Счастливые герои Захара Прилепина

Когда я умру, а, - думал я, кривясь. - Когда же я умру. А никогда.

(Захар Прилепин. «Герой рок-н-ролла»)

Чем занимаются герои Захара Прилепина? В половине рассказов много пьют (водки), часто матерятся (без сокращений) и «цепляют распутных девок». И этого, вроде бы, достаточно, чтобы благочестивый читатель никогда не прикасался к книгам упомянутого автора. Но, во-первых, перечисленным суть (и даже просто сюжеты) прилепинской прозы не исчерпываются, во-вторых - есть еще другая половина рассказов, и в-главных - Прилепин по-настоящему талантлив.

Захар Прилепин читателям и критикам полюбился, особенно в последний год.¹ Но признание не дается просто так - прежде, чем его получить, писатель должен дать нам, читателям, нечто значимое. Или новое. Или интересное. И Прилепин это сделал. Он явил миру своего героя. Героя, не терзаемого внутренними противоречиям, не подавляемого средой, не угнетаемого обстоятельствами. Счастливого. И при этом не лишенного ни умственных способностей, ни душевной чуткости. Главные герои часто автобиографичны, их часто зовут Захарами, как автора², о котором Дмитрий Быков справедливо заметил: «Ни работа могильщика, ни должность вышибалы, ни Чечня... не превратили его в подпольного персонажа. Он активно работающий, востребованный и читаемый писатель».

Герой рассказа «Карлсон» говорит, что с ним происходили «дикие случаи» и при этом он «ни разу не был ни избит ни унижен (курсив мой - М.Х.)» Кому же не интересно прочесть о таком уникальном жизненном опыте? Герой Прилепина зачастую выглядит настоящим суперменом, он неправдоподобно здоров физически и душевно: «Я отжался, сколько им было нужно, подтянулся, сколько они хотели, весело пробежал пять километров и еще что-то сделал, то ли подпрыгнул, то ли присел, сто, наверное, раз или сто пятьдесят. После психологического теста на десяти листах психолог вскинул на меня равнодушные брови и устало произнес: вот уж кому позавидуешь... Вы действительно такой или уже проходили этот тест?» И, собственно, многие сюжеты построены на том, что герой с блеском выходит из разных затруднительных обстоятельств. Но только это не боевик - наряду с необходимой работой мышц действует сила внутреннего сопротивления. И опять-таки - это не неслияние со средой «лишнего человека» девятнадцатого века, не реформаторство разночинца базаровского типа, не бездеятельное несогласие Обломова и не высокомерное презрение или отчужденность от «общей жизни» интеллигента двадцатого столетия. Герой все понимает, чувствует, но не сливается с тем, что может его унизить (в самом широком смысле слова) ровно потому, что у него есть «святая святых». В рассказе «Шесть сигарет и так далее», описывающем рабочую смену вышибалы в ночном клубе это, например, - любовь к жене и сыну. В рассказе «Грех» - внутреннее ощущение правильного и неправильного, разрешенного и запретного, а еще - чувство гармонии (а может, и счастья), которое преступление черты разрушит.

Язык Прилепина точен, изящен, порой до изысканности, интонация - проста, доверительна и задушевна. И герои его «просты» - «братки», «пацаны», старики и старухи в оскудевающих среднерусских деревнях, мыкающиеся «разведенки», дети. Детей он вообще любит и посвящает им удивительно поэтичные строки или даже целые рассказы (например, рассказ «Ничего не будет»).

Иногда Прилепин поражает психологической точностью:

- Ты ведь себе нравишься? (...)

- Ну да! - отвечал я радостно. - Нравлюсь! А ты себе нет?

- В последнее время все меньше, - отвечал он, но в голосе его чувствовалась далекая нотка неприязни не к себе, а ко мне; или: «Черноголовый поднялся так высоко, что я боялся, хватит ли нам сил теперь дотянуться руками для рукопожатия»; а иногда - «мне меня вполне хватало, а ему и себя было много» («Ботинки, полные горячей водкой»).

По прилепинским «лирическим» рассказам можно составить достаточно эффективную энциклопедию гендерной психологии: «Если мужчина хочет, чтоб его женщина не превратилась в печальную и постыдную бабу, - он может любить ее как дочку. Но если женщина хочет, чтоб ее мужчина не превратился в постыдного и бесстыдного мужика, - она никогда не должна относиться к нему как к сыну» («Дочка»). Да, прилепинские строчки однозначно хочется заносить «в цитатник»...

Есть у Прилепина и живописание быта и нравов. Причем блеклому среднерусскому пейзажу он придает какую-то почти южную сочность и звучность, а отечественному деревенскому укладу - поэтичность: «Огороды, которые, казалось, еще недавно бурлили под землей живым соком, стихли и обросли неведомой травой. Не громыхала бодрая картошка о дно ведра» («Бабушка, осы, арбуз»). Вот даже картошка у него «бодрая». Или такой натюрморт: «Я люблю дешевые кафе, их сырой запах, словно там круглые сутки варится суп и в супе плавают уставшие овощи, чахлый картофель, расслабленная морковь, и кажется. В числе иного еще случайный халат поварихи, если не весь, то хотя бы карман» («Колеса»).

Прилепин любит вещный мир, таким, каков он есть (а он зачастую грязный, пыльный, щербатый, дурно пахнущий - далее по списку), но прилепинскому герою в этом мире уютно. Он не вступает с ним в противоречие, тем более - в конфликт. И вот здесь, возможно, кроется одна из составляющих прилепинского успеха, вернее сказать - обаяния: при всей национальной симпатии к вечно ищущим и вечно страдающим героям - нам приятно иногда встретиться с героем не-страдающим, который может сказать: «я был готов ко всему, но только к хорошему».

Однако же писатель все время балансирует на грани: мир вокруг героя и благорасположен, и лют, а что герой выберет - открытость и любовь или же отвращение и ненависть - зависит от его собственной воли.

Тот самый главный герой «Карлсона», который «не бывал избит или унижен», в конце рассказа получает по челюсти, причем достаточно подло. Или такой, например, пронзительный эпизод:

«Как-то раз я вывозил коляску в подъезд, еще без ребенка, которого, вопреки недовольному кряхтенью, одевала сестра.
Нажав кнопку лифта, я вспомнил, что не взял пустышку, хотя сестра только что говорила о том.
Вернулся в квартиру, схватил соску с кроватки и, выскочив в подъезд, увидел, как незнакомый мне мужик, нагнувшись из раскрывшего двери лифта, быстро рылся в нашей коляске. Он подбрасывал пеленки, ворошился в подушечках и задевал обиженные погремушки.
- Ты что, сука? - спросил я опешившим голосом.
- А чего вы ее тут поставили, - ответил он, ощерившись серыми зубами.
Подбегая к лифту, я заметил, что в кабинке он стоит не один - рядом, видимо, жена и за спиной - дочь лет девяти, с тупыми глазами.
Он нажал на кнопку, и лифт поехал куда-то вверх.
Дурными прыжками я пролетел этаж и, припав лицом к дверям лифта, заорал:
- Откуда вы беретесь такие, черви?!
Мимо, я видел в щель лифта, тянулся трос; горел слабый желтый свет. Кабина лифта не останавливалась.
Я пробежал еще два этажа, надеясь догнать. Вылетел к лифту и снова не успел: лифт поехал куда-то выше, хотя только что внятно послышалось, как он с лязгом встал.
- Как же ты живешь, гнилье позорное? - заорал я в двери лифта.
Так я, крича на каждом этаже и срывая глотку, добежал до девятого, сел там на лестницу и заплакал. Лифт уехал вниз.
Спустился я минут через семь, с сигаретой в зубах. Сестра укладывала ребенка в коляску.
- Ты куда делся-то? - спросила. Я ничего не ответил. Еще раз нажал на кнопку лифта.
Мы вывезли коляску на улицу и пошли.
Разглядывая малыша, я заметил что-то на его красной, веселой шапке.
Наклонился и увидел, что это прилип смачный, жуткий, розовый плевок, расползшийся на подушечке.
Этот человек не поленился остановить лифт на втором этаже и плюнуть в коляску.
Я вытер рукой».

Однако даже сталкиваясь с грязью и жестокостью мира прилепинский герой чаще всего реагирует очень правильно, здорово, естественно выбор: не озлобляется, не мстит, а живет так, «будто на земле Рай».

У Прилепина есть рассказы лиричные, чуть ли не «песни в прозе» (о щенках и о детях) и есть лаконичные и жуткие, типа «Белого квадрата» или «Колес» ( присутствие какого-то «экзистенциалього» ужаса роднит этот рассказ с поэмой Венички Ерофеева «Москва-Петушки»), есть такие, где «доминанта» (нежности или жуткости) постоянно меняется («Убийца и его маленький друг»). Жизнь в рассказах пестра, как пестра она и во внелитературной реальности. Но - в отличие от внелитературной реальности - герою удивительно часто удается сделать выбор в пользу того, чтобы быть счастливым:

Я потерял спички. Коробок потерял, говорю.
Потерял ощущение бренности, гибельности бытия,
Наглый, словно сорняк, стою на мокром ветру,
Счастье, как ты велико. Куда мне спрятать тебя?

1 «Послужной список» довольно-таки молодого автора впечатляет: его проза печатается в уважаемых «толстых» журналах («Дружба народов», «Континент», «Новый мир», «Искусство кино», «Роман-газета») и выходит в виде отдельных, хорошо раскупаемых, книжек. Поэзию публикуют в «Нашем современнике» (и не только). Его публицистику публикуют в «Русской жизни» и «Огоньке». Его приглашают на телепередачи. У него очень качественно сработанный сайт, наконец.

А в 2008 году роман «Грех» стал лауреатом премии «Национальный бестселлер» (а также самой продаваемой книгой крупнейшего интернет-магазина OZON.RU).

2 Правда, «свести» всех прилепинских Захаров в одну личность не представляется возможным - слишком много противоречащих фактов, поэтому осмелимся предположить, что документальность здесь относительная. И, кстати, настоящее имя Захара Прилепина - Евгений.