«Юморист»: шутка, убившая власть

Впервые режиссер, но уже несколько раз успешный сценарист («Лето» Кирилла Серебренникова, сериал «Оптимисты» Алексея Попогребского), Михаил Идов погружает нас в не столь отдаленный 1984-й год. Примерно в то же время происходило действие столь разных картин, как «Курьер» Карена Шахназарова (1986) и «Груз 200» Алексея Балабанова (2007). Тогда же разворачивается сюжет и картины Кирилла Серебренникова «Лето», снятой по сценарию Идова (2018). Что-то в этой эпохе явно приковывает внимание: время назревающих перемен, когда пробуксовывающая машина СССР еще могла «импортозамещать» рок-музыку или брейк-данс, однако уже не могла родить собственный большой смысл. Не получалось увлечь молодежь ни географическими широтами, ни бесконечностью космоса, ни, тем более, прелестями комсомольской карьеры.

Молодежь бунтовала — негромко, но уверенно и творчески. Подверстанный как символ продолжающегося протеста современный рэппер Face записал для картины Идова неслабый трек с изысканными рифмами. И этот клип стал локомотивом для картины в соцсетях и YouTube, наглядно демонстрируя пропасть между артистами прошлого и наших дней. По горькому признанию главного героя картины, в голове его сына сплошной мусор, но собственный мусор в голове Бориса Аркадьева ничем не лучше.

Задуманный на стыке жанров драмы и комедии, «Юморист» дает полную и как будто бы достоверную картину психологии быта 1980-х. Семейные неурядицы с женой (кстати, её играет дочь Геннадия Хазанова Алиса), сыном (Даниэль Шифрин) и дочерью (Вера Идова), разговоры за кулисами и в гримерках с собственным директором Будовским (Павел Ильин), споры с творческой интеллигенцией на верандах Юрмалы и столкновение с властью на закрытых генеральских дачах — все снято с беспристрастностью знатока и ценителя нюансов. За декорациями полной любовных приключений и творческих удач жизни юмориста проглядывает удушающий маразм партократии и бездушный номенклатурный цинизм. В этих одинаковых с лица мелких КГБшных сошках, в этих статных и злых генералах, как ни они рядись в тоги римских патрициев, сидят те же председатели троек ЧК — такие же лютые, но уже зажиточные.

Вообще диалоги в картине составляют самую ценность, рождают ощущение подлинности происходящего. Большое количество ближних планов эмоционально сближают с героями, особенно с главным персонажем картины. И это очень кстати, ибо играющий собирательный образ советского юмориста Алексей Агранович решает сложную задачу: как изобразить человека заведомо усредненного, не имеющего ни сложной драмы, ни амбициозной мечты, ни настоящей трагедии? Не считать же трагедией тот факт, что мыслящий себя продолжателем традиций Аверченко и Тэффи юморист Аркадьев к сорока годам издал только одну книгу с характерным названием «Проклятье»!

По всеобщему мнению, у Аркадьева все есть: девки, семья, бабки, слава… Что еще ему надо? Но сценический успех комика настолько контролируем сверху, что уверенности в собственном пути у него попросту не может быть. А вдруг вся эта зрительская любовь — просто на безрыбье, а в условиях конкуренции и свободы слова об Аркадьеве забыли бы, как о страшном сне? Возможно, именно об этом он спрашивает космонавта (а по смыслу фильма — Бога), на ночную беседу с которым комика вызвали бесцеременно, но за хорошую плату.

Беспристрастность мультикультурного режиссера Идова — уроженца Латвийской ССР, гражданина США и жителя Германии — простирается шире непредвзятости к советским силовикам, комикам и партийным функционерам. Все они показаны без балабановской мизантропии и без, например, говорухинского любования сильными мира того. Многочисленные упоминания о Западе, будь то яркие монологи героя Юрия Колокольникова или видеокассета с записью стенд-ап монолога Эдди Мерфи, показывают его не как свет в окошке, а как безумный мир разврата и чистогана. Понимающий это Аркадьев не видит никакого другого выхода, как уйти в классический запой.

Однако основной вопрос «Юмориста» — не цензура и пьянство, не свобода творчества без свободы слова и совести, а человеческое достоинство. Ему просто неоткуда взяться в архаической, репрессивной и реакционной машине СССР. Именно постоянное, хроническое попрание прав личности заставляет Аркадьева объявить бой чудовищу-Минотавру в лице генерала Ясенева (Анатолий Котенёв) в декорациях античной термы. Оружие комика — не пистолет и мышцы и даже не высокий гекзаметр, а банальный кухонный юмор: не сценический причесанный монолог, а жестокий экспромт. Как ни странно, он возымел силу, однако радости от победы Аркадьев не испытывает.

А зритель в финальной сцене заглянет в мрачное закулисье, когда другой генерал в исполнении Александра Марина даст исчерпывающий и, главное, сбывшийся прогноз по ослаблению цензурного гнета над комиками. «Какая-то злость в людях есть, выхлоп требуется — вот пусть и шутят... про бюрократов, про взятки, про секс, в конце концов — а почему бы и нет?», — как будто с сочувствием и пониманием говорит генерал.

«Но этому жидку — кобзда!» — это уже в адрес Аркадьева, ставшего козлом отпущения и одновременно провозвестником больших перемен, навсегда изменивших облик самой большой империи на Земле.