Прп. Савва - пастырь властителей и... иконописцев

Павел Бусалаев - известный московский иконописец, исследователь бытования священных образов в современном медийном пространстве. Ему можно задавать и самые простые вопросы - например, возможна ли церковная наружная реклама, и самые сложные - о символическом языке образа.

Павел Бусалаев 29 лет пишет иконы, а последние три года трудится для Саввино-Сторожевского монастыря. В обители создана целая иконологическая комиссия, о работе которой рассказывает нам иконописец. Одно из последних творений художника и его мастерской - большая икона прп. Саввы Сторожевского с клеймами (небольшими изображениями, показывающими сцены из жизни святого). Свежими воспоминаниями о ее создании Павел Геннадьевич также делится в нашей беседе. Описание этой иконы - пристальный взгляд иконописца на житие преподобного.

- Павел Геннадьевич, как вы пришли к иконописи?

- Пришел я из мира, где атеизм был государственной религией. Когда нам говорят, что русский народ потерял веру, а сейчас ее обретает, я с этим не согласен. Потому что он не потерял веру - он ее поменял. Я родился в семье верующих коммунистов.

В нашей школьной библиотеке в городе Ставрополе был стенд с атеистической литературой. С пятого по седьмой класс я прочел всю подобную литературу, которая была в этой библиотеке. Меня поражало безумие этих людей. Атеисты очень искусно мешали там нравы каких-то людей с острова Таити, которые стригли ногти у своего вождя и ели их, с христианским мировоззрением и мироощущением. Это был мир тотального безумия. И я был счастлив с этим миром повстречаться.

Я стал неплохим специалистом по атеизму. Когда я уже подумал о Крещении, в школе меня благодаря моим знаниям выбрали ответственным за атеистическую работу. В педагогическом институте я ходил в пятерочниках. А когда я крестился в 1979 году, я поступил в педагогический институт на художественно-графический факультет. И уже через два года начал заниматься иконописью.

- Кто больше всего повлиял на вас в принятии этого решения?

- Я встретился с отцом Венедиктом, настоятелем Оптиной пустыни. Он спросил меня:

- Ты художник?

- Да.

- А иконы ты пишешь?

- Нет.

Он на меня воззрился с каким-то искренним удивлением:

- Как же ты можешь, будучи художником, не писать иконы?

И я стал заниматься иконописью.

Конечно, качественный скачок случился, когда я оказался в Оптиной пустыни в 1988 году, и меня взяли в иконописную мастерскую при монастыре.

Когда я в Оптиной пустыни какое-то время поработал, я поехал к отцу Софронию (Сахарову). Это случилось в 1991 году, чуть более чем за год до его смерти. Я приехал туда оптинским ортодоксом, глубоко уверенным в правоте того, что мы делаем. И отец Софроний мудро, во-первых, мне доверил обучение своих матушек иконописи, а, во-вторых, сказал мне: «Напишите книгу об этом». Книгу «Диалоги с иконописцем» мы написали вдвоем с отцом Мишелем Кено, православным священником и богословом. Она вышла в издательстве «Серф» в Париже в 2002 году.

А потом началась работа в Саввинском монастыре, которая стала для меня драгоценностью. Это, действительно, милость Божия. Работаем мы уже три года.

Я расцениваю икону как ключ ко многим явлениям и современной жизни и как информационный код для всей нашей цивилизации вообще, вообще как меру всего того, что мы видим. Точно так же, как Евангелие - это мера всего того, что мы думаем и как мы действуем. Не случайно отцы сказали, что икона равночестна Кресту и Евангелию. То есть в данном случая икона - это мера всей той оценки визуального мира, который мы имеем сегодня.

- Общепонятно, что у иконы есть свой символический язык. Насколько допустимо чтение иконы как текста, перевод с языка образов на язык слов и понятий?

- Если у нас подход заключается в том, что «эта деталь означает одно, а эта говорит о другом», - это скорее алфавит, а не язык. Символ - это не клише, не штамп. Это то, что говорит нам об иноприродной реальности. Не надо путать символ и знак. В иконе много знаков, но много и символического. А символическое способно наполняться по мере нашего участия и нашего понимания. Ведь символ, согласно Дионисию Ареопагиту, был создан с двоякой целью. С одной стороны - открыть путь к истине достойным ее постижения. С другой - закрыть этот путь для тех, кто того недостоин. Поэтому символический язык - это врата, через которые мы, между прочим, можем и не пройти.

- С чего началась ваша работа для Саввино-Сторожевского монастыря?

- Во-первых, я глубоко благодарен преподобному Савве, что я оказался в это время в этом месте. Сейчас происходит возвращение преподобного Саввы Сторожевского в жизнь нашего народа, и не только православного народа, но и всех жителей страны. И когда ты наблюдаешь за всеми явлениями, которые этому сопутствуют, действительно чувствуешь, что ты оказался счастливцем, раз тебе выпало это видеть и в этом сотрудничать.

Для России преподобный Савва - духовник сословия властителей. Возвращение этого святого означает значительные изменения, уже произошедшие и будущие, в культуре власти в России. Это был духовник всего царствующего дома, они постоянно ездили в монастырь, на поклонение мощам. Последней была Елисавета Феодоровна, которая подарила к мощам преподобного большую серебряную лампаду с гравировкой «Молитвеннику о Царях Богоизбранных».

Из-за этого его имя и пропадало. Мы ведь гораздо больше знаем о преподобном Сергии, например. Саввинский монастырь - третий по посещаемости в России после Лавры и Дивеево, но о самом преподобном Савве известно очень мало. И посещаемость обители скорее туристическая, чем паломническая.

О Савве мы с удивлением, например, узнаем, что преподобный Сергий назначил его быть духовником своей Лавры. Он был крестным отцом Юрия Звенигородского, который сыграл огромную роль в истории России. Эти знания нужно открывать не только словами, но и делами, и визуальным образом.

Наша иконологическая программа - результат и часть этой большой работы. Она включает в себя работу с иконописью как с литургической основой, со стенописью и миниатюрами, с различными юбилейными знаками и даже с наружной рекламой и всем тем, что можно сказать о святом языком образов. Я очень благодарен отцам: это действительно стратегическое видение.

Визуальный ряд, который посвящен раскрытию деяний святого Саввы, не менее важен, чем тексты. Ведь православие - это единство слова, образа и действия. Наша программа была связана с иконами, особенно с теми, которые были связаны с большими крестными ходами, с народным почитанием святого; иконы, которые раскрывают жизнеописание святого.

- Что можно сказать о недавно законченной иконе прп. Саввы, созданной для монастыря?

- Это довольно большая икона - 190 на 170 см, 32 клейма, одно клеймо сдвоенное - со Святой Троицей. Все начинается с прихода прп. Саввы в монастырь. Потом его постригает преподобный Сергий, потом он уже становится духовником Лавры. Преподобный Сергий возглавляет тех, кто идет к нему на исповедь. Конечно, исторически мы не знаем подтверждений этому факту. Но зная, что прп. Сергий отличался большой кротостью и все свои слова утверждал делом, мы понимаем, что такое вполне возможно.

Следующий этап - Савва становится игуменом. Потом его призывает крестник - князь Юрий Дмитриевич - в Звенигород, и Савва молится на горе, которая станет местом для Звенигородского монастыря.

Здесь мы воспользовались результатами детского конкурса - изображением моления «на горе, которая вся благоухала цветами». Был прислан потрясающий детский рисунок, на котором прп. Савва почти утонул в цветах. Он молится перед иконой, а с неба уже спускается монастырь. Дети поразили нас своей прямотой. Поэтому на нашей иконе гора, на которой молится преподобный, вся в цветах.

Потом начинается череда исторических событий: например, благословение Юрия Звенигородского на битву с булгарами. У нас есть клеймо, на котором преподобный Савва благословляет преподобного Андрея на роспись собора. Он был покровителем не только воинов, не только властителей, но и иконописцев, и храмоздателей. При этом он духовник - природный, назначенный самим преподобным Сергием. Эти его многообразные качества мы и собирались выразить в иконе. Есть клеймо, на котором прп. Сергий излагает прп. Савве учение о Святой Троице, и Троица там находится как бы в сокровенном виде. А затем, когда прп. Савва и прп. Никон объясняют это учение прп. Андрею, Троица уже раскрыта, она уже в цвете. Свойство иконописи - находить тонкие различия в таких планах, и мы постарались это использовать.

Затем изображены посмертные чудеса. Это исцеление монастырским квасом, например. Некий боярин Иван Ртищев привез своего сына, который уже был не жилец. Отцы помолились у мощей, освятили квас. Влили квас в рот умирающему, и он восстал. Боярин с благодарностью сказал: «Отцы, дайте мне этого кваса побольше! Ведь у меня в деревнях столько больных и немощных». Этот муж был, видимо, крепкой веры, потому что когда он привез монастырский квас, он исцелил некую девицу Ирину, бывшую и слепой, и глухой. Все это нарисовано у нас в прямоте: человеку прямо в рот течет животворящий поток кваса из сосуда.

Около половины клейм у нас разработана заново. Наиболее интересная часть, мне кажется, это чудо с Алексеем Михайловичем - его спасение от медведя. Алексей Михайлович очень любил охоту, говорил, что это не убийство, а поединок, и потому любил выходить на медведя сам. Однажды Алексей Михайлович удалился от своих спутников, и когда зверь поднялся из берлоги, лошадь в испуге убежала. А все оружие было на седле, и Алексей Михайлович, не сумев удержать коня и оказавшись безоружным, приготовился умирать. Тут он увидел монаха, который стоит между ним и медведем, выговаривает ему, и зверь в смущении уходит с виноватым видом. Царь спрашивает монаха, кто он. Инок отвечает, что он Савва из здешнего монастыря. Монах исчезает, Алексея Михайловича находят его спутники, и они едут в ближайшую обитель. Выясняется, что это Саввино-Сторожевский монастырь, но пострижеников с таким именем не было уже порядка пятидесяти лет. Как это изобразить? Мы изобразили. На Алексея Михайловича наложена медвежья лапа, и преподобный запрещает зверю. Это объясняет, почему Алексей Михайлович вдруг так полюбил Саввино-Сторожевский монастырь, что запретил всем жертвовать на обитель, стал ее единственным благотворителем, а благодаря ему была создана та красота, которую мы видим до сих пор.

Затем в этот ансамбль входят французы и начинают грабить монастырь. Они изображены на следующих двух клеймах. После явления прп. Саввы они не только уходят, но и оставляют гарнизон для защиты монастыря. После французов в монастырь входят большевики. Вскрытие мощей - а потом чудесное обретение части их на Лубянке. На одном из клейм мы славянским шрифтом написали «Лубянка», чтобы народ понял: чекист передает главу преподобного профессору Успенскому на блюде. Затем изображен пожар на даче Успенского, после чего глава была перевезена в Москву уже навсегда. Потом - то событие, которое мы празднуем уже десять лет, - перенесение мощей из Даниловского монастыря. Все начинается в XV веке, заканчивается в 90-х годах прошлого века. Вот на что способна икона.

- Сколько же времени ушло на написание иконы прп. Саввы с житием?

- Работали восемь человек в течение двух месяцев, так что если бы работал один человек, это заняло бы больше года. Мне очень повезло: Бог дал прекрасных соратников, и каждый из них делает что-то гораздо лучше, чем кто бы то ни было другой. И благодаря этому, несмотря на предельно сжатые сроки, соединение всех наших сил и умений дало достойный результат. Для меня особенно ценно, что мой личный замысел всё время корректировался - и отцами монастыря, и простыми верующими. У Валерия Лепахина очень хорошо сказано, что соборное творчество иконописцев нивелировало негативные особенности той или иной личности и при удачном руководстве объединяло всё лучшее. Существовали «травники», «палатники», «знаменщики», т.е. люди, у которых лучше всего получалось делать что-то одно. У нас все функции были распределены, но бывало, что человек подходил и говорил: «Я вот этот лик хочу написать», - бери, конечно. Другой подходил: «Знаешь, мне вот этот кусок не нравится, - я его перепишу».

- А медведя кто делал?

- Медвежья лапа - это дело четырех человек. Сначала я нарисовал медведя, потом его написали, потом его раскрасили и покрыли шерстью, потом нарисовали когти. А потом я съездил на Сахалин. И в сахалинский музей как раз привезли новое чучело медведя. И я понял тот ужас, который испытал царь Алексей Михайлович. Лапа медведя не оставляла абсолютно никаких шансов. А ведь это уже третий медведь, которого я рисую на иконе. Первый был на иконе Серафима Саровского, второй - с Сергием Радонежским, а третий - с Саввой Сторожевским. Эта тема идет по моей жизни - тема непреображенной природной мощи, которая укрощается силой святыни. И которая приходит в состояние, в котором были звери в раю, когда они чувствовали власть Адама над собой.

- Делали ли вы что-либо посвященное прп. Савве, кроме этой иконы?

- Мы сделали цикл миниатюр, основанный на строчке из Акафиста: «Забрало Москве, утверждение царства и всем верным прибежище». Это очень хорошо раскрывает служение прп. Саввы.

Графическая программа разрабатывается в структуре классической книжной русской миниатюры. Это действительно лист бумаги, на котором золотом и серебром, классическими красками в классической технике создается миниатюрное изображение, в котором мы могли бы выразить наше осмысление роли преподобного сейчас. «Забрало Москве» - преподобный стоит и молится Божией Матери, Которая раскрывает Свой покров над Москвой. При этом Москва изображена не в тех границах, которые были когда-то, во времена жизни Саввы. Современная архитектура легко перелагается на язык иконы. Это современная Москва, в которой есть сакральное и вневременное ядро - Кремль. Есть в миниатюре и изгибающаяся река, по имени которой был назван город. Река - тоже священный символ. А снизу - наши войска бьют ненаших. Это касается не только того, что рядом со Звенигородом находились ядерные войска тактического назначения. Представьте: если на нас летит множество ракет, то каждую из них отцеживать - смысла уже нет, их слишком много. Тогда вылетают тактические ядерные войска, происходит ядерный взрыв в воздухе, все эти ракеты взрываются, происходит нечто непредставимое - слава Богу, мы такого не наблюдали. Но Москву бы при этом сохранили. Конечно, это слишком прямая аналогия. Преподобный Савва охраняет Москву иначе. Он пастырь не только наших властителей, но с одинаковой легкостью может общаться с представителями других властей, понуждать их к принятию благоразумных решений. И я как иконописец чувствую его пастырское начало над собой.

- Кто входит в иконологическую комиссию при монастыре и каковы ее задачи?

- Иконологическая комиссия при монастыре потому и создавалась, что понятно, что силами иконописцев, спонсоров и отцов некоторые вещи невозможно решить. Необходимо привлекать специалистов - богословов, технологов, иконоведов и иконописцев. Я считаю, что само создание иконологической комиссии - важный прецедент. Это может быть алгоритмом для решения аналогичных проблем во всей Православной Церкви. Какие-то вопросы решаются именно при доброжелательном сотрудничестве профессионалов, заинтересованных в развитии современного церковного искусства. Конечно, есть и те, кто считает, что такого искусства не существует как факта, но с ними мы и не пытаемся работать. В пограничных между дисциплинами сферах рождается самое интересное. Объединение усилий священноначалия, специалистов и тех монахов, которые будут среди этих фресок годы жизни проводить в молитве, дает огромные результаты. Это объединение компетенций самых разных специалистов. Ведь не секрет, что сейчас в нашей Церкви многие храмы расписываются и реставрируются безответственно. Иногда это беда, но иногда это вина. Усиление роли искусствоведческой комиссии при Московской Епархии, создание иконологических комиссий, подобных нашей, на местах, укрепление созидательного сообщества дает, на наш взгляд, хороший результат.

- Вы упоминали наружную рекламу... Но это не очень ассоциируется и с иконой, и с церковной жизнью вообще.

- Мы глубоко уверены, что то, что встречает нас на улицах наших городов, может подвигать нас не только к потреблению и к развитию страстей. Мы хотим, чтобы это имело социальную и созидательную, а также духовную ценность. Я сторонник той точки зрения, что не надо отдавать город на откуп похоти, корысти и лицемерию, которые сейчас царят. Нужно туда вторгаться. Делать это по возможности умело, хотя поначалу мы будем выглядеть жалко на фоне тех профессионалов, которые давно работают в городской среде. Я уверен, что Церковь должна входить в эту сферу властно, спокойно, в ту меру, в которую мы можем, не смущаясь от ошибок. Ошибки будут, и добрые люди нам на них, безусловно, укажут. Но мы обязаны входить в стихию нашего родного города, если мы его любим. Сама идея того, что праздник преподобного Саввы будет представлен еще и наружной рекламой, меня вдохновила. Я не разрабатывал концепцию, был только консультантом по ряду узких вопросов, но мое участие в проекте для меня драгоценно. Ведь это выносит церковный голос на улицу. И нужно, чтобы это было грамотно и неоскорбительно для церковных людей, и при этом понятно и неоскорбительно для людей внешних. Я видел, как ехали по Рублевскому шоссе серьезные мужчины и великолепные женщины, и когда они стояли на светофоре перед билбордом с преподобным Саввой и видели, что творится на Саввинской ярмарке, их головы заворожено поворачивались в эту сторону. ДТП не было, к счастью, зато становилось понятно, что проповедь может быть не только словом в церкви. Проповедь имеет разные формы, и мы не должны специальным образом себя искажать, чтобы войти в современный мир. Православие - это единство слова, образа, действия. Православию свойственна большая свобода, начиная от догматических определений и кончая юродством, которое находится над всеми разумными доводами. Мы должны пользоваться всеми этими возможностями и богатейшей визуальной культурой, колоссальной по своему размаху, емкой и глубокой. Мы должны сеять, а Господь возрастит. Поэтому я рад, что тема прп. Саввы имела мощную мультимедийную поддержку. А детский конкурс дал мне возможность понять глубину вхождения преподобного в нашу жизнь. В этом я вижу его благоволение нашим трудам.

Текст интервью предоставлен редакцией журнала "Саввинское слово".