Читалка религиоведа Ильи Вевюрко: от Николая Гоголя до Кадзуо Исигуро

Илья Вевюрко. Фото: Stbasil.center

Сейчас общение с литературой для меня определенным образом структурировано. Было время, когда я не успевал читать практически ничего, кроме научной литературы. Потом понял, что это неправильно, что должно быть какое-то чтение, которое выводит тебя из круга профессиональных проблем. И я начал перечитывать классику. Чаще всего перечитываю «Мертвые души», на втором месте — «Евгений Онегин».  

Николай Гоголь, «Мёртвые души»

«Мёртвые души» — это произведение, которое меня потрясло еще в школе. Идею я увидел в том, что даже у Чичикова есть душа. Речь на самом деле не о мертвых душах, а о живых, но они поданы через призму драмы, показывающей, как душа умирает. И я все время пытался понять, как автору удается сочетать изощренное глумление над человеком, за которое часто упрекают Гоголя (на самом деле не автор глумится над героями, а герои над собой) и деликатнейшее прикосновение к тайне внутренней жизни. А внутренняя жизнь есть даже у такого гладкого, шарообразного человека, как центральный герой этой поэмы. Я не прекращаю черпать вдохновение в поэме, перечитываю её в среднем раз в год. Она действительно стала тем, чем хотел ее сделать Гоголь, — это русский эпос Нового времени. 

Александр Пушкин, «Евгений Онегин»

«Евгений Онегин» как «энциклопедия русской жизни» тоже возвращает меня к глобальным смыслам, вопросам о судьбе нашей страны, судьбе русского человека, о судьбе дворянства, которое у нас практически исчезло. Каково это — жить без верхнего культурного слоя? И каков был путь этого культурного слоя, если он позволил привести себя к уничтожению? Я думаю, что «Евгений Онегин» в том числе об этом. Это очень важное для меня произведение, отнюдь не сводящееся к набору пушкинских шуток, красоте слога и описанию лимбургского сыра. 

Герман Мелвилл, «Моби Дик, или Белый кит»

Периодически я осваиваю ту классику, которая у меня осталась неосвоенной. Одно из самых сильных впечатлений последних лет — «Моби Дик» Германа Мелвилла. Это определенный взгляд на фаустовского человека, который весь превращается в волю, что лишает его разума. В аннотациях, которые мне встречались в интернете, на мой взгляд, совершенно неоправданно смещается акцент на то, что борьба с белым китом — это некое проявление мужества и упорного следования своей цели. Капитан Ахав не упорно, а маниакально следует своей цели. И поэтому «Моби Дик» — история крушения движения к цели, которая заведомо не может быть достигнута и которая пробуждает в ответ силу, способную тебя уничтожить. На мой взгляд, это очень красноречивое произведение, работающее с определенными проблемами западной цивилизации. 

Кадзуо Исигуро, «Не отпускай меня»

Другой аспект — чтение современной литературы. Она так обильна, что глаза разбегаются. Читая, ты должен выбирать что-то близкое тебе. В какой-то момент я прочитал описание романа Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня», еще до того, как он стал нобелевским лауреатом. Меня заинтересовал этот сюжет.

Исигуро использует очень малую долю фантастики для описания пугающе близкой реальности. Реальности, в которой человек может быть представлен как источник запчастей. И это, может быть, судьба целых слоев человечества, целых регионов земли. Исигуро очень остро ставит вопрос. И ставит его в самом очаге западной цивилизации, которая, с одной стороны, еще не утратила способность рефлексировать над такими вопросами, а с другой стороны, является локомотивом того развития, которое ставит человечество на грань новой реальности. Этому же посвящен, только несколько с другой стороны (там, скорее, проблема нового переселения народов), его роман «Погребенный великан», написанный в стилизации жанра фэнтези. 

Евгений Водолазкин, «Лавр»

Я читал роман Водолазкина «Лавр». Здесь проявляется тенденция видения «долгой истории»: нельзя жить так, как будто мы вчера родились, потому что это ребяческая позиция, она в перспективе ведет к «детскому крестовому походу». Нужно видеть весь трагизм и всю сложность пройденного пути. Вот почему Библия остаётся книгой книг, ведь это история человечества. То, что Водолазкин обращается к Древней Руси и в романе валяются пластиковые бутылки под ногами у средневековых героев, это не постмодерн как жест абсурда. Здесь постмодерн только используется как средство, при помощи которого автор говорит о том, что все это современно, происходит как бы одновременно с нами. И эта мысль мне очень близка. 

Книги для детей

Периодически я обращаюсь к книгам, которые читает моя дочь. Например, серия книг Кейт Дикамилло. На мой взгляд, это очень хорошая детская писательница, которая говорит с детьми об очень взрослых вопросах в такой форме, что это ими усваивается. Родитель вообще должен много читать, и обязательно в круг чтения должно входить то, что читают его дети. Сейчас мы с дочкой перечитываем «Дон Кихота». Это тоже одна из тех книг, к которой я возвращаюсь на протяжении жизни.

Поэзия

Бывают периоды, когда я обращаюсь к поэзии. В частности, Маяковского я считаю гениальным и незаслуженно забытым поэтом, у которого россыпи прозрений. Я бы сказал, что он несовременен для своей эпохи, и сочетание абсолютно личной, уникальной формы и вневременного содержания делает его величиной равной Пушкину. Он об этом сам заявлял, и я с ним согласен.

У меня мало любимых поэтов, скорее я обращаюсь к поэзии в самых разных ее вариантах. В том числе это и древние поэты, и наши современники. Отдельно я бы отметил литургическую поэзию, каноны, которые читаются на церковные праздники. Если серьезно вчитаться именно на церковнославянском языке, это тоже некоторым образом воспитывает мысли и чувства. Там иногда над одной фразой из пяти слов можно застыть, и она тебе придает импульс жизни на определённое время.

Подготовила Светлана Мамонова