«Корпорация Ad Libitum»: 100 друзей Полины Ольденбург

Полина Ольденбург

Режиссер и автор сценария — актриса, музыкант и художник Полина Ольденбург, для которой это кино стало первым в карьере. От идеи до воплощения прошло почти 10 лет. Фильм долго пролежал на полке, а потом сорвал гран-при первого же фестиваля, где его показали. И это особый феномен в отечественном кинематографе последних лет: как дебютанту без денег и связей, проскочив стадию короткометражек и питчинга, удалось снять легкое, захватывающее и вместе с тем глубокое авторское кино «для всех», которое взяла в прокат ведущая киносеть страны?

Поступила на сценариста, чтобы писать самой себе роли

— Полина, тебе удалось снять качественный фильм, который одинаково интересен как критикам, так и прокатчикам. С авторским кино, особенно дебютным, такое происходит нечасто. Как тебе это вообще удалось? Ты ведь даже никогда не училась на режиссера.

— История была такая: я закончила актерский вуз в Праге, куда моя семья переехала из Казани. После получения диплома была диджеем на радио, работала в театре и пела в мюзикле на чешском языке. Но меня всегда влекло обратно в Россию, в Москву, хотелось играть на русском языке и… какого-то бурления. В Праге мне тесно было, если честно.

Я уехала в Москву, стала работать ведущей на радио, а потом пошла учиться на сценариста на Высших курсах сценаристов и режиссеров… чтобы писать себе роли. Да, такая цель была! Режиссером я становиться не собиралась, во всяком случае в тот момент. Но учиться было дико весело и интересно. Я закончила сценарный, но все предметы у меня были общие с режиссерами, все задания одинаковые, мы расходились только на мастерство, и то друг у друга все время висли на уроках.

После выпуска у меня был такой период, что я не знала, куда себя деть. Мы с другом ходили по театрам, пытались прослушиваться... В конечном итоге мой папа (оперный певец Эдуард Трескин — прим. ред.) сказал, мол, хватит уже балду гонять, иди-ка работать на телевидение. И я устроилась на «Россию 24» корреспондентом отдела новостей культуры. Это был для меня как для творца, конечно, странный период... Но я там хотя бы с Киану Ривзом делала интервью! Это было мое первое интервью, еще никто не хотел ехать, я такая — в смысле, вы что, к Нео не хотите ехать?! И в это время бесконечно приходили тысячи идей, у меня же еще стихи, песни, картины… особенно когда у тебя дедлайн и срочно надо писать сюжет, тебе приходит очередная идея и ее надо записать еще более срочно! И вот как-то раз летом мы с друзьями сидели в нашем любимом клубе и играли в мафию. И тут пришло в голову: а что это мы до сих пор кино не сняли большое, полнометражное? У нас же операторы свои есть, ты сыграешь, я сыграю — мы все артисты, да? Все! Снимем кино! Прямо этим летом!  

— Это сколько лет назад было?

— Восемь! Но потом мы стали думать, а про что снимать? И вскоре после того, как мы решили снять кино, я в очередной раз была в гостях у родителей, а с папой мы с детства болтаем о каких-то вещах не бытовых, типа: «А что было бы, если б мы умели летать, ты куда б полетел?» А тут мы раз и говорим: «А что было бы, если б можно было купить свое чувство любви? Ты бы мог выбрать, кого хочешь, и полюбить». И вот из этой мысли у меня начал складываться паззл: так, а что, если это будет контора, которая торгует чувством? И все, я придумала конструкцию в этот же день. Я рассказала папе, он сказал: ну да, интересно. Я начала рассказывать друзьям, друзья сказали: офигенно круто! И дальше я помню, как хожу писать сценарий в кафе на Патриарших прудах, потом я пишу сценарий, когда отправилась на теплоходике по Волге…

Но сначала история была камерная. Мы должны были снять ее сами, тут же во дворе на Патриках, такой более схематичный и метафоричный артхаус. И пока я рассказывала эту историю, я поняла, что никому ее не отдам. Я должна снимать ее сама. Потому что люди сместят акценты и будет что-то другое, а мне важно сказать именно это.

— А все-таки сколько времени ушло на сценарий?

— Несколько месяцев, но этот первый сценарий еще дорабатывался, когда я еще раз триста пересказывала этот сюжет. Весь мой путь заключался в том, что я рассказывала эту историю всем — друзьям, знакомым, людям, которые могли мне чем-то помочь. И каждый человек говорил мне: отличная история! Ни одного не было, который бы сказал мне, что это не так. 

На съемках фильма «Корпорация Ad Libitum»

— И ты не боялась, что у тебя украдут эту идею?

— Боялась, конечно. Но не того, что украдут, а того, что идеи витают в воздухе, и что кто-то может тоже прийти к такой мысли. Так что я торопилась снять поскорее. Но быстро это не получилось… Без денег и больших людей за плечами путь получился долгий.

«Инвестор прочитала до середины, и сказала, что готова дать нам денег»

— В какой момент, наконец, началось производство? Может, есть какая-то инструкция для начинающих кинематографистов, как действовать в подобной ситуации?

— Да я до сих пор не знаю, как это все получается! Я бесконечно рассказывала — и эта история сама себе проломила дорогу. Конечно же, самое главное мое везение в том, что у меня правда очень крутые друзья! Они поверили в мою историю, встали рядом и сказали, что мы воплотим ее в любом случае — с деньгами или без, сами или не сами. Мы снимали сначала первые сцены своими силами, смонтировали их, чтобы показывать потом людям, которые, например, могли бы нам дать денег. Эти сцены потом в фильм не вошли, все-таки это было кустарно, да и все актеры изменились со временем, даже чисто внешне. Мы подавались там-сям, но нас никто не видел… И только через 5 лет к нам присоединился продюсер Илья Шеметов и нашел инвестора — предпринимательницу Наталью Кочетову, которая никакого отношения к кино не имеет. И это чудо настоящее: мы послали ей наш сценарий, она прочитала только до середины, позвонила ночью и сказала, что готова дать нам денег. 

Евгения Крегжде и Полина Ольденбург

— Сколько?

— 20 миллионов рублей. Наше кино целиком снято на частные деньги. У нас был договор, что в начале мы получали какую-то сумму, на нее мы снимали. А потом так непредсказуемо вышло, что финансирование кончилось, в какой-то момент наш инвестор не была в состоянии дать нам денег на постпродакшн… И мы ждали. Это просто очень тяжелое время. Ты будто на дне лежишь, и скепсиса вокруг миллион…

— Я помню, ты пробовала краудфандинг, давала концерты, чтобы хоть что-то собрать… Откуда в итоге взяли недостающую сумму?

— Просто еще одно чудо: наш инвестор поправила свои финансы и отдала нам ту сумму, которую обещала.

«Один ретро-автомобиль на экране стоит, как весь наш фильм целиком»

— 20 миллионов — это же очень мало! Сейчас посмотрела для сравнения, бюджет фильма «Я худею» — в 4 раза больше. То же и, например, с «Духлессом» — а ведь это десять лет назад, совсем другие цены. А у тебя там Москва-Сити, многокамерные съемки, шикарные квартиры и офисы, люксовый автомобиль — твой герой такой журналист-мажор... Это ж миллионы должны были уйти только на аренду!

— Самое дорогое, что у нас есть в фильме, это локации. За них мы платили полную цену. А Bilenkin Vintage — ретро-автомобиль на основе BMW — вообще невероятный. Он эксклюзивный, один такой, авторская работа, внутри инкрустирован золотом и бриллиантами… Он один стоит столько, сколько наш фильм, двадцать лямов! Но его ребята нам привозили, увозили специально, чтобы их ласточка поиграла в нашем кино… 

На съемках фильма «Корпорация Ad Libitum»

— Ненавязчивый продакт-плейсмент?

— Если бы! У нас нигде нет продакт-плейсмента, хотя кое-где он прямо напрашивался. Но мы не смогли найти никого, кто бы с нами так посотрудничал.

Мы сумели вписаться в бюджет только потому, что все действовали по дружбе. Все артисты — Шамиль Хаматов, Даша Белоусова, Игорь Петренко, Иван Стебунов, Александр Ильин и другие — снимались или бесплатно, или за три копейки. У нас было только двое приглашенных артистов, которые снимались за полную ставку. Это Карэн Бадалов, актер Театра Петра Фоменко, у него эпизодическая роль, и Женя Крегжде, актриса Вахтанговского театра, которая…

— … сыграла тебя?

— Эту роль, девушки главного героя, художницы, я действительно написала себе. Я собиралась ее играть, я хотела. Но друзья меня отговорили, что будет тяжело одновременно по обе стороны баррикад. Да, Женю Крегжде мы подстригли, как меня, надели ей цветные линзы, но не потому, что она должна была стать мной, просто на картинах — это же мои настоящие картины — девушка с каре. Но есть некоторая печаль по этому поводу: я не знаю, будет ли у меня подобная роль в моей карьере актрисы…

— Как удалось довести фильм до зрителя?

— Есть такая контора, которая занимается рассылкой фильмов по фестивалям. На крупные — Кинотавр, ММКФ — нас не взяли, без объяснений. Но тут в 2019 году мы попадаем на фестиваль «Амурская осень» в Благовещенске. Это был первый фестиваль, на который нас взяли. И вот он закончился для меня триумфом. Когда я завоевала приз за лучшую режиссуру, я уже была на седьмом небе. Но когда меня вызвали второй раз, чтобы наградить за лучший фильм… Вот эти два амурских журавля заменили мне «Оскар». На следующий год меня пригласили на этот фестиваль уже членом жюри. А наш фильм показали на «Неделе русского кино» в Мексике. 

Кадр из фильма «Корпорация Ad Libitum»

— Ты еще была в жюри на «Киношоке» и показывала фильм на фестивале «Окно в Европу».

— Еще в Нальчике показывали, но это именно смотр, не фестиваль с конкурсной программой. А с «Окно в Европу» какая ситуация получилась: мы были в конкурсе «Выборгский счет»…

— Так там же зрители голосуют, а какие зрители в пандемию?

— Вот именно! Это приз зрительских симпатий, но зрителей не было. Так что просто съездили, посмотрели кучу фильмов.

«В XXI веке нереально косить под Тарковского: у нас другое мышление»

— Я бы, если честно, сказала, что твое кино авторское, но не «фестивальное». В том смысле, что несмотря на изначально артхаусную задумку, тебе удалось снять не нечто сложное для трех ценителей, а легкое и динамичное коммерческое кино для самого широкого круга. Вот эти все остроумные диалоги, клиповый монтаж, лихо закрученный сюжет — тут и детектив, и мистика, и комедия, и драма…

— Ты знаешь, я считаю, что все это профанация. Вот была на одном фестивале, на другом. Смотрю кино и думаю: ну сколько можно издеваться над зрителем? Сколько можно косить под Тарковского, причем плохо? Я не понимаю! Как будто это проще — создать атмосферу, когда ты такой медленный, не понятно, что происходит… Я считаю, что надо уже заканчивать с этой тягомотиной и переставать воспринимать хорошим кино. В XXI веке это просто нереально! У нас совсем другое мышление, гораздо быстрее. Тогда это была кинопоэзия, это было впервые, окей, но сейчас это невозможно! Очень многие прикрывают этим неспособность сделать драйвовую историю, драматургически упругую, неспособность рассказать историю интересно.

Кадр из фильма «Корпорация Ad Libitum»

— Самое главное: ваш фильм купили?

— Да, премьера 19 января — это старт проката по всей России! «Каро», прокатная компания Capella, 400 экранов — для дебютного фильма, еще и в пандемию, это очень хорошо!

— Если ты сейчас будешь снимать новое кино, какую стратегию выберешь, чтобы привлечь инвесторов? Ты, я полагаю, уже обдумываешь новые проекты и не хочешь стать режиссером одного фильма.

— Это огромный страх! Потому что я понимаю, что «Корпорация Ad Libitum» — такая важная история для меня, как первая любовь. И я не знаю, смогу ли я еще раз сделать так же круто… Надо пытаться, я ищу какую-то новую историю.

Я считаю, что есть несколько вариантов, как ты хочешь снять кино. И у меня был самый честный: у меня появилась история, которая заняла все мое сердце и все мое сознание. Я хотела эту историю выплеснуть, потому что она меня мучила изнутри. И чтобы ее увидело как можно больше людей. А значит, она должна быть красиво снята, качественно сделана, чтобы быть интересной не только мне.

А есть другой путь: блин, у нас есть деньги, давай снимем кино! Про что? Давай подумаем, что хочет зритель. Зритель хочет любовную историю, комедию! Или: вот Министерство культуры часто дает деньги на героические истории, давайте снимем про какого-нибудь героя. Про какого? Про Зою Космодемьянскую, например! 

Кадр из фильма «Корпорация Ad Libitum»

— Если тебе предложат кресло режиссера в каком-нибудь блокбастере с патриотическим посылом, каком-нибудь новом «Движении вверх», ты согласишься?

— «Движение вверх» — хороший фильм, я считаю. Ты знаешь, если это не будет противоречить моим принципам, хотя я человек очень гибкий и открытый, если мне понравится история, я увижу в ней зерно, конечно, почему бы и нет? Сейчас есть у меня одно предложение от Министерства культуры, меня позвали снять детское кино. Это другой сценарист. И если честно, я бы все переделала… Ну если позволят.

— Много с тобой поговорили про прозу кино, но в завершение хочется про его поэзию. Насколько ты выразила себя в этом фильме? Там же твои Патрики — место, где ты живешь, твои картины, твоя музыка и даже ты сама появляешься в камео — «пасхалки» для людей, которые знают тебя лично. Вот эта история — насколько про тебя лично? Ты веришь в любовь? И есть ли, на твой взгляд, люди, которые любить не умеют?

— Конечно, с нашим главным героем я себя не ассоциирую. Я ассоциирую себя с этим фильмом. Я никто из героев и все одновременно. Я думаю, что есть люди с большим количеством сердца и с меньшим. И эмоции кто-то испытывает сильнее, а кто-то слабее. И для тех, кто гораздо более сдержан, мы — пошляки, слишком пафосные и патетичные, которые транслируют то, чего не бывает.

Мой герой — человек умный, красивый, успешный, родители — дипломаты, все у него было хорошо, и он думал, что он себя знает. Как и большинство людей: мы думаем, что мы себя знаем, пока мы не столкнулись с какими-то обстоятельствами, в которых проявили себя по-новому. И он думал, что он знает, что такое любовь. Но вдруг с ним она случилась. И у меня даже есть предположение, что любовь — это такая штука, которая сначала случается с человеком, а потом кто-то входит в кадр. У меня так было много раз в жизни. Вот я просыпаюсь утром в каком-то странном состоянии, не понимая, что происходит. А вечером появляется человек, с которым срастается это мое состояние. То есть, сначала была любовь!

Беседовала Дарья Ганиева