Митрополит Каллист (Уэр): Не судите Церковь по мне, умейте смотреть глубже

Митрополит Диоклийский Каллист (в миру Тимоти Уэр) родился в 1934 г. в графстве Сомерсет. Его родители были верующими англиканами, но в юности Тимоти познакомился с Православной Церковью, крестился и принял монашество. В 1966 году он стал священником Константинопольского Патриархата, в 1982 году — епископом. Более 60 лет владыка Каллист был профессором теологии (богословия) в Оксфордском университете, многие его ученики стали православными священниками в разных странах мира. Он является автором многих фундаментальных трудов по теологии, был лично знаком с такими православными святыми, как Иоанн Шанхайский и Паисий Святогорец.

— Вы родились в протестантской стране. Чем вас привлекло православие, и чем оно может привлечь современных западных людей?

— Я был воспитан как англиканин, но однажды (мне тогда было 17 лет) оказался в православном соборе в Лондоне на вечернем субботнем богослужении. Слушая хор и не понимая церковно-славянского языка, я вдруг явственно почувствовал, что мы, небольшое собрание присутствующих на богослужении, участвовали в чем-то гораздо большем, чем мы сами. Я понял, что на самом деле церковь полна невидимых молитвенников, ангелов, святых и что здесь невидимо присутствует Сам Христос. Было ощущение, что это Небесная Церковь на земле. Я понял, что вернулся домой и именно здесь я должен быть.

Моё знакомство с православием прошло через церковь молящихся, а не через книги и не через священников. Но я не сразу принял православие: после того богослужения прошло шесть лет. Было много разных моментов, в том числе национального характера. Мне говорили, что православие — истинная вера только для русских, греков, румын… Греческий священник, который меня крестил в православие, сказал: «Вы должны понимать, что вам никогда не стать священником, нам нужны только священники-греки». Но все пошло немного иначе: в Великобритании около 240 православных священников, из них треть — англичане.

— В России многие молодые люди находятся в интенсивном духовном поиске, но они не всегда выбирают православие. Аргументы приводят разные: «это религия запретов», «православие устарело», «все религии учат одному и тому же», «Бог у меня в душе», «среди священников много лицемеров и грешников, а Церковь погрязла во лжи и коррупции». Что бы вы им ответили?

— Церковь — это богочеловеческий организм. С божественной стороны Церковь — это тело Христово, это полнота духа Христа, и нет в ней никакого зла и никакого греха. С человеческой стороны она состоит из людей, таких же, как вы или я, и мы все несовершенны, мы грешим и совершаем ошибки. Церковь безгрешна — члены Церкви, живущие на земле, грешны. Как Церковь на земле, мы плохие свидетели веры Христовой.

Я бы ответил сомневающимся вот что: не смотрите на меня, не судите Церковь по мне, умейте смотреть глубже и научитесь видеть жизнь Духа Святого в Церкви. Смотрите не на то, что видимо, а на то, что невидимо!

— Бывали ли у вас сомнения в вере? Как можно их преодолеть?

— Есть люди, которыесохраняют детскую веру на протяжении всей жизни и никогда не сомневаются. Это невозможно для тех из нас, в том числе для меня, кто изучал современную философию.

У меня тоже были сомнения и колебания в вере:а что если смысла в жизни нет, в христианстве истины нет, а что, если и Бога нет? Я нашел такой ответ: моя вера всегда сопутствовала моей борьбе с сомнением. Я знаю, что помимо сомнений у меня есть обязанности епископа: приходить в храм, служить литургию, исповедовать людей… Тогда я отодвигаю сомнения на задний план и молюсь. Слушая людей во время исповеди, сочувствуя их бедам и боли, помогая им пастырским образом, я сам восстанавливаюсь в вере.

Особенная сложность подобных экзистенциальных вопросов заключается в том, что мы не можем доказать их таким же точным образом, как теорему в геометрии. Истинность нашей веры доказывается иначе: мы выбираем, во что будем верить. То есть вера — это не просто согласие человека принять религиозные доктрины. Вера — это осознанное решение человека быть верным и сохранять свою верность тем ответам на экзистенциальные вопросы, которые дает нам Церковь.

Несмотря на все мои сомнения, я не могу представить себя где-либо еще, кроме христианства и православия. Вера освещает все стороны моей жизни. Каждый человек рано или поздно должен совершить этот осознанный «скачок веры» к более глубокому пониманию сложнейших и самых важных вопросов нашего существования.

— Сейчас много говорят о кризисе христианской культуры — как в Западной Европе, так и в Восточной. Чем православные, католики и протестанты могут помочь друг другу, чтобы защитить общее наследие?

— Я согласен с тем, что мы на Западе живем сейчас в постхристианскую эпоху.Но и вы в России тоже! Каков процент людей, которые здесь, в России, ходят на воскресную литургию? Недавно я был в одном российском городе, где, как мне сказали, на 630 тысяч жителей есть только 14 храмов. Такой же вопрос можно задать и по отношению к Греции, хотя в Греции соотношение количества храмов на душу населения все-таки больше. Мы все живем в постхристианскую эпоху. Важна не статистика, не абстрактные цифры, а факт, что есть люди, которые искренне верят. Пока на земле есть святые, христианство не умрет.

— Есть ли угроза, что народы Европы будут принуждены жить по законам шариата?

— Я не могу предугадать, есть ли такая угроза. В Западной Европе действительно многие сейчас опасаются мусульман, боятся их, но в Англии мусульмане составляют небольшой процент населения. Я думаю, что наибольшее количество мусульман Европы проживает во Франции, но и там их всего около десяти процентов. Стоит также помнить, что большинство мусульман не одобряют действия меньшинства — действия террористов. Давайте вспомним слова Христа: «Не бойся, малое стадо!» Мы не должны бояться ни мусульман, ни какого-либо другого меньшинства, потому что Господь всегда с нами!

Помню, когда я должен был уезжать из Греции, из монастыря на острове Патмос в Британию, чтобы преподавать в Оксфордском университете, я делился своими сомнениями и страхами со своим духовным отцом. Он сказал тогда: «Главное, не бойся, хотя ты и будешь представлять там православное меньшинство». И это действительно оказалось так: я был единственным православным священником на весь университет. Мы не должны бояться! Страх — это плохой проводник.

— В России уже несколько лет ведутся дискуссии, можно ли считать теологию научной дисциплиной. Насколько я понимаю, в Англии такие споры немыслимы. Почему, на ваш взгляд, теология — это наука?

— Есть разница между религиоведением и теологией, богословием. Под религиоведением я понимаю сугубо науку: историю Церкви, например, — здесь не так важно, есть у человека вера или нет, потому что его интересует научный метод. Но для меня теология и богословиеявляются чем-то более глубоким, чем простое изучение религиозных артефактов.

Есть разница между геологией и теологией: геологу не важно, есть Бог или нет, а для богослова эти вопросы чрезвычайно важны. Один из отцов-пустынников сказал, что богослов — это тот, кто молится. Если вы молитесь — вы богослов. Поэтому богословие — это не отстраненная наука, но наука, зависящая от личных убеждений человека. Григорий Палама выделял три типа богословов: святые — истинные богословы, обладающие способностью общаться с нетварными энергиями Бога; люди, которые не обладают святостью, но верят Богу; и люди, которые не только святым не доверяют, но и сами не имеют никакого духовного опыта — плохие богословы. Я не отношусь к первой группе, но все же надеюсь, что отношусь ко второй. Именно это и отделяет христианское богословие от сугубо светского — оно основывается на вере и доверии святым.

Подготовила Анастасия Прощенко

Фото автора

Впервые опубликовано 31 августа 2016 года