О посте и голоде

Священник Константин Пархоменко. Фото: Eparhia-saratov.ru

В первой части беседы о христианском посте священник Константин Пархоменко приводит дневниковые записи монахини, переживший ленинградскую блокаду. Голод, пишет она, был самым строгим экзаменатором, и мало кто выдерживал испытание, сохраняя человеческое достоинство...

О посте — 1. Священник Константин Пархоменко

О посте — часть 1 

Здравствуйте дорогие братья и сестры, здравствуйте уважаемые радиослушатели. У микрофона священник Константин Пархоменко. В эфире — передача, которую мы назвали «Сложные, или трудные, вопросы богословия».

Напомню, что в цикле этих передач мы рассказываем о вопросах, о темах, наиболее пререкаемых, в смысле наших диалогов с католиками, с протестантами. Мы говорим о почитании икон, о почитании мощей, о молитве за усопших, о крещении младенцев. Говорим о всех тех темах, которые так часто нам с вами, православным людям, инкриминируют люди инословные, обвиняя нас в отсталости, в узости мышления, в искажении библейской истины.

Сегодня, давайте с вами поговорим на интересную тему, на тему поста христианского. Однажды, в одной из брошюр я прочитал, что слово «пост» означает, что человек стоит на посту. На посту своей души. Однако, подлинное толкование слова «пост» — иное.

Слово «пост» происходит от славянского — «пуст», т.е. пустой, ненаполненный. В жизни церковного человека пост занимает весьма важное значение. Вообще, в жизни человека всякой религии, стремящегося к победе духа над животными требованиями плоти, имеют место посты. В нашей жизни мы слишком часто поглощены комфортом, беспроблемностью жизни. Эта поглощенность, обычно незаметная, медленно становится привычным образом существования.

Мы привыкли просыпаясь выпивать чашку кофе, традиционно завтракаем, днем сытно обедаем, вечером ужинаем. Это что касается желудка, т.е. чисто физиологических ощущений. К такому распорядку физической нашей привычной жизни добавим привычный комфортный порядок душевно-эмоциональной жизни. Мы смотрим телевизор, возвращаясь домой. Когда моем посуду или убираем в квартире, слушаем радио. Бесцельно, так, чтобы звучало фоном.

Когда нас зовут друзья — собираемся за столом, где плотно ужинаем. Вечером, на сон грядущий, свежая газета, сериал или кроссворд. Легко так двигаемся по жизни. Развлекаемся, гуляем, бездельничаем и считаем себя нормальными людьми. А иногда, если в распорядок нашей жизни вставлено посещение храма, так, чтобы себя не обременять, раз в месяц, считаем себя еще при этом и добрыми христианами.

Так вот, такой распорядок жизни, мещанский, геденестический, никак нельзя назвать жизнью православного христианина. Это пародия на жизнь. Пока мы сыты и нас ничего не раздражает, у нас хорошее настроение. Стоит нам проголодаться или какая-то неприятность нарушает наше душевное равновесие, мы злимся, срываемся на окружающих, завидуем, желаем зла. Если и не словом, не делом, но мыслью, чувством. В общем, из добропорядочных людей становимся обычными мелкими злобными людьми. Физически, душевный дискомфорт выявляет наше подлинное, запрятанное за маской искренности доброты, грешное, эгоистическое я.

Именно поэтому считается, что чтобы проверить человека надо его поставить в некие экстремальные условия. Тогда и узнаешь, кто ты на самом деле и что ты из себя представляешь. Голод, болезнь, лишения — все это ставит человека в условия, когда проявляются его истинные мысли и чувства. Ситуация, когда человек оказывается на грани жизни и смерти четко выявляет, живет ли человек ценностями мелкого эгоизма или живет он жизнью жертвенной любви и служения ближнему. Жизнью скажем так, потусторонних интересов, жизнью стремления к царству небесному.

В книге «Три встречи» вышедшей в Москве в 1997 году и рассказывающей о жизненном пути трех подвижниц во Христе ХХ века, приводится блокадный дневник одной из героинь, профессора Марии Ефимовны Сергиенко, в последствии монахини. Пишет автор: «В зиму 1941-1942 г. жители Ленинграда держали экзамен на человеческое достоинство и экзаменовались у голода. Экзаменатор оказался беспощаден, а ученики оказались плохо подготовлены».

Автор, будущая монахиня, как я уже сказал, профессор Мария Ефимовна Сергиенко описывает свои ощущения, христианские ощущения от того страшного и жуткого состояния голода, в который был поставлен Ленинград 1941-1942 гг.

«Я не буду — пишет автор дневниковой записи — писать и говорить о людоедстве и поедании трупов. Сама я видела тела людей, из которых были вырезаны или вырублены большие куски, слышала рассказы о разрытых могилах, человеческих телах, разделанных как туши, об изготовлении и продаже кушаний из человеческого мяса. В моей академически интеллигентной среде, о которой только и буду говорить, не ели трупов и не убивали людей на котлеты. Но сдвиги, произошедшие в эти страшные месяцы, в душах тех, кто принадлежал к этой среде были, вероятно, отнюдь не меньше, чем то ужасное душевное помутнение, которое превращает добропорядочного тихого и злого растяпу в хитрого и хищного людоеда».

И дальше Марина Ефимовна, автор этой жуткой дневниковой записи весны 1941-1942 г., описывает, что переживали, что чувствовали, что думали, о чем мыслили люди, оказавшиеся в тяжелых жизненных обстоятельствах. Оказавшиеся на грани смерти. Люди, которые голодали. Она описывает, как и она сама, кстати, все окружающие люди, вчера радушные, добрые, доброжелательные, вдруг превратились в жадных, в хищных людей. О том, как захлопывались двери перед носом умирающего человека, друга, близкого, брата, родственника, о том, как прогоняли и били тех, кто выпрашивал хотя бы хлеба или глоток воды.

Она пишет о том, как люди, идя по улице, улыбались, глядя на санки, допустим, на которых везли трупы людей. Потому что, если кто-то умирает, значит увеличивается паек, назначенный ленинградским жителям, в ту страшную блокадную зиму 1941-1942 гг. ХХ века. Мария Ефимовна пишет, что и она сама, идя по улице, считала эти трупы. Если насчитает в день сотню трупов, значит, день удался, значит можно радоваться, хлебного пайка прибавят. Такая примета, такое поверие существовало среди блокадных жителей.

Конечно, она отмечает и принципы, и какие-то моменты героизма, действительно, подвига человеческой жизни, который был готов пожертвовать последним куском хлеба ради умирающего, но пишет, что это исключительно редкие моменты, а чаще всего — жестокость, черствость, и радость от того, что ты живешь, а кто-то умирает.

Можно вспомнить и другие страшные примеры. Во времена катастроф, аварий, люди вдруг забывают, что они христиане, что вообще они люди. Начинается животная борьба за существование. Как в животном мире выживают сильнейшие, а слабые погибают. Так и в экстремальных условиях, добропорядочные люди вдруг становятся животными, они борются за жизнь, отталкивая и убивая слабых. Забывая об этике.

Почему это происходит? Все очень просто. Привыкая к комфортной и удобной жизни, мы не мыслим себе жизни вне привычного питания, вне привычных развлечений. Мы живем ценностями этого мира. И все, что представляет угрозу такому нашему удобному существованию, пугает нас. Человек начинает бороться за жизнь, он боится смерти, потому что смерть — это иной способ существования, к которому он не готов. Чтобы приучить тело и душу к бодрости, чтобы научиться быть свободными и независимыми от комфорта и уюта, Церковь и предлагает нам посты.

В «Татьянином дне» впервые опубликовано 2 марта 2009 года