Спрятаться в Крепости: новый роман Алешковского

Страна с непредсказуемым прошлым снова пытается разобраться со своим историческим наследием, ищет в прошлом корни сегодняшних проблем ― и по-прежнему ждёт ответов от литературы. Каждый писатель по-своему отвечает на этот запрос: Евгений Водолазкин пишет о русском средневековье, Людмила Улицкая рассказывает историю семьи, Ирина Богатырёва обращается к мифу. Не стал исключением и Пётр Алешковский, историк по образованию и автор романа «Крепость» (АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015), лауреат «Русского Букера» за 2016 год.

Бывший сотрудник местного музея, весь поглощённый научной работой, экспедициями и раскопками, не умеющий пользоваться гаджетами и зарабатывать деньги, главный герой романа Иван Мальцов так любит историю Золотой Орды, что видит её даже во сне. Но в маленьком городке Новгородской области некому разделить его любовь к фрескам и летописям. Коллеги с липовыми диссертациями, местные нувориши, мечтающие превратить город в туристический центр, и даже любимая супруга ― все хотят денег, пусть и нечестно заработанных. Мальцов же преследует благородную цель: сохранить уникальный памятник архитектуры, городскую крепость, спасти её от застройки, уговорить местных начальников выделить средства для реставрационных работ.

Мальцов честный, одинокий, никем не понятый ― и конечно, хороший. Все остальные ― плохие. В этом романе всё чётко поделено на чёрное и белое, образы статичны и недвусмысленны, здесь нет глубокого психологизма и духовного роста, весь сюжет строится вокруг судьбы крепости ― то есть перемены случаются не во внутреннем мире героя, а во внешнем. Историк Алешковский с прозрачной ясностью описывает ситуацию, очень похожую на реальное положение вещей в сфере науки.

Фото: Ug.ru

Может быть, такая простота имеет свои плюсы: в мире неустойчивости, утраченных ориентиров и стёртых границ порой не хватает чего-то предсказуемого и понятного без лишних объяснений. Да только местами эта простота переходит в примитивность и пошлость ― здесь и эпитеты-клише вроде «глубоких глаз», «морозной свежести» и «лёгкой поступи», и неуместные грубые сравнения: «Ее щеки покраснели, маленькие груди, похожие на два граната, выпирали из майки, как войско, готовое сорваться в атаку. Она откидывала лезшую в глаза прядь одним резким движением, как конь, в нетерпении бьющий копытом».

А вот название романа только на первый взгляд кажется простым: оно говорит не только о старой крепости (которой, кстати, в городе-прототипе ― Торжке ― на самом деле нет), о памятнике архитектуры, который так дорог главному герою. Эта крепость ― не только символ культурных ценностей и традиции в городе недальновидных продажных чиновников (недаром автор всегда пишет Крепость с большой буквы). Крепость ― это ещё и символ идеализированного прошлого, воображаемого мира, где главный герой прячется от реального, в котором ему так трудно найти себе место.

Этот полусказочный мир похож на давно ушедшую эпоху, которую герой-историк старательно и с большой любовью реконструирует. Но мы никогда не узнаем прошлое до конца; чем дальше от нас эпоха, тем больше в её истории неясных страниц и вопросов без ответа ― а значит, и простора для фантазии. Ведь может же Мальцов приукрасить историю или даже выдать вместо факта красивую легенду, чтобы впечатлить женщину. Может и добавить никому достоверно не известных, но ярких подробностей вроде запахов, звуков, выражений лиц и погоды. Фантазии продолжаются и в красочных снах Мальцова, окончательно отрывая читателя от настоящей тоскливой жизни. В реальности героя бросила жена и уволил начальник, и он ищет утешения в бутылке водки и воспоминаниях юности. Зато во сне он же ― соучастник удивительных событий времён Золотой Орды, описанных с подлинным мастерством беллетриста.

Однако именно в этих снах и фантазиях герой черпает силы для того, чтобы проснуться утром, опохмелиться, привести себя в порядок и снова бороться с системой, добиваясь своей никому не понятной цели. С огромным трудом ему кое-что удаётся ― а значит, этот холодный и чуждый герою мир всё же становится лучше. Несмотря на общий пессимистичный тон, на протяжении всего шестисотстраничного романа автору удаётся сохранить надежду. И пожалуй, это лучшее, что есть в книге.