В защиту Бирона, Ломоносова и твердаго знака
Книга «Дары данайцев» задумывалась как изящный авантюрный роман, основанный на письменных свидетельствах очевидцев и других опубликованных документах. Обвинения в исторических неточностях могут нанести серьезный ущерб проекту «Хронавтика»: какой родитель захочет покупать своему ребенку околоисторическое «фэнтези», в котором реальный ход событий подтасовывается в угоду авторскому капризу.
Изменяя принципу не отвечать на критические рецензии, спешу заверить будущих юных читателей и их родителей: никаких неприятных «сюрпризов» в книге нет. Остановлюсь подробнее на «неточностях», подмеченных рецензентом.
«Порой собеседниками юного императора (Петра Второго, главного героя книги – А.М.) выступают люди, которые никак не могли быть рядом с ним: например, Бирон, приехавший в Россию уже в следующее царствование, или Ломоносов…», - отмечается в заметке г. Прутцкова.
Ошибочное представление о том, что Бирон впервые приехал в Москву в 1730 году вместе с Анной, может получить каждый, кто доверчиво обратится к соответствующей статье в Википедии. К счастью, этот дилетантский ресурс – не единственный источник наших знаний об эпохе и о Бироне.
С.М. Соловьев («Исторія Россіи с древнѣйших временъ, 1869. Т. 19, с. 161) пишет, что «обер-камер-юнкер Бирон сопровождал герцогиню (будущую императрицу Анну Иоанновну – А.М.) в Москву на коронацию Екатерины в 1724 году, и сблизился там с своими ,с камергером Левенвольдом».
С.М. Соловьев подчеркивает, что после сближения с «немецкой партией» Бирон «стал известен императрице Екатерине» как знаток в лошадях и охотник. Более того, именно Бирон, «будучи в Москве, обещал князю Ивану Долгорукому сыскать для него собаку; по возвращении в Митаву ни о чем больше не думал, как об исполнении своего обещания, и нашел собаку лучшей породы».
Как можно видеть, Бирон был своего рода «связным» в Москве для Анны, которая «старалась насчет собак для императора и его сестры» и тем пыталась угодить монарху. Присутствия Бирона на собраниях «немецкой партии» в Москве в 1729 году представляется очень естественным. То, что он был в этот период представлен императору Петру Второму, еще более вероятно. Из бумаг по делу Волконской, рассмотренных в мае 1728 года Верховным Тайным советом, следует что «хорошенько рекомендовать «каналью курляндца» Петру Второму собирался Лесток, лекарь царевны Елизаветы. (Там же, с.163).
Переходим к следующей «неточности», усмотренной автором рецензии: в «Хронавтике» якобы описывается невозможная встреча Ломоносова и Петра Второго в 1729 году. Читатель не только проницательный, но и внимательный подскажет рецензенту, что под именем Михайлы Ломоносова в книге действует самозванец – подросток из XXI века. Никакого намека на то, что Петр Второй не умер, а бежал из Москвы, чтобы через год вернуться под именем Ломоносова, в тексте не содержится.
В книге «Дары данайцев» император Петр Второй предстает как одаренный юноша, в котором современники не без оснований прозревали будущего великого властителя. Развенчивая царя-подростка, рецензент указывает, что наиболее точным параметром оценки эффективности политики государя должно считать количество изданных им высочайших законов и указов. Нам предлагается раскрыть «Полный свод законов Российской империи», сравнить количество указов, принятых в разные годы, и убедиться, что «за весь XVIII век меньше всего законов принимал именно Пётр Второй».
Предлагаемый критерий кажется спорным, учитывая, что один указ может по исторической значимости превосходить дюжину. Но даже если согласиться с тезисом рецензента, необходимо заметить, что «Полный свод законов», изданный в 1828-30 годах, только называется «полным», однако таковым отнюдь не является. Многие указы были неразысканы, пропущены либо сознательно исключены. К основному тексту «Полного свода» вышли многочисленные дополнения. Истинное число указов, принятых венценосным мальчиком Петром Вторым, даже сегодня установить затруднительно.
Ознакомившись со сценой, в которой два молодых человека зимой 1729 года посещают книжный магазин Купреянова и обнаруживают рукопись «Слова о полку Игореве», рецензент со знанием дела указывает, что «Слово о полку Игореве» было найдено спустя шесть с половиной десятилетий после описываемых событий». Это наблюдение верно, если исходить из того, что «Слово о полку Игореве» есть фальшивка и мистификация, написанная в конце XVIII века и вскоре за тем «найденная» графом Мусиным-Пушкиным в Спасо-Преображенском монастыре в Ярославле. Но если «Слово» - подлинный древнерусский текст, отчего бы ему не обнаружиться в составе какого-нибудь рукописного свода в магазине Купреянова в 1729-м году?
Наконец, рецензент задается вопросом: «полезно ли школьнику… читать книгу, написанную в дореволюционном правописании? Не воспримет ли подросток незаметно для себя языковые нормы XIX века и не начнёт ли делать ошибки в школьных диктантах и сочинениях?»
Безусловно, решение за родителями. Но если развивать эту мысль, нам придется отказаться от молитвословов и текстов Евангелия на церковнославянском языке: вдруг ребенок начнет писать «яти» в сочинениях? Зато, оградив детей от текстов в классической досоветской орфографии, мы добьемся того, что новое поколение будет успешно сдавать ЕГЭ, а также без ошибок писать тексты для Википедии.