Почему я люблю русскую литературу

Я искренне не понимала, что все находят в этой самой русской литературе: длинном мучительном Толстом, сложном Достоевском, депрессивном Лермонтове. Фото — «Русский репортёр»

Когда я была маленькой, ходила пешком под стол и голова моя была кудрявой, где-то на подсознательном уровне я уже знала, что толстые серьёзные книжки на полке в гостиной, в которых до безобразия мало картинок, — это нечто великое. Они сами по себе внушали почтение и уважение.

Когда деревья были уже не такими большими, я искренне не понимала, что все находят в этой самой русской литературе: в длинном мучительном Толстом, сложном Достоевском, депрессивном Лермонтове. И хотя честно писала в сочинениях про величие их произведений, не могла своими словами объяснить, почему они великие. Я предполагала, что величие — это такой обязательный пункт, который надо включить в сочинение, чтобы получить хорошую оценку.

Когда я слышала вне школы, что кто-то любит, допустим, Анну Каренину, мне казалось, что это лёгкое лицемерие, чтобы казаться более образованным человеком. Как в анекдоте: если мужчина декларирует любовь к худым брюнеткам, красному сухому вину и балету, на самом деле он любит кустодиевских блондинок, пиво и футбол.

Когда иностранцы говорили мне, что русская литература очень сложная для восприятия, очень депрессивная и сами произведения складываются из слишком длинных, слишком русских слов, я кивала с некоторым пониманием. «Наталья, русские герои постоянно ищут, постоянно думают, постоянно в депрессии, они находят проблемы там, где их нет, и никогда не улыбаются».

А потом, в один прекрасный солнечный день, я случайно открыла Толстого, «Войну и мир», начала читать и увидела живых людей. Людей, чьи горести и радости в некотором роде мне близки, которых я понимаю, чьи мысли и чувства описаны настолько живо, что есть ощущение, как будто граф Толстой читает чужие мысли.

Я понимаю теперь, почему князь Андрей едет на войну — вовсе не от того, что устал тусить день и ночь в Питере, как нам показали в новом сериале BBC

И тогда ко мне пришло понимание, что русская литература — это не развлечение. Это нечто гораздо большее, обнажающее во всей красе природу человека, которая иной раз бывает совсем нелицеприятной, сложной и противоречивой.

Это понимание укреплялось во мне с каждой прочитанной в книгой. Мир больше не был только чёрным или только белым — он стал многогранным. Я понимаю теперь, почему князь Андрей едет на войну — вовсе не от того, что устал тусить день и ночь в Питере, как нам показали в новом сериале BBC. Я понимаю, почему Раскольников сознаётся в преступлении. Я понимаю, почему любые отношения Обломова, кроме как с диваном, обречены. Мне жалко, горько, хочется потрясти литературного героя или, наоборот, остановить — например, не дать Анне Карениной прыгнуть под поезд. Хочется всё исправить так живо, что в какой-то момент я понимаю, что выборы и проблемы литературного персонажа лично для меня чересчур реальны.

Кто-то из моих дедушек мне рассказывал, как, назначая офицеров из людей, которые воевали в Красной армии, проверяли их уровень образования, просили написать косинус. Те, кто могли вспомнить латинское обозначение, считались подходящими. Русская литература — это наш косинус.

Так что я искренне люблю русскую литературу. И когда я слышу, что кто-то её тоже любит, я понимаю, что мы принадлежим к одному тайному клубу, обществу. А когда узнаю, что её кто-то не любит, я понимаю, что мы из разных Вселенных. Никто не говорит, что другая Вселенная плохая — она просто не моя.