История разлома. Чаепитие с дочерью маршала Конева

Дочь полководца Наталия Конева ― выпускница МГУ, филолог, профессор Военного университета ― называет это удивительным перекрёстком судьбы. Иеромонах Пимен служил не только у её отца на Степном фронте, но и у деда её мужа Николая Бажанова в храме, настоятелем которого тот был до войны. Автор «ТД» пришла на чаепитие к Наталии Ивановне, чтобы расспросить и о прославленном отце, и о судьбе семьи через призму истории России.

В доме Наталии Коневой и Николая Бажанова ― это же имя, кстати, носили его отец, известный хирург-стоматолог и академик РАМН, и дед-священник ― историю можно потрогать руками. В столовой стоит старинный сервант. Иван Конев привёз его из Австрии: ему как главнокомандующему Центральной группой войск в Вене разрешили (это оформлялось официально) забрать себе что-то из мебели. Он выбрал сервант. Супруг Наталии Ивановны ставит на стол рюмки, которым больше ста лет: «От дедушки», ― объясняет. Это даже не рюмка ― «мерзавчик» миллилитров на 30, узкий, из очень тонкого стекла. Будто из какой-то совсем другой жизни: сложно представить, чтобы из такого пил настойку сын крестьянина из Вологодской губернии Иван Конев.

― Мне всегда было очень интересно, вот как этот водораздел прошёл по семье, ― говорит Наталия Ивановна. ― У нас, например: один шёл по линии большевистской, шёл, веря в это абсолютно, дошёл до маршальских погон. А сын его Гелий женился на девочке ― красавице Ирочке Моисеевой. Она Моисеева по второму браку, вышла замуж за создателя Ансамбля народного танца (Игоря Моисеева ― «ТД»), а по первому ― Конева. При этом урождённая княжна Чагадаева. Она была невероятно красивой и сейчас прекрасна ― в 92 года. А отец её князь, я видела эту папку ― она хранится в семье моей племянницы Леночки ― о пожаловании княжеского титула, подписанную Александром III. Представляете? Грамота дворянская в бархате.

И вот отец узнает, что такая история. Но он наоборот Ирочку обожал, и я спустя много лет после его смерти нашла в архиве газету пятьдесят какого-то года, где написано, что Ирина Чагадаева стала лауреатом Сталинской премии. И вот он хранил эту газету ― для него это был правильный выбор. Страшно переживал, когда мой брат, который был любимцем женщин, развёлся с этой красавицей и завёл себе красавиц других. Но вот их единственная дочка Леночка сейчас занимается Холокостом, вопросом выплат пенсий пострадавшим евреям, и они к ней, кстати, хорошо относятся, ведь отец освобождал Освенцим.

Освенцим был освобождён 27 января 1945 года войсками 59-й и 60-й армий 1-го Украинского фронта, которым командовал как раз маршал Иван Конев. Этот факт, кстати, в 2015-м году попытался оспорить министр иностранных дел Польши Гжегож Схетына: в эфире Польского радио онзаявил, что концлагерь освобождали украинцы ― видимо, не слишком разобравшись с организаций Красной Армии, части которой формировались отнюдь не по национальному признаку. Этот курьёз стал поводом для масштабной политической дискуссии в год 70-летия Победы.

― У нас в папиной семье двое были унтерами, ― продолжает свой рассказ Наталия Конева. Причём они были гвардейцами, стояли на часах у спальни Николая II в Зимнем дворце. Это родные братья моего деда Степана Конева. Все из одной семьи ― Федор Иванович, Григорий Иванович, Степан Иванович. Григорий и Федор были царскими офицерами. Степан осел в деревне, а Фёдор стал большим начальником, урядником, вспоминал, как он стоял в карауле у спальни Николая и тот на празднике, мне отец рассказывал, давал часовому золотой, чтобы хорошо нёс службу. Урядник после революции сгинул в тюрьме.

― А это никак не повлияло на судьбу вашего отца?

― Он полагал, в НКВД об этом знали. Иной раз даже говорили: «Какая там бедная семья? Мы знаем, что это неправда». Доносы на него писали, что скрывает родство с дядей-урядником. Но судьба вывернула его из этой мясорубки. Отца отправили служить в Монголию, в пустыню Гоби, куда, видимо, НКВД уже не дотянулось. А вот дядю Фёдора сгнобили в тюрьме как царского сатрапа. Он умер молодым, красавец был. Все братья были высокими, сильными...

У меня есть фотография отца с Лениным, сделанная на V Съезде Советов. Революцию отец встретил на Украине, их эшелон разоружили гайдамаки, расформировали и отправили в Россию. Отец понял, что выкинут из армии и надо как-то устраиваться в жизни.

Моршал Конев в молодости

Когда в 1916 году отец был призван в царскую армию, ему было неполных 18 лет. Уже шла Первая мировая война. Отец закончил земское училище и учился достаточно неплохо. Он был большим любителем книги, читал много, получил аттестат с отличием, ему даже подарили книжку на память ― «Ревизор» Гоголя. После призыва в армию его отправили на унтер-офицерские курсы, а затем погрузили в эшелон и послали на Восточный фронт, но они не доехали. Случился переворот, их эшелон развернули и отправили, как я говорила, на родину. Отец попытался сохранить оружие, спрятав шашку под шинель, но обман раскрылся и его чуть за это не расстреляли.

Так он стал участником Февраля. В 1917-м должен был разоружать жандармов, преданных императору, на Каланчевской площади в Москве, по приказу Временного правительства.

Гайдамаки в историческом смысле ― участники повстанческих отрядов в XVII веке. Февральская революция дала импульс национальному движению на Украине, стали формироваться вооружённые отряды из сторонников установления национального независимого государства ― они также взяли себе название «гайдамаки». Что до Временного правительства, то после революции оно не могло доверить безопасность государства «императорским» учреждениям, как Департамент полиции и отдельный корпус жандармов, и поспешило их упразднить.

― Затем было участие в Гражданской войне, ― продолжает Наталия Ивановна. Там тоже встретились исторические фигуры. С одной стороны, Блюхер, которого в 1937 году расстреляли как врага народа. На Дальнем Востоке отец служил под его началом. Потом ― Уборевич, которого тоже впоследствии расстреляли. С другой стороны, его противники ― Колчак, генерал Пепеляев, взятый в плен красными, барон Унгерн, который сбежал в Харбин, но его там тоже достали, атаман Семенов. Все они были противниками.

В мемуарах отца о гражданской войне об этом сказано скупо. Он тоже ощущал свою уязвимость: дед был середняком, владел бакалейной лавкой, занимался извозом, возил всяких там купцов и лесопромышленников. Неблагонадежный, словом, чуждый элемент. Командир Красной армии не должен был иметь предка-бакалейщика. Хотя к тому времени Степан Иванович в родной деревне уже коммуну организовывал. Степан любил порядок, основательный такой был хозяин, а местная голытьба трудиться на сообщество не хотела, стали возмущается: «Не будем мы, Степан, под тебя строиться! У тебя брат урядником был, а теперь ты хочешь нами командовать. Долой!» Переизбрали другого старосту, а тот уже коммуну развалил.

Во время Гражданской войны Иван Конев был направлен на Дальний Восток ― на должность комиссара штаба Народно-революционной армии Дальневосточной республики. Летом 1921 года командующим войсками ДВР стал Василий Блюхер, которого через год сменил Иероним Уборевич. Этого военачальника Конев оценивал чрезвычайно высоко, называл незаурядным военным дарованием, по сути, своим учителем. Воевали против сил Белого движения под командованием адмирала Александра Колчака и Дальневосточной армии, сформированной казачьим атаманом Григорием Семеновым, к которому присоединился его друг и соратник, войсковой старшина барон Роман фон Унгерн-Штернберг. И Блюхер, и Уборевич были арестованы в ходе массовых репрессий в РККА ― первый погиб на допросе 9 ноября 1938 года, второй расстрелян «по делу Тухачевского» 12 июня 1937 года (признательные показания на участников процесса в том числе дал Блюхер).

― Николай Николаевич, в судьбе вашей семьи тоже сошлось столько исторических личностей?

― Родня у меня и по матери, и по отцу ― все сельские жители. По материнской линии ― деревня Хорошёвка, что на высоком берегу Оки, между Серпуховом и Каширой. Там родились моя бабушка и мой дед, прадед, прабабушка. Все из одной деревни. Место очень красивое, один высокий берег, другой низкий, и когда выходишь на Оку, такой открывается простор и думаешь: да, действительно, Россия ― прекрасная страна. Прадед считался там местной интеллигенцией, потому что был садовником в рядом расположенном поместье Красильщиковых.

Теперь про судьбу деда ― Павла Осиповича Болдышева. С началом первой мировой войны его призвали в армию, он начал службу в Гродненской крепостной артиллерии, был артиллеристом, под Гродно ранен. После госпиталя вернулся в строй. Весной 1917 года он демобилизовался и вернулся в деревню, занялся крестьянским трудом, женился. Вскоре произошла Октябрьская революция и он был призван в Красную армию. Поскольку дед был грамотный, смышленый и крепкий парень ― он же артиллерист, наводчик, на такую специальность нужно было три месяца учиться ― его отобрали в московскую ВЧК в конвойную команду. Он очень этого не хотел, однако отказаться было нельзя. Служба в «органах» продолжилась недолго ― после ранения снизился слух и его комиссовали. Потом дед мне говорил: «Слава Богу! Не причастен ко всем этим ужасным историям».

Дядя маршала Конева

Хочу привести один эпизод из жизни бабушки в то тревожное время. Когда деда взяли на службу в Москву, как семейному человеку, имеющему маленького ребёнка, ему предоставили комнатку в большой пустой квартире бывшего доходного дома на Екатерининской улице (ныне Октябрьская улица).

Обстановка в городе была, выражаясь современным языком, очень криминогенной ― грабежи повсюду. Дед был на службе с утра до вечера, и бабушка, а тогда ей было 18 лет, оставалась с младенцем на руках одна в квартире. Учитывая всё это, дед оставил бабушке револьвер, сказав: «Смотри, если что, защищайся».

И в один из зимних вечеров «если что» произошло. Кто-то стал ломиться в дверь ― мол, открывай, а не то дверь снесём. И эта деревенская молодая женщина, никогда не державшая оружия, дрожащей рукой взвела курок и бабахнула прямо в дверь. С близкого расстояния пуля пробила толстую доску насквозь. За дверью послышался крик, шум и всё стихло. Про себя подумала: «Знай наших». Когда рассказала всё деду, тот похвалил её и в шутку сказал, что за один вечер прошла и школу мужества, и курсы огневой подготовки. Впоследствии дед работал в Промкооперации ― организовал артель, которая производила пищевые эссенции. Этот товар пользовался спросом. А во время Великой Отечественной войны он на заводе «Станколит», где ремонтировали повреждённые под Москвой танки, занимался материальным обеспечением.

― То есть поврежденные в сражениях, которыми руководил отец вашей супруги?

― Получается, что так. Отремонтированную бронетехнику сразу с завода отправляли на фронт.

Теперь про линию моего отца. Мой другой дед, Николай Павлович Бажанов, был протоиереем родом из города Боровска. Его отец, мой прадед Павел Иванович, и его братья владели мастерской по изготовлению сельскохозяйственной техники ― веялки, сеялки делали. Их продукция пользовалась успехом и они даже принимали участие во Всемирной выставке сельскохозяйственных машин в Брюсселе (1897 года ― «ТД»).

Степан Конев

Отец моей бабушки по отцовской линии, Лавр Никифорович Свиридонов, был из купеческой семьи. Он владел тремя доходными домами в Москве. Два дома были в 70-х домах снесены, один остался во дворе Стоматологического университета… В Марьиной роще у него были конюшни ― он занимался гражданским извозом по типу современного такси. Лавр Никифорович был одним из пяти купцов, которые дали деньги на то, чтобы в храме Пимена Великого в Новых Воротниках, что в Сущеве, сделали уникальный беломраморный иконостас. Он до сих пор сохранился, потому что храм не закрывался никогда. В 20-е годы XX века его зять Николай Павлович Бажанов, мой дед, был в этом храме настоятелем. Такой перекрёсток судьбы.

― Это он специально пошёл служить в этот храм по протекции тестя?

― Нет! Это такой случай! Судьба! ― перебивает Наталия Ивановна. ― Это нельзя было так организовать, Патриархия так не назначала.

― Как ваш дед-священник встретил революцию? Он был к тому времени рукоположен?

― Он заканчивал Московскую духовную академию. И у меня есть документы, что он был направлен Советской властью учителем в Подмосковье, для преподавания русского языка и литературы. Что странно, ведь для большевиков он был «социально чуждый элемент». Это сразу после Октябрьской революции. С 1923-го по 1936 год дед был настоятелем в храме Пимена Великого. Он человек был к музыке очень склонный. И услышав в одном из храмов пение инока Платона, который потом станет Пименом и Патриархом Московским и всея Руси, он его пригласил к себе возглавить церковный хор. В 1926 году тот к нему перешёл, организовав хор из 70 человек. Представляете? Редкая вещь! Дед ему очень хорошую характеристику дал и рекомендовал принять монашеский постриг.

И с дедом у него были очень тесные взаимоотношения. По существу, каждый год ― а это не традиция ― он в тезоименитство своё проводил службу лично в том самом храме Пимена Великого.

― А не сохранилось непосредственно воспоминаний деда, как он сам относился к новому строю?

― Дневников нет ― боялись писать. Никто не знал свою судьбу. Тем более, священник ― это очень рискованно было. Только изустные воспоминания. Вначале было так: в Москве просто не понимали, что произошло в Питере. Для моих родных Октябрьская революция пришла в Москву, когда начались перестрелки… Они очень переживали ― артиллерийскому обстрелу подвергся Кремль.

― А как так вышло, что ваши родители ― один из семьи, где служили в ВЧК, а другой ― из семьи священника?

― Отец моей матери в ВЧК служил очень недолго, в карательных действиях не участвовал. Препятствий между семьями никаких не было, и мама с отцом после войны брак заключили. В плане социальных противоречий время уже более-менее было спокойное. Хотя был компромисс: помимо регистрации в ЗАГСе мать и отец венчались в Пименовском храме. Это семья отца настояла.

Ну а отношение между семьями… Да отошли уже от того, что поп ― это значит плохо. Тем более что дед был достаточно светский человек, потому что после первого служения в Пименовском храме он стал настоятелем храма Воскресения Словущего в Брюсовом переулке. Здесь жило много артистов и музыкантов, часть из которых были прихожанами храма. Дед был у многих артистов духовником.

Есть история похорон главного дирижёра Большого театра Николая Голованова ― он был верующим. Когда гроб выносили из театра, дед шёл впереди в таком длинном странном габардиновом пальто. Хоронили на Новодевичьем. И вот когда там все речи были произнесены, официальная часть закончилась, он снял пальто, остался в церковном облачении ― и провёл отпевание. А тогда это было крамольно.

Протоиерей Николай Бажанов

Семьи, которые попали на переломные периоды, были, конечно, в очень тяжёлом положении, потому что выходцам из разных социальных групп было очень тяжело взаимодействовать. И надо было быть внутренне свободными людьми, чтобы понимать: человеческие отношения должны превалировать, если он искренние.

― Николай Павлович Бажанов покровительствовал будущему патриарху, ― рассказывает Наталия Ивановна. ― А в годы войны отец Пимен, который вступил на путь монашества, оказался на фронте. И он воевал на Степном фронте у моего отца. В 1943 году, когда были жуткие события под Харьковом ― наши войска брали Харьков три раза, а это по сути ворота на Украину, бои были страшные ― мой отец, пройдя Харьков, был вынужден брать ещё один рубеж, он назывался Мерефа, такое местечко, речка какая-то. И там был огромный рубеж обороны немцев, они не пускали, потому что понимали, что дальше пойдут на Украину и Украина будет освобождена. Поэтому там держались долго. И как раз на этой точке оказался Сергей Извеков ― это имя Пимена по паспорту. Вот этот вот человек воевал под этой Мерефой, на Степном фронте, и там каким-то чудом, когда он был, по-моему, ранен, что-то с ним ужасное происходило, его вдруг какое-то видение вывело из окружения. Так интересно, как судьба иногда преломляется! Папа мне это не рассказывал, хотя он знал. Я это нашла в книге о патриархе Пимене.

А вот сын Николая Павловича, Колин папа, хотел поступать в МГИМО после войны. Но его не взяли, потому что был сыном священника. Ему оставалось одно ― выбрать другую стезю. И он выбрал медицину. И по этой дорожке он шёл и стал и профессором, и доктором, и заведующим кафедрой, и крупнейшим челюстно-лицевым хирургом. Так наука обрела его, потому что его не взяли туда, куда хотел.

Николай Бажанов, отец супруга Наталии Коневой, ― также участник Великой Отечественной войны. Во время боёв за Москву служил в санитарном поезде. В семье рассказывают, что во время дежурства в госпитале к нему однажды даже наведался командующий Западным фронтом Иван Конев ― ещё один перекрёсток судьбы. Николай Бажанов стал хирургом-стоматологом, доктором медицинских наук и лауреатом Госпремий СССР и РФ. 45 лет он заведовал кафедрой стоматологии Первого медицинского университета имени И. М. Сеченова.

― Как вы сами познакомились?

― Это был какой-то отдых, в Сочи. Я была с подругой, Коля был с родителями. Такая вот какая-то не очень долгая была дружба, мы довольно скоро поженились, и вот вместе уже с 1973 года.

― Ваш папа успел застать?

― Нет, он уже умер. Коля его видел, мы навещали его в клиническом санатории. Но наш семейный путь начался уже после папиного ухода. А уход этот нельзя было предвидеть, онкология… В те времена медицина не была готова к этому. Всё это было уже неизлечимо, неоперабельно. Хотя мы до конца с мамой играли роль ― мол, что ещё что-то возможно сделать, но он всё понимал прекрасно.

У него была такая фраза чудесная ― какой-то журналист его посещал незадолго до кончины, говорил ему: «Ну, Иван Степанович, всё наладится!» А он говорит: «Да нет, друг, все резервы исчерпаны. Даже никаких в бой ввести больше нельзя».

Беседовала Дарья Ганиева

Фото из семейного архива Коневых и Бажановых