обнаружила (в конце концов, они в расписании упомянуты), что если бы я на них ходила только с тоски, то бросила бы сразу, как тоска прошла, - не срабатывали. Не более того успокаивали маму и уверения, что я не хочу в монастырь, и что батюшка не благословит, если вдруг мне захочется. Подумаешь - дочь говорит, что не хочет. Пока она (то есть я) замуж не вышла - риск остается. Подумаешь - она уверяет, что хочет детей. Подумаешь, обещает, что раньше тридцати пяти лет даже не задумается на эту тему.
Когда мама осознала, что во время миссионерской поездки мы будем жить в женском монастыре (Казанском в селе Колычево), она всерьез пригрозила меня туда не пустить... Причудливы бывают ассоциации наших ближних. Даже если я уйду в монастырь (предположим) в 55 лет, когда нынешних политических деятелей любых направлений и толков уже не будет (предположим) в живых, они все равно будут виновниками моего пострига?
И поэтому если и есть осознанное направление «миссии в семье», то оно не в последнюю очередь заключается в том, чтобы показать близким, что монастырь - это не могила, что туда не уходят от реальности, а приходят для служения Богу, что пресловутая идея «реализовать себя» в постриге ничуть не менее осуществима, чем в миру... В монастырь-то я собираюсь чем дальше, тем меньше, но жалко же маму, которая наверняка тяжело переживает мои длительные поездки то на Соловки, то в маленький подмосковный монастырь - тот самый, что тепло принимал миссионеров-татьянинцев...
Этой песне нет конца
Говорить о себе можно долго. Читать обо мне так долго вряд ли кому захочется. Миссия в семье - дело бесконечное, даже если все твои родные воцерковятся: не смущать друг друга, быть не только объектом для приложения чужих добродетелей, чьи-то тяготы носить - тоже миссионерство.
Когда-то я слышала от отца Андрея Кураева на одной из его лекций, что в Древней Церкви было правило: не принимать в клир того, кто не обратил в христианство всех своих домочадцев. К счастью, в ХХ веке это правило не выполнялось: сколько искренних пастырей пришли к служению у Престола из неверующих семей. Но всякое древнее правило неплохо приложить и к самому себе: хорош же я христианин, если из-за меня самые дорогие мне люди от Церкви оттолкнутся. И хорош же я, если я ничего не сделаю для того, чтобы рядом с ними жить по-христиански, просто показывая на деле, какая это радостная жизнь. И хорош же я, если я в ревности не по разуму сделаю слишком много, если Православие станет в представлении моих родных не Христовой истиной, а моим утомительным для окружающих развлечением...
Отклик самого заинтересованного читателя
Главный принцип любого разговора - внимательно слушать собеседника. И сегодня, начиная размышления о том, как представляют себе наши родственники наше воцерковление и воспринимаем ли мы наше общение с близкими как «миссионерство в семье», мы решили попросить высказаться не только молодых неофитов, от активности которых страдали окружающие. Мама Ники Дверкиной внимательно прочитала статью своей дочери. Вот что она ответила...
Ника, прости, вряд ли я смогу написать связный текст о том, как с моей стороны воспринималось твое нарастающее воцерковление.
Из твоей статьи это и так видно хорошо - и я не могу дать альтернативной точки зрения, так как действительно у тебя все описано достаточно адекватно. Есть у меня мелкие замечания, не тянущие на отдельную позицию.
Для меня твое воцерковление - процесс, вовсе никакой драматургией, сюжетом каким-либо, что ли, не обладающий... Я сейчас могу посетовать: отличница-ботаничка за что ни возьмется - все до точки доведет; но это - бурчание не всерьез - может звучать и сейчас, и 2-3 года назад...
Ты преувеличиваешь, что мне не понравилась книжка Феофана затворника - она мне наоборот была интересна, хотя я и сочла нужным по ее поводу выяснить твое отношение к постригу. А твое поездке на Соловки я очень радовалась - мне это представлялось очень интересным и почему-то вовсе не казалось, что Соловецкий монастырь может тебя отвлечь от мира, хотя это, возможно, и нелогично. Но эти преувеличения, возможно, делают текст выразительным.
Когда бабушка решила креститься, у нас с ней вовсе не было об этом каких-то задушевных разговоров, которые я могла бы описать. Я не помню точно, что и как она мне сказала, но я помню, что подумала: «Ну вот и хорошо, чтение писем Ники к этому привело и без моих усилий, как я и надеялась»...
Изредка я досадовала (и сейчас бывает), что ты не совмещаешь воцерковление в достаточной степени с такими интересами, которые мне кажутся совместимыми с храмом: об энтузиазме в учебе ты писала; возможно, я поворчу когда-нибудь о том, что с большей энергией работать не помешало бы - когда-нибудь... Но ведь я же сама понимаю, что отсутствие работы не для денег в жизни человека часто вовсе не является результатом воцерковления...
Я же переварила, что ты не стала заниматься рисованием - ты уж прости, но это для меня основной момент, а все остальное мало отличается, хоть мне и кажется, что ты зря на своем стихотворстве крест поставила... стихи, конечно, сами «случаются», но все же мне кажется, что это «случение» зависит от установки.
Ты, конечно, права, что если бы ты всерьез ушла в какую-нибудь секту, другую конфессию или религию, или стала танцевать стриптиз (и о таких вещах иногда по телевизору рассказывают) - тогда мне было бы очень не все равно...
Хотя представить можно и такую ситуацию - ребенок стал живописцем, а потом такое написал, что ОЧЕНЬ не нравится - или, думаешь, родительская любовь глаза замажет - и обязательно понравилась бы эта его «живопИсь»?
А еще, из твоего же текста видишь, как важны человеческие отношения для посещений храма, а не только отношение к Богу. Я не удивляюсь, что ты нашла друзей в университетском храме, но, честно говоря, представить, что я могла бы подружиться с какими-нибудь воцерковленными тетушками моего возраста - это просто тихий ужас...
Мне приходится иногда самой себе напоминать, что жизнь детей - это их собственная жизнь, такая тривиальная фраза есть, даже в самых недалеких телепередачах упоминается иной раз. Но уж раз тебе разонравилась всерьез филология - твое дело...
Фотография с http://cards.yandex.ru
