Психолог Екатерина Гусева: В колонии я чувствую свою полезность

Изначально волонтеры движения «Даниловцы» посещали две колонии в Можайске: женскую и для несовершеннолетних. Недавно открылась новая группа — для заключенных хозотряда московского женского СИЗО №6. Женщин больше интересует семейная психология, трудоустройство после освобождения. В колонии для подростков Катя играет в «Крокодил», «Ассоциации», «Необитаемый остров» и в каждой игре подталкивает их к разговору о семье, учебе и работе.

С заключенными ей вполне комфортно и спокойно. А вот что огорчает, так это отношение общества.

— Иногда я слышу: «Вот, вы помогаете заключенным, но забываете упомянуть, за что они сидят: грабежи, убийства и так далее. Давайте лучше помогайте сиротам…». Меня этот настрой очень огорчает. Во-первых, даже в Евангелии сказано про посещение людей в темнице. Ну а кроме того, мы должны помогать этим людям вливаться в общество ради нас самих...

«Я думала, парты в меня полетят»

— Очень жалко, что у нас нет организаций, которые помогают людям после освобождения. А помогать им нужно, потому что это вопрос и нашей безопасности. Если люди не социализируются после колонии, это повысит вероятность повторного преступления. Поэтому в наших интересах показать, что мы этих людей принимаем, что они не отвергнуты. Чтобы им не приходилось искать утешения в уголовной среде, мы можем помочь им социализироваться. 

— Как, например?

— Ну вот в СИЗО-6 недавно появился волонтер, который обучает женщин перманентному макияжу. С нашим керамистом они лепят из глины — это и отдых, и ремесло. А я на тренингах даю навыки, как бесконфликтно общаться, как справляться со стрессом. Это надо, чтобы людям было проще пройти собеседование на работу, проще на этой работе адаптироваться, избегать конфликтов в семье и обществе.

— Они всего этого не умеют?

— Абсолютно во всех колониях, где я была, первое, что бросается в глаза, — отсутствие бесконфликтного общения и умения выслушивать. Часто перебивают друг друга, начинают кричать, не могут дослушать до конца, резко высказываются. У мальчиков это особенно проявляется, они могут оскорблять и обидно друг к другу обращаться. На свободе это очень быстро спровоцировало бы конфликт.

И еще у них нет умения говорить о своих чувствах и понимать их. Спрашиваешь после упражнения: «Что ты об этом думаешь? Что чувствуешь?», — а он тебя не понимает. За них в колонии все решают, и они просто отучаются думать. 

— Как ты начала ездить в колонии? Страшно было?

— В первый раз страшно, потому что не знаешь, как тебя примут. Я думала, будет, как в фильме «Педагогическая поэма», что там парты могут в меня полететь. А когда я увидела, что осужденные отзывчивые, что они расположены к тебе, тогда уже страха не было.

— А как сложилась программа тренингов?

— Когда я ехала в колонию для мальчиков первый раз, то подумала, что поговорить про стресс и преодоление стрессовых ситуаций им, наверное, будет актуально. На тот момент я заканчивала педагогический колледж как социальный педагог. А потом на протяжении нескольких курсов в университете моим научным руководителем был Михаил Георгиевич Дебольский, один из организаторов психологической службы ФСИН России и ее руководитель в 2000-2009 годах.

Я стараюсь не брать какие-то глубокие темы, поэтому в основном мои тренинги направлены на коммуникативные навыки, преодоление стресса, бесконфликтное общение, поиск жизненных ценностей. Буквально три-четыре последних месяца я решила поработать на тему профессиональной ориентации. Еще я у мальчиков длительное время работала по теме профилактики алкоголизма и наркомании. Практически все, кто там сейчас сидит, — это 228-я статья, наркотики. Они приезжают, и в голове у них одни спайсы. 

— А видны какие-то изменения в ходе тренинга?

— Да, видны, но надо учесть, что я езжу туда от волонтерской организации. Главная наша цель — принести частичку добра, и каждый это делает, как умеет. Керамист Татьяна — через глину, я — через эти тренинги. Если бы я была штатным сотрудником-психологом, наверное, для меня главной целью был бы сам тренинг. Но для меня главное — это общение и эмоциональный фон.

Например, у заключенных женщин часто получалось так, что в ходе тренинга они отходили от упражнения и начинали обсуждать какую-то ситуацию, обмениваться позитивным опытом. Условно говоря, одна сказала: «Я нахожусь сейчас в таком вот состоянии, это ужасно», а другая ответила: «Когда я поступила сюда, то тоже находилась в таком состоянии, а потом сделала то-то и то-то и справилась». И я поняла, что для них намного важнее это обсудить, выговориться, чем достичь цели упражнения.

«Не все волонтеры могут с нами ездить. А нас ждут!»

— Что ты вообще скажешь о женщинах в колонии?

— Они очень подавлены. Но я говорю только о тех, кто приходит на эти встречи с волонтерами! Потому что есть те, кто вживается в уголовный мир, планирует дальше по нему идти, кого все устраивает, если так можно сказать.

А есть те, кто больше не хочет опять оказаться в колонии. Кто просто не принимает этот мир, им очень там тяжело, и они ко мне приходят. Такие женщины не адаптированы к условиям колонии, они жалуются, что находятся в комнате, где много других женщин, нет возможности побыть одной, приходится работать на работе, к которой душа не лежит. У кого-то был статус, высокая должность, престиж, а тут со всеми обращаются одинаково грубовато. Они скучают по семьям. Они не доверяют друг другу, потому что кто-то может предать, и они постоянно боятся сказать лишнее.

Но это в можайской женской колонии. А вот в московском женском СИЗО такого нет. Там более открытые, доверительные отношения, нет эмоциональной подавленности. Может быть, потому, что женщины находятся в центре Москвы и родственникам проще туда добираться. Поэтому эмоциональный фон абсолютно разный в СИЗО и в колонии.

— А те заключенные, с которыми ты общаешься, их вообще беспокоит, что будет, когда они освободятся?

— Женщин, наверно, это беспокоит в большей степени. Подростки довольно легкомысленны, им нравится играть. Часто, когда мы в конце тренинга обсуждаем его результаты, они говорят: «Когда мы играли, мне понравилось. А когда мы в начале про серьезное разговаривали, не понравилось». Они бы весь тренинг играли. Там очень много ребят в розовых очках, которые думают, что они выйдут, у них будет бизнес, большой кредит под него выдадут или большое состояние на них свалится. 

— С какими бы еще волонтерами ты поехала, например, в колонию к женщинам?

— Там нужны представители профессий. С мальчиками я занимаюсь по профориентации как с обычными школьниками, где им надо определиться, к чему есть расположенность и куда можно пойти. У женщин история другая. У них была какая-то профессия, и многие не смогут в нее вернуться. Никто не поставит бухгалтером человека с судимостью. А это — всё, конец карьеры. Значит, человеку взрослому, сложившемуся надо переквалифицироваться. Поэтому нужны люди, которые могли бы рассказать про работу, на которую может устроиться человек с судимостью. Здесь мало выявить, к чему душа лежит — нужны реальные практические вещи.

А с другой стороны, с нами ездил мужчина, он был у нас водителем, и он женщинам немножко сыграл на гитаре. И у них было такое оживление! Они с таким восторгом на него смотрели. Возможно, просто потому, что это был мужчина, а мужчин там мало. Но однозначно нужны люди, которые могли бы женщин подбодрить, поднять эмоциональный фон, заразить позитивным настроем, дать надежду, вдохновить на что-то.

— А зачем тебе это надо? Что тебе самой дают эти посещения?

— Мне кажется, что я просто нашла там свое место. У каждого есть предрасположенность в профессиональном плане, и мне в колониях нравится. Людям, находящимся в заключении, я нужна и важно то, что я делаю.

Благодарность заключённых

Я работала с подростками, которые стоят на учете в Комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав (КДН). Пока они не попали в такую серьезную ситуацию, как лишение свободы, они очень наивны и считают, что все проблемы пройдут сами. А вот в кризисной ситуации, когда тебя зажало, там уже люди готовы пересматривать свою жизнь. Конечно, кто-то выходит на свободу и живет как раньше. А кто-то еще в колонии может поменять свою жизнь, и вот с ними мне работать очень интересно.

Иногда я думаю о том, что бы я сделала, если бы была сотрудником колонии. Да мне бы бумажки работать не дали!

— С каким настроением ты возвращаешься домой?

— От мальчиков я чаще всего уезжаю с воодушевлением, а от женщин, бывает, наоборот, подавленной. Потому что я понимаю, что у них намного более серьезный уровень проблем, которые я или другие волонтеры просто не в состоянии решить. Мы можем только чуть-чуть помочь. С нами даже не все волонтеры в колонию к женщинам ездят, потому что там морально тяжело. Но мы там нужны! К мальчикам ездит много различных организаций, ко взрослым женщинам не ездит практически никто. А заключенные сами говорят, что им очень нужно общаться с людьми по ту сторону решетки: «Нам важно, что люди из того мира о нас помнят и хоть иногда думают…»

Беседовала Анастасия Кузина