Изгнание «демонов» Максвелла

Такие комментарии часто звучат. Колким остротам несть числа. Настоящий КВН: от изгнания «демонов» Максвелла с помощью святой воды до преобразования энергии молитвы в кинетическую энергию для нужд производства. Смех — это не страшно, только бы за шуточками смысла не потерять. Надо сказать, что острословы о современной теологии знают меньше, чем народный академик Лысенко о генетике. В Кембридже и в Оксфорде кафедры теологии имеются и процветают, причем о вкладе этих университетов в науку нашим институтам даже мечтать не приходится. Лауреат Нобелевской премии 2012 года по физиологии и медицине Джон Гёрдон — выпускник Оксфорда и профессор Кембриджа. Между тем, после исторической победы атеистического мышления в Октябре, наши ученые ни разу не получали Нобелевскую премию в этой области. Даже близко не подбирались, хотя забота о человеке декларировалась как главная ценность.

Что касается мракобесия, оно может произрастать в любых условиях, атеизм не помеха. Не в нашей стране, где заточенным топором рубили по генетике, кибернетике, экономике и даже по родимой для МИФИ квантовой механике, напоминать о гонениях на науку. Между тем не замечено, чтобы теологи в Кембридже и Оксфорде вставляли палки в колеса научного прогресса.

Можно вспомнить величайшего ученого всех времен и народов Блеза Паскаля, с которого берет начало современная наука. Гениальный Паскаль был также крупным теологом. Как и Ньютон, которого зубрят во всех школах. Далекие примеры? Ключевая в современной науке теория Большого взрыва, которая объясняет происхождение Вселенной, сформулирована священником Жоржем Леметром. В университете он изучал астрономию, физику и теологию. Будучи аббатом, работал в Кембридже, Гарварде, в Массачусетском технологическом институте.

Дело не в теологии и не в атеизме, а в горизонтах человека и всего общества, в широте эрудиции, гибкости мышления, умении воспринимать информацию, которая противоречит постулатам. А также — в востребованности науки и ее достижений обществом и властью. Берии была нужна бомба, и он сохранил физику, на которую замахнулись мракобесы от марксистско-ленинской философии. Если говорить об опасности для науки в России, то она кроется не в теологии, а в никчемности просвещения при сырьевой экономике.

На мировом уровне российские ученые работают сегодня большей частью за рубежом. Самая острая проблема современной науки — поиск бозона Хиггса в экспериментах на Большом адронном коллайдере, который создан во многом благодаря российским идеям. Если мы найдем бозон Хиггса, то сможем объяснить существование других элементарных частиц массы. Иначе — мир невесом. Если бозон Хиггса отсутствует — нет материи и, следовательно, нет жизни. Тогда надо переписывать всю Стандартную модель мироздания от Ньютона до Эйнштейна и Леметра, все фундаментальные законы. По этой причине ученые, вне зависимости от вероисповедания, называют бозон Хиггса «частицей Бога». И это голый факт, никакой ереси. Не означает ли это, что теология граничит с современной физикой?

Современная наука достигла такого уровня, что вторгается в самые сокровенные тайны Природы. В гениальном фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года» герои Баталова и Смоктуновского спорили не только об экспериментах — спорили о нравственном выборе ученого, о существе жизни, которое, как скальпелем, вскрывает наука. Но с тех пор возможности науки возросли тысячекратно. И возросла ее ответственность. Клонирование, генетика, эвтаназия, нанотехнологии, которые позволяют человеку взять на себя функции Творца и конструировать новую материю, новые структуры, новое вооружение — далеко не полный перечень направлений науки, которые заставляют человека иначе осмыслить свое место в мироздании. Достижения науки — это новый духовный вызов. Об этом говорили философы Мишель Фуко и Ролан Барт. Об этом пишет Мишель Уэльбек: человечество, пораженное вирусами технократизма и терроризма, добровольно уходит из жизни, и на смену ему идут безмятежно счастливые однополые существа. Об этом не раз говорили высшие церковные иерархи и на Западе, и в России.

Сегодня невозможно заниматься наукой и не задумываться о цене и смысле жизни. Тот же Джон Гёрдон, один из пионеров клонирования, не раз размышлял об этической стороне генетических манипуляций, о сдвигах в нравственных доминантах. Папа Иоанн Павел II называл веру и разум двумя крылами, возносящими человека к истине. В европейской культуре они сосуществуют мирно, у нас же всеобщая нетерпимость заполоняет даже эту область. Мракобесие — не в теологии и не в атеизме, а в нетерпимости.

Недавно в Вене мы говорили с ректором МИФИ Михаилом Стрихановым. Он пребывал в приподнятом настроении: в МАГАТЭ было подписано соглашение, по которому МИФИ будет готовить специалистов по атомной энергетике для всего мира. Новый вызов предполагает изменение учебных программ в соответствии с требованиями лучших мировых университетов. Отсюда — кафедра теологии, о которой было объявлено сразу после подписания соглашения с МАГАТЭ. Кстати, ректор подчеркнул, что новый курс будет сугубо добровольным и направленным, прежде всего, на дискуссии. Ученый совет МИФИ проголосовал за создание новой кафедры единогласно, хотя мне доподлинно известно, что мнения у профессуры противоречивые. Так что с первой дискуссией не заладилось.

Руководить кафедрой теологии в МИФИ будет митрополит Иларион, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата и ректор Общецерковной аспирантуры. С ректором МИФИ они хорошо и давно знакомы, поскольку несколько лет владыка возглавлял Австрийскую епархию РПЦ в Вене, мировой столице ядерщиков. Митрополит Иларион, несмотря на относительно молодые годы, — один из самых образованных клириков РПЦ, знает несколько языков, в том числе древних. Докторскую диссертацию защищал в Оксфорде, имеет почетные звания и степени нескольких университетов в Швейцарии, Испании, Франции, его музыкальные произведения исполняются серьезными симфоническими коллективами.

Нередко приходится слышать, что РПЦ стоит вдалеке от проблем естествознания, в отличие от Католической церкви, где существует Папская академия наук, президентом которой был, кстати, аббат Жорж Леметр. Можно ли одновременно пенять на отсутствие интереса к естествознанию и осуждать создание кафедры теологии в МИФИ?

Любопытно было бы узнать мнение Ивана Павлова, первого Нобелевского лауреата России. При советской власти, проходя мимо церкви, ученый всякий раз истово крестился, хотя при царе в особой религиозности замечен не был. Биографы спорят о причинах такого преображения. Мне-то кажется, что Павлову мешало мракобесие. А происхождение у мракобесия бывает разное.