Груз Сокурова

Благодаря осторожному «коллаборационизму» героям удается спасти коллекцию Лувра в годы войны. Но остаётся вопрос: на какие компромиссы стоит идти ради спасения ценностей?

Главные герои «Франкофонии» — немецкий генерал Метерних и директор музеев Франции Жак Жожар, которые объединены тайным сговором. Благодаря осторожному «коллаборационизму» героям удается спасти коллекцию Лувра в годы войны. Но остаётся вопрос: на какие компромиссы стоит идти ради спасения ценностей? Где здесь необратимая потеря репутации, а где — победа здравого смысла и любовь к искусству?

Во «Франкофонии», как и в прежних документальных работах Сокурова, звучит его закадровый голос, который подчиняет себе все и позволяет себе слишком многое. Сокурова всегда называли трудным художником, хотя «Русский ковчег» оказался в свое время чрезвычайно успешен на Западе и смотрелся как мощный аттракцион. Тогда этот полнометражный фильм про Эрмитаж, снятый одним кадром без склеек, поразил сложностью замысла и мастерством его воплощения (в частности, фильмом восхищались такие режиссеры, как Иньярриту и Спилберг). Руководство Лувра тоже было впечатлено работой художника и заказало ему картину про знаменитый парижский музей. Но финальный результат заказчикам не понравился. Неудобный получился фильм...

Сокуров мыслит так, как мыслит. Он поблажек не делает, политкорректность — не в его стиле: тут уж либо правда, либо галантность. Сопоставляя жизнь парижан во времена фашистского вторжения и выживание ленинградцев в блокаду, автор не может удержаться от горького сопоставления их судеб. Параллельный монтаж летнего кафешного Парижа и ленинградских блокадных ужасов показался некоторым зрителям возмутительным. Многие заметили в фильме и неожиданную сокуровскую иронию («Вы удивлены, что Германия проиграла войну? А когда она выигрывала?»). Этот формат разговора можно воспринять как признак величайшей внутренней свободы, а можно как простую невежливость.

Сопоставляя жизнь парижан во времена фашистского вторжения и выживание ленинградцев в блокаду, автор не может удержаться от горького сопоставления их судеб

«Последнее время я с тревогой воспринимаю всякое интервью, которое даю западным журналистам, потому что постоянно от них слышу: ой, Александр, мы на эту тему уже не говорим, нам не разрешают, это у нас никогда не напечатают, а если я это принесу — меня уволят. Последние лет пять разговаривать с представителями западной прессы на серьёзные исторические темы практически бесполезно», — замечает Сокуров в одном из недавних интервью. Он говорит с позиции человека, всю жизнь учившегося быть европейцем и ощущающего теперь, что Европа уже не соответствует его высоким представлениям и требованиям. Эта точка зрения — довольно наивная, очень русская, но явно выстраданная. Любовь к Европе во «Франкофонии» сквозит в каждом кадре и заметна хотя бы по тому, с каким благородством держатся главные герои (их воплощают на экране замечательно подобранные актеры Луи-До де Ланкесен и Беньямин Утцерат). Главная метафора «Франкофонии» — корабль, наполненный музейными экспонатами, который несётся сквозь шторм. Некий капитан Дерк пытается выйти на связь, но та прерывается, и нам остаются только обрывочные, пикселизированные стоп-кадры.

Пожалуй, некоторые фрагменты фильма Сокурова кажутся слишком пафосными, другие смотрятся и вовсе странно, например, прямое обращение автора к умершим Толстому и Чехову («Проснитесь!», — восклицает он, а в кадре мы видим посмертные фотографии писателей). Кто-то может усмехнуться, когда Сокуров впервые за свою фильмографию приглашает зрителя к себе домой. Автор сидит у окна, спиной к смотрящему, и признаётся, что фильм у него не получился, почти как в пародиях на авторское кино («Карсон Клэй в фильме Карсона Клэя»). Несколько выбивается из повествования финал картины: на чёрном фоне звучит какофонически оркестрованный советско-российский гимн, будто из тьмы выползает оглушающий зрителя музыкальный монстр.

Но если всё это — неуклюжесть и неповоротливость, то из тех, что свойственны огромным кораблям. Сокурову всё равно. Он везёт свой груз. Постепенно его профессионализм и масштаб сопоставлений убеждают и побеждают.

Сокурову всё равно. Он везёт свой груз. Постепенно его профессионализм и масштаб сопоставлений убеждают и побеждают

«Франкофония» технически совершенна. Просмотр картины на экране компьютера или телевизора её убьёт. Это путешествие, близкое к чистому созерцанию. Здесь есть и редкая хроника, и инсценировка (причём виртуозно снятая имитация сделана с тщательностью Сокурова-историка, которой в современном кино нет аналогов). Гуляя по Лувру, зритель оказывается так близко к великим холстам, что, кажется, может вдохнуть запах их масла. Так «Франкофония» становится ещё и незаменимым проводником в мир великих картин, которые нигде больше под таким углом не увидишь. Камера парит над городом, потом превращается в одного из призраков Лувра. Она следует за юродивой Марианной (Джоанна Кортальс Альтс), повторяющей, как в бреду: «Свобода, равенство, братство», — и наблюдает за комичным Наполеоном (Винсент Неме). И всё это объединяет внимательный авторский взгляд.

«Франкофония» — внутренний монолог одинокого человека, ищущего опоры в культуре, когда вокруг бушует стихия. Не секрет, что Сокуров скептически относится к своему потенциальному зрителю: в его монологах постоянно прорывается отчаяние от невозможности сблизиться с аудиторией. В 2011 году, когда вышел «Фауст», он предсказывал, что его картину вряд ли адекватно воспримут на Венецианском фестивале (тогда он, между прочим, получил «Золотого льва»). На премьере «Франкофонии» Сокуров тоже не скупился на «похвалы» современным интеллектуалам: «Единственное, что в силах кинематографиста, — это обратиться к вашей эмоции, к вашей душе, пока разум спит».

Сокуров — сложен, Сокуров — камень, он очень часто — про смерть (в фильме есть долгий крупный план: хранящаяся в Лувре мумия). Его вдохновение — не моцартианского, летящего свойства; скорее, в каждом его фильме — бетховенская борьба и нелегкий труд. Отчего же к его картинам все равно возвращаешься? Потому что он заражает своим трудолюбием, своей готовностью не отворачиваться от тяжких вопросов, не сглаживать углы. В сокуровских фильмах узнаёшь его руку, чувствуешь ее тепло. Вот и здесь она протянута к мрамору неподвижной скульптуры, соединяя времена. И пока слышен его элегический голос, есть надежда, что корабль с драгоценным грузом всё же будет спасен.