Грязные деньги, или Незримая свобода за окном

Не помню, когда это было. Когда-то тогда. Глубоким утром. В час, когда замирал голосок будильника, засыпал накричавшийся младенец, и поднималось солнце, и румянились окрестные дома. За окном рождался мягкий, шершавый звук, который мы впитывали сквозь сон. Мы дышали им. Вздох — взмах метлой. Метла уходила дальше, и это значило, что ночь далеко, день на пороге и улица будет чистой.

Я не знаю, почему так обаятельно бывает прошлое. Никто, наверное, не знает. Но вчерашний невидимый дворник, бормотание метлы летом, звонкая лопата зимой — ушли слишком далеко. А теперь я открою вам тайну. Вы сами заметили: раньше дворников было больше. Но это не всё. Те, кто видел дворника в лицо, помнят: очень часто тот был молод, бороды не носил, дворняжку угощал бутербродом и работу заканчивал рано. Так вот, этим дворником был студент. Или студентка — прекрасная дворничиха. О них сочиняли сказки. Детские. Помню одну такую, про второкурсника, который жил на чердаке, пас звёзды и влюбился в дворничиху Ниночку. Ниночка, правда, пока не училась, только готовилась — на вечернее, при всем при этом была немножко ведьма. Старая сказка, конца 70-х. Конечно, не все могли в неё попасть. Для этого нужно было вставать рано, утро проводить деятельно и нуждаться в деньгах. В пыльных, майских деньгах, с тополиным пухом и каштановым сором, в листопадных, сентябрьских, когда любой двор пахнет дымом и опавшая медь превращается в уголь, наконец, в зимних, морозных деньгах, жестких, как скипевшийся снег. Да и вообще, место дворника надо было успеть занять. Путем честной конкуренции или бессовестного блата.

Время шло, разными были погода и времена года. Деньги были одни — грязные. Они же трудовые и честные. Дворниками становились иногородние абитуриенты, «хвостатые» студенты, лишенные сессии за какой-то должок, взаимно влюблённые студенты, хлопотливо строящие гнездо, и несчастно влюблённые — чтобы забыться в земном труде. Уважал работу дворника мехмат, физфак и вообще технари. Реже шли в дворники философы и музыканты. Ну, мы знаем, кто в это же время сидел в котельнях и сторожил склады, а по ночам писал песни. И, наверное, есть в этом какой-то смысл. 80-е не давали молодым спать, молчать и стареть.

Не каждый мог позволить себе роскошь репетиторства или, тем паче, переводы. Но если жаждешь перемен — мети дворы, разгружай вагоны: физический труд укрепляет психику. Раскольникова с его частными уроками живо бы перевоспитали. Да, приработки никогда не были большими и легкими. Но был у них один плюс, лишний нолик: присутствие той незримой, как дворник за окном, свободы, благодаря которой они превращались в настоящие. Даже когда они стали смешными, как стипендия. То есть сейчас. 90-е — время собирать камни, стричь капусту, ловить бабки. Определения для них — вы заметили? — сейчас нет. Чистые, грязные, ясные, темные — все это условности. Можно проводить избирательную кампанию, продавать гербалайф, играть в казино или работать в нем, охранять коммерсанта или оказывать ему более приятные услуги — везде дорога молодым. Никто не заставляет идти на субботник, платить взносы, «вступать в ряды» — что там еще? Кончился насильный альтруизм. Но последние из молодых могикан остались.

Я бы в это не поверила, не знай одного такого лично. Его дворницкая вотчина — территория одного НИИ. Игоря работники института знают и уважают — вздыхая, говорят, что снаружи в НИИ больше порядка, чем внутри. С другим молодым дворником крепко дружит одна моя знакомая. То есть, она не знала сначала, что Иван еще и подметать умеет — но когда увидела, как он это делает: метла, напор, горящий взор опричника, — поняла, что такие люди нигде не пропадут. Правда, сейчас Иван признаётся, что мести соседний переулок за 400 тысяч рублей — скорее привычка, потому что начал делать это еще школьником. «Вот, представь, мама перед работой убирает во дворе, через день отец, а потом ты. И так весь восьмой класс... Потом по утрам уже невольно чего-то не хватает». Представляю. И у меня были такие одноклассники — у кого их не было? Сейчас они чьи-то однокурсники. Подрабатывают? Не то слово, работают, еще как. Принимают звонки в пейджинговых компаниях, ведут занятия шейпингом, продают бижутерию и скоро, на днях, — таинственно сообщают мне — устроятся в банк. Вот такие денежки. Но мы с вами, как нумизматы, ищем те древние, пыльные, непрестижные — за тот самый шорох, будивший нас по утрам. Вот сейчас дворник обернется, и мы узнаем его непременно — однокашник. В Турчаниновском переулке. На Большой Академической. Далеко или близко.

Летом дворнику много работы: все РЭУ в этом признаются — но только если кто-то об этом спросит. Если кто-то захочет им быть — дворником. Ничего невероятного в этой идее нет. Работа по утрам — вредная, трудноизлечимая привычка. Юные дворники и садовники не вымирают как класс. Главное — застолбить участок! По конфиденциальной информации одной второкурсницы-дворничихи, жить веселее, если на вашей территории разместились какие-нибудь коммерческие структуры, фирмы или магазины. Они поощряют энтузиазм дворника, просят его, по сдельной цене, скосить лопухи вокруг «делового центра», покрасить белилами пару деревьев и полить газон. И вот уже косит, косит будущий Лев Николаевич лопухи, и катит мимо птица-тройка с трёхгранной звездой во лбу, и окончена сессия. Впереди свободный день, дождь сметет оставшуюся пыль, распустятся липы. И что с того, что получка — грязные, смешные, странные деньги, доставшиеся за ранний час, за жухлый мусор, за уставший мускул. Смешные — как и все честные, чистые деньги сегодня. Которые нельзя копить или хранить долго. Которые не мучают совести. Которые — всего лишь часть свободы, незримой свободы за окном.

Фото Игоря Палкина

Впервые опубликовано в газете «Татьянин день», № 14, сентябрь 1997 года