«Лесник и его нимфа»: Юность. Не пытайтесь повторить

Здесь много примет времени. Ничего нельзя было купить, можно было только достать ― и кассеты с записями The Beatles, и лекарства от смертельной болезни

Эта история из тех, что читаются на одном дыхании, хотя сюжет на основе любовного треугольника он-она-смертельная болезнь далеко не нов. Но в «Леснике и его нимфе» действует еще и Бог, а это уже дополнительное измерение. Плюс легкий и качественный слог, атмосфера предперестроечной эпохи, множество колоритных и при этом правдоподобных персонажей ― школьников и учителей, родителей и дальних родственников, «профессиональных» неформалов и невольных изгоев, талантливых музыкантов и стиляг.

Автору удались главные образы ― хиппующей школьницы Литы, которая поет голосом Дженис Джоплин и красит лицо зеленкой, и студента Саши (Лесника) ― интеллигентного мальчика с неблагополучным прошлым, несущего внутри неутоленную боль. Они, конечно, не могли не полюбить друг друга, хотя поначалу эта любовь была похожа на ненависть.

Здесь много примет времени. «То» поколение вспомнит, в каком контексте употреблялось слово «система», кто считался пиплом, а кто нет, как ходили на квартирники и вписывались на ночевки. Ничего нельзя было купить, можно было только достать ― и кассеты с записями The Beatles, и лекарства от смертельной болезни (чтобы спасти жизнь, порой хватало «трешки»). Уже можно было держать на рабочем столе в НИИ брошюру общества «Знание» о Туринской плащанице, прикрыв учебником…

А те, кто родились позже, почувствуют атмосферу позднесоветского времени по деталям: повествование наполнено ветром и сквозняками, простудами и лихорадкой, беспорядочными перемещениями и серостью. В крестовый поход против серого цвета идет Лита, а Саша призывает этот цвет полюбить ― в результате оба героя оказываются на грани гибели. Там-то и становится понятно, были ли квартирники в прокуренных коммуналках и зависания на крышах дорогой к себе или наоборот.

Название отсылает к романтической и античной литературе, мифу. И повесть, действительно, универсальна: если вы и не хипповали в восьмидесятые, то почти наверняка узнаете себя в главных героях

Очень тонко показаны отношения с Богом и Церковью. Вот Лита впервые получает в подарок бумажную иконку и волнуется ― не положила ли она ее случайно в один карман с пачкой сигарет? Вот она впервые в Троице-Сергиевой Лавре в своем нелепом плаще и с тюбетейкой на голове, и самым понятным человеком там оказывается то ли бездомный, то ли юродивый, с которым она делится карамельками. Вот первое причастие Саши… Священник останавливает службу, чтобы причастить смертельно больного.

В каком-то смысле в повести все слишком хорошо, слишком чисто. Искра добра есть в самых прожженных неформалах, а главные герои вовсе остаются незапятнанными в любых обстоятельствах. Вряд ли дело в морализаторстве ― скорее, память очищает воспоминания. Тем более, что героиня романа находятся в процессе преображения и автор, видимо, знает, что порог храма она все-таки перешагнет.

Конечно, книга родилась из автобиографического контекста, причем первые главы Марина Нефедова написала еще в пятнадцать лет. Но название отсылает к романтической и античной литературе, мифу. И повесть, действительно, универсальна: если вы и не хипповали в восьмидесятые, то почти наверняка узнаете себя в главных героях. В конце концов, у каждого в жизни случается время, когда на подоконнике сидеть удобнее, чем на стуле, даже если на дворе февраль, а из окна дует.

Со страниц книги веет свежестью и новизной майского дня, но нет-нет, да и подумаешь: какое счастье, что юность никогда не повторяется!