«Для меня это было время весны, подъема и братства». Воспоминания о Cвятейшем Патриархе Алексии II

В жизни каждого из нас случаются важные события, после которых возникает потребность сделать запись в дневнике, чтобы не упустить детали и тем самым сохранить пережитые чувства, ощущения, волнения...

Но есть и такие, которые не нуждаются в записях, поскольку хранятся в памяти самостоятельно и отчетливо. Даже спустя десятилетия понимаешь, что с возрастом, когда память начинает тебе изменять, именно эти мгновения останутся как неотъемлемая часть жизни и покинут этот мир только когда уйдет тот, кто бережно сохраняет свои воспоминания...

Впервые я увидел Патриарха Алексия II в начале 1990-х на Первом съезде православной молодежи в главном корпусе МГУ имени М.В. Ломоносова. Там же мне посчастливилось познакомиться с яркими личностями нашей Церкви. Это и епископ Василий (Родзянко), и протопресвитер Фома Хопко, и митрополит Питирим (Нечаев).

Всех нас, делегатов съезда, значимых и совсем незначительных, таких как я, поселили в гостинице «Украина». В первый же день заселения мне стало понятно, что, сидя в номере, можно многое пропустить. И я, как папарацци, засел в холле, наблюдая за архиереями, которых знал по календарю Московской Патриархии поименно, а также за многочисленными гостями, прибывающими на съезд. На следующий день «Икарусы» развозили делегатов съезда к месту проведения мероприятий. Примкнул к ним и я. Все разместились в актовом зале, который спустя какое-то время стал студенческим храмом в честь мученицы Татианы при университете.

Начало торжественного открытия съезда затягивалось, люди общались, знакомились... 

Это было одно из первых масштабных церковных мероприятий, где вместе собрались известные церковные деятели. И вот вышел Патриарх.

протоиерей Даниил Азизов

Все встали и запели молитву. Мне казалось, что я участвую в каком-то большом и значительном действе, которое должно стать для Церкви судьбоносным. Его Святейшество первым обратился к присутствующим со словом. Он медленно встал, взошел на трибуну, начал говорить. Что именно он говорил, не помню, но я ловил каждый его жест, интонацию, необычную манеру речи. Глядя на него, я с трудом мог поверить, что мне посчастливилось увидеть Святейшего так близко.

Потом начались речи деятелей церковных и светских, от их монотонных голосов снизилась концентрация внимания. Удалось услышать только один яркий спич. Это был архиепископ Смоленский и Калининградский Кирилл (ныне Святейший Патриарх). Ранее мне не доводилось слышать подобные обращения. Речь была построена от противного: он задавался вопросом «почему, собственно, православная молодежь?.. Почему не православные женщины или пожилые люди?» И тут же, как бы отвечая себе, он пояснял, что у молодежи, то есть у нас, есть уникальная возможность воспользоваться доверием и идти созидательным путем. В конце он сказал, на мой взгляд, трогательные слова: «Церковь — Мать. Позаботьтесь о ней!» Раздались бурные аплодисменты.

У некоторых в глазах стояли слезы энтузиазма. К сожалению, доверием воспользовались не все. Слезы высохли, энтузиазм куда-то исчез. А жаль!..

Патриарх Алексий II и ректор МГУ Виктор Садовничий в храме святой мученицы Татианы

Надо отметить, что мы слушали эти слова и призывы с восторгом и комом в горле. Многие были идейными людьми, готовыми идти осваивать необработанную ниву, которая простиралась перед нами. А вместе с этим Церковь и все мы в девяностые годы плохо понимали, как надо действовать. Все эти ощущения передаю не для того, чтобы приукрасить текст. Эпоха Патриарха Алексия у меня связана с весной, подъемом, братством и доверием друг к другу. Для Церкви это период талантливых энтузиастов, делавших многое «на коленке» и безвозмездно, за идею. Подозреваю, что могут возразить: «Делали на коленке — вот и получайте результат!» Не смогу согласиться с таким утверждением, поскольку то, что делалось, переросло в проекты, которые и сегодня продолжают жить, но уже в другой форме. Жаль, что ушло то время, а вместе с ним ушла неистребимая жажда созидания, ощущение вовлеченности в общее дело. Конечно, это вовсе не значит, что устройство Церкви изменилось, просто каждому периоду соответствует определенная форма развития. А значит мы, христиане, живем в новое время, используя те формы, которые предлагает, диктует нам нынешняя обстановка в стране. Только история может объективно ответить, какая из форм была более благоприятной и эффективной. 

А в то время мы просто знали, что есть те, кто призывает, а значит, будет кому направлять. Мы просто верили, что есть те, кто нас возглавит, те, кому мы будем нужны.

Другая встреча со Святейшим произошла во время его первосвятительского визита в Ростовскую епархию. Он возглавил литургию в новочеркасском кафедральном соборе. Среди многочисленных сослужащих был и я.

Собор был переполнен людьми как никогда. После Причастия мы все выстроились к Патриарху под благословение. Волнительная минута. И вот подошла моя очередь. На мои руки легла благословляющая рука Первосвятителя. Едва заметная улыбка и вопрос:

— Как вас зовут?

Переполняемый чувствами, сменяющими друг друга, я ответил.

— А где вы служите?

— Здесь, в соборе, штатным священником.

— Наверное, недавно окончили семинарию?

— Да, — отвечаю и при этом продолжаю держать его руку.

— Ну, вот вам на молитвенную память! — сказал Святейший отец и передал мне икону.

Совершение чина Великого освящения храма святой мученицы Татианы святейшим                        Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II 27 марта 2004 года

Такие иконы получили все, кто был в алтаре. Когда я отошел от него, то ощутил себя в некоторой прострации. Этот минутный диалог мне необходимо было переварить. Хотелось возвращаться к услышанному снова и снова. Минуло уже много лет с того дня, который я считаю одним из самых ярких и значительных.

Этот минутный разговор с Предстоятелем сформировал мое сыновнее отношение к нему. Теперь в моей жизни появилась история, которую знают мои домочадцы. Иногда для человека можно сделать что-то доброе, какую-то мелочь, чтобы он навсегда стал благодарным и преданным. И Патриарху Алексию это удавалось. Его манеры (характерные манеры человека XIX века), узнаваемая речь с присущими ей интонациями и паузами... Его нельзя спутать ни с кем. Он оставался доступным для духовенства, а потому снискал любовь и почтение. 

Еще одна встреча состоялась в 2000 году на торжествах в честь миллениума в Вифлееме. Я входил в состав ростовской делегации. В эти дни в Израиль съехались предстоятели Православных Церквей, главы и представители иностранных государств. На улицах Вифлеема можно было встретить поистине легендарных людей. Все дни пребывания там были плотно заняты богослужениями в различных местах, в том числе и в Храме Гроба Господня в Иерусалиме. Наша программа посещения богослужений полностью совпадала с программой Патриарха Алексия, и мне довелось неоднократно сослужить ему.

Служба совершалась в Вифлееме в день Рождества Христова. Толпы людей. Когда в храм вошел Борис Ельцин, люди начали аплодировать. Прибывающих гостей встречали Ясир Арафат и Патриарх Иерусалимский Диодор. Необычно пели различные хоры, прибывшие со своими предстоятелями. В основном пели греки и грузины. На запричастном стихе нужно было видеть реакцию присутствующих, когда грянул русский хор под

управлением архимандрита Матфея (Мормыля). Исполняли стихиру «Земле Русская». Все присутствующие повернулись в сторону хора, восхищенно наблюдая за поющими. Наш Патриарх видел, конечно же, реакцию на русское пение, и, очевидно, ему было это приятно. 

Во время причащения один из иностранных архиереев неожиданно прекратил причащать и зашел в алтарь, хотя еще остались люди. Это были в основном русские, среди которых находились известные деятели культуры.

— Отец Даниил, подойдите, пожалуйста!

Мне показалось, что я ослышался...

Это был голос Святейшего (надо же, запомнил имя!). Я подошел. Он попросил меня взять Чашу и причастить оставшихся наших соотечественников.

Все, что сказано здесь, нисколько не говорит о моем желании тогда попасться лишний раз на глаза. Просто в делегации каждый священник был связан определенными послушаниями, я же был совершенно свободен. А из Русской Церкви незадействованных пастырей больше никого не было.

Сегодня понимаю, как я выглядел со стороны на том съезде. Сразу рисуется образ... В новочеркасском казачьем кафедральном соборе есть галерея на хорах. Там нет икон, вместо них размещены художественные изображения из истории казачества и строительства соборного храма. Так называемая историческая летопись в красках. На одной из картин изображен первый казачий круг. Сидят казаки, решают серьезные вопросы жизни общины, своей участи дожидаются закованные в цепи осужденные. И неброской доминантой изображен полубоком к зрителю мальчик в недоуменной растерянной позе. По легенде, его перед началом круга высекли, чтобы запоминал все лучше. В его функцию входило внимательно слушать и смотреть за происходящим, чтобы впоследствии все зафиксировать на бумаге. Так вот, мое присутствие на Первом съезде православной молодежи было схожим с функцией этого мальчика, разница лишь в том, что меня перед мероприятием никто не бил. Деятельно участвовать в прениях могли только люди, имеющие на то полномочия. И чтобы что-то говорить, необходимо иметь опыт, а его у меня не было. Да и полномочий говорить не было. Зато можно было смотреть и слушать, что иногда тоже полезно.

Дмитрий Кордовский. «Прибытие на Дон царского знамени в 1614 году»

Чтобы закончить историю с молодежным съездом, скажу, что было ее продолжение в нашем регионе. 

После съезда мы собрались в Пятигорске. Там впервые я увидел горы. Там же познакомился с митрополитом Гедеоном, побывал в Лазаревском храме, у Лермонтовского кладбища, в котором был рукоположен этим архиереем и потом служил несколько лет. Но это уже другая история... Там я встретил талантливых молодых людей, среди которых был Илья Соловьев, ныне известный пастырь и историк.

Здесь же я дал свое первое интервью, в котором с доверительной откровенностью сказал корреспонденту о том, что настанет время, когда при храмах организуют кинозалы, лектории, кружки, где молодежь будет знакомиться с жизнью Церкви посредством фильмов, собраний, чаепитий. Тогда, в 1990-м году, еще вышла газета с заголовком «Кинозалы при храмах». А когда я вернулся в Ростов-на-Дону, меня уже ждал викарный архиерей епископ Сергий (Полеткин) с газетой на рабочем столе. После «разбора полетов» я понял, какая большая разница между теоретическими построениями, мечтаниями и практической реальностью. И все-таки спустя десятилетия мы уже видим при храмах даже досуговые центры, не то что кинотеатры... 

С теплотой вспоминаю свою церковную юность, когда мы были способны не плакать сентиментальными слезами по любому поводу, а жить идеалами.

Я окрашиваю в радужные тона прошлое не потому, что тогда люди были лучше, не потому, что тогда «трава была зеленее, а солнце светило ярче», не потому, что сейчас «все пропало». Просто для каждой эпохи — свой «цвет», свое ощущение жизни. Детство, юность — это особое время, когда мы вбираем жизнь всей грудью, когда мы видим мир идеалистически. Мы хотим его таким видеть, мы хотим, чтобы он был таков!