Островок православной Франции Ч.2

 - Как появилась вообще Россия в Вашей жизни? Тем более, что действительно всё закрыто было. Откуда?

- Это тайна, я не могу сказать. У каждого человека свой путь и своя судьба...

Я стала учиться русскому языку, когда я была сравнительно молодая, в двадцать лет. И потом бросила, потом опять стала заниматься. Потом, когда поступила в Бюсси, - я много стала говорить, потому что все сестры говорили на русском языке, а потом, после этого, мать Феодосия, которая это все поняла... И словом, по ее благословению, когда появилась возможность, я сюда приехала, жила четыре года в России, в одном приходе, а потом уехала обратно во Францию. После этого я стала говорить, конечно, гораздо свободнее.

- Да, Вы очень хорошо говорите. И еще удивительно: иногда встречаешь иностранцев, которые Россию, кажется, любят больше, чем многие русские.

- Это потому, что мы верим, мы видим эту русскую судьбу! Особенно, например, новомучеников - их тысячи, миллионы даже! Сколько православных верующих умерли за Христа, и даже вообще, сколько умерли за Христа, мы не знаем, но только все эти люди - они теперь в сонме, о котором написано в Апокалипсисе, они есть, и они живы. Вы знаете, все говорят сейчас плохо про Россию, мы - единицы, кто ее любит, к сожалению. И понимаем, может быть, это. В средствах массовой информации, увы, сейчас просто пропаганда против России. Увы, увы. Я думаю, это просто враг человеческий, который понимает, какая это для него и для злых сил опасность. Любое возрождение духовной жизни в русском народе для него - это опасность; это мое мнение, простите, но я так понимаю суть вещей.

- Очень может быть.

- Но у меня всегда очень оптимистический вид на жизнь. Я уверена, что станет лучше. И будут большие испытания, может быть войны страшные, но в конце концов, до пришествия Господа нашего Иисуса Христа Россия должна возродиться.

- Да, говорят, есть такие пророчества.

- Но я верила в это до того даже, как я узнала об этих пророчествах. Я узнала потом, когда стала много читать. А до этого я просто верила в это.

- А как соотносилась та Россия, которую Вы представляли, с той, которую Вы увидели?

- Сейчас?

- И сейчас тоже, но особенно в первый раз.

- В первый раз я была здесь очень давно, до того, как я действительно стала верующей. Это были еще советские времена. И действительно, было затруднено любое искреннее общение, особенно с верующими людьми. Но и даже в те времена я как-то поняла, что значит церковь. Я была во Владимире, и там шла служба. Сопровождавшие нас не хотели, чтобы мы были на службе, и мы как-то без них все-таки попали. Это произвело очень глубокое впечатление. С какой любовью и заботой отнеслись к нам верующие в соборе! Мы в те времена не были православными, не знали, как себя вести, но они с такой любовью говорили: вы должны стоять так и так, и не делать так и так. Не так, как читаешь о тех бабушках, которые выгоняют из церкви...

- А если бы такие попались, которые выгоняют?

- Сложно сказать. Но первое впечатление было очень и очень хорошим. Но, конечно, в те времена было довольно страшно, было очень большое напряжение оттого, что мы не могли общаться с людьми, были как овцы, которых гоняли с одного мероприятия на другое. А в следующий раз это уже было в начале новых времен, когда все стало меняться. Когда я приехала в Университет просвещения, который пригласил меня, тогда я уже была православная, по-монашески одета, и даже в те времена ко мне относились так хорошо, а ведь еще стояла советская власть! Но, конечно, тогда было особенное время какой-то подъем. После этого, конечно, настало разочарование: коммерция, всюду разорение, в деревнях, и прочее, прочее, прочее. Первое время люди не пили в провинции так, как они сейчас пьют. Но все равно я должна сказать, что лично я знакома только с прекраснейшими людьми. Особенно со стороны небогатых людей, которых я знала здесь, в церкви, отношение всегда было самое лучшее. Конечно, я вижу, что вокруг много таких, которые пропали совсем, в смысле моральном, но люди здесь, внутри себя, близки к Богу. Они не знают Его, но есть такая доброта, которую я не могу иначе объяснить.

- А в Европе такого нет?

- Я считаю, нет. Там безразличие к людям.

- Кажется, что там благополучнее... Это внешнее благополучие?

- Я думаю, да. Это оттого, что люди так хорошо обеспечены в материальном смысле, есть, конечно, бедные, но их очень мало, и есть возможности, даже для них, получить материальную помощь.

- Да, говорят, нужно очень постараться, чтобы действительно умереть с голоду в развитых европейских странах.

- О тех, которые голодают, мы говорим, что они нарочно это делают.

- Да, наверное.

- На Западе, конечно, тоже очень много хороших, добрых людей, но это, я думаю, отчасти обеспеченные всем, что надо в жизни. Не во всех случаях, но во многих. Если бы они были лишены всего, если бы не было воды, не было крыши, только были развалины и они бродили по улицам, я не знаю, насколько они были бы симпатичны. Простите, но таково мое мнение.

- В Европе, кажется, христиан - католиков и протестантов - сейчас мало, либо они ходят в церковь очень редко, храмы закрываются...

- Да, да, в Европе вцелом, в Англии в частности. Это страшно, конечно. Католики слабее в Англии, потому что они в меньшинстве, они как бы «неофициальная» церковь, а те, которые в сектах - евангелисты, баптисты - они очень сильные. Католики во Франции очень далеко, к сожалению, отошли от церкви. Там мало тех, которые постоянно посещают церковь.

-Мне говорили, что в Англии храмы даже в пабы перестраивают.

- Да, это так, увы.

Продолжение следует...