«Белые леди» Гражданской войны: какими были женщины Белого движения?

Торопясь и волнуясь, она рассказала, что звать ее Кира, что она институтка, но что теперь не время учиться. Она хочет воевать. Запретить ей это никто не может: мать ее где-то далеко в станице, а отец убит на войне. Не с нами, так она сама пойдет под Ростов, вот только бы ей раздобыть винтовку.  — Я стреляла дома из дробовика. И очень хорошо. Впрочем, я не навязываюсь, — закончила она сердито.

Александр Туроверов «Первая любовь»

В Белом движении приняли участие тысячи женщин. Их можно разделить на две группы: медиков и комбатантов. Сестры милосердия существовали в русской армии с середины XIX века, но женщины с оружием в руках как относительно массовое явление — это уникальная черта Белой борьбы.

Женщины-воины

В императорской армии женщины встречались редко, а их присутствие в прифронтовой полосе было практически запрещено. Ситуация изменилась после Февраля. Временное правительство приняло решение сформировать несколько частей исключительно из женщин — это было либеральным жестом, демонстрирующим эмансипацию. Кроме того, новая власть пыталась поднять боевой дух разлагавшейся армии.

Для этой цели уже существовали особые части — ударные отряды. Они комплектовались из высокомотивированных бойцов и были призваны защитить завоевания Февраля и противостоять растлевающим армию леворадикалам. Ударники использовали символику красного и черного цветов (Свобода или смерть!) для демонстрации республиканских взглядов. Позднее на базе одного из ударных отрядов будет сформировано старейшее подразделение Белой гвардии — Корниловский ударный полк. 

Идею создать очередной ударный батальон именно из женщин выдвинула Мария Бочкарева, знаменитая женщина-воин, находившаяся в действующей армии с 1914 года. Правительство, терявшее контроль над войсками, ухватилось за эту соломинку: к октябрю 1917 года было сформировано шесть женских ударных частей.

Однако в боевых действиях принял участие только батальон Бочкаревой. Он показал высокую боеспособность, но понес и высокие потери. В результате генерал Корнилов, ставший главнокомандующим незадолго до Октября, запретил боевое применение женских частей, определив их для тыловой работы. Республиканец Корнилов оставался культурным консерватором и не одобрял присутствие женщин на фронте. Его взгляд разделял и генерал Деникин: «Воздадим должное памяти храбрых. Но… не место женщине на полях смерти, где царит ужас, где кровь, грязь и лишения, где ожесточаются сердца и страшно грубеют нравы. Есть много путей общественного и государственного служения, гораздо более соответствующих призванию женщины», — писал он.

Бойцы женского ударного батальона. Колоризация

Но вот грянула Октябрьская революция, и женщины приняли участие уже в первом бою Гражданской войны: они защищали Зимний дворец вместе с юнкерами. После захвата власти большевиками участницы ударных батальонов стали пробираться на Дон, а Бочкарева отправляется в США, где лично просит президента Вильсона помочь русским в борьбе с большевизмом (позже она вернется в Россию, попадет в плен к советам и будет расстреляна).

Присоединившиеся к Добровольческой армии ударницы не были сведены в отдельную женскую часть, их распределили по разным подразделениям. Женские ударные батальоны прекратили существовать, но стали школой, из которой вышли многие белые женщины-добровольцы. Чтобы подчеркнуть свою идентичность и сохранить память о боевом прошлом Великой войны, девушки носили красно-черные шевроны. Капитан Виктор Ларионов вспоминал: «Ударницы из отряда Бочкаревой еле вытаскивают тяжелые, солдатские сапоги из черноземной жижи, несут винтовки, а иной раз тащат пулеметы, не отставая от цепи, — у них тоже [как у корниловцев] "ударные углы" на рукавах: "Свобода или смерть"».

Выпускницы офицерских курсов

Кроме женских батальонов важной вехой для истории женской белой борьбы стали офицерские курсы Александровского училища. Февральский переворот позволил женщинам не только пойти на фронт, но также получить военное образование и надеть офицерские погоны.

Женские офицерские курсы завершаются в Москве аккурат в октябре 1917 года, и вскоре произведенные в офицеры 25 девушек вместе с юнкерами поднимают восстание и захватывают Кремль, после безуспешной обороны которого уходят на Дон.

Капитан Сергей Ряснянский пишет: «Помню, во время похода пришли при мне к генералу Романовскому две из девушек-прапорщиков. Они просили не отправлять их санитарами (или, правильнее, сестрами милосердия) в санитарный обоз. "Мы офицеры, Ваше Превосходительство, и приехали в Добровольческую армию драться с большевиками, а не ходить за ранеными. В обозе есть несколько дам, едущих за своими мужьями, пусть они ухаживают за ранеными". И таковы были все. Были они прекрасными, смелыми и хладнокровными пулеметчицами, переносили все тяготы рядового офицера в походе».

В Добровольческой армии женщинам стараются поручать менее опасные задачи, не предполагающие ведения рукопашного боя, — как правило, пулеметный огонь. Полковник Эйхенбаум в мемуарах упоминает следующий эпизод Ледяного похода: «Переход через мост в дальнейшем произошёл без помехи. Армию прикрыл женский пулемётный взвод…»

Девушки-офицеры, кроме того, выполняли агентурную работу: Зинаида Готгардт ездила с поручением генерала Алексеева на Кубань для установления связи с генералом Эрдели (и успешно выполнила задачу), но две другие разведчицы из выпускниц офицерских курсов были замучены в застенках московского ЧК.

К разведке привлекали и девушек без военного бэкграунда. Виктор Ларионов вспоминал: «У орудий появилась молоденькая блондинка в белой косынке, с узелочком и свертком в руках. Выяснилось, что это Лиза Байер, москвичка, бывшая невеста нашего юнкера Хартулари. Она — работница нашей армейской разведки, по секретному заданию должна пробраться в Москву, и решила переходить фронт через нашу батарею, чтобы повидать Сережу <…> На рассвете, с узелочком в руке, пошла на железную дорогу...»

Были и те, кто рвался в огонь рукопашных схваток. София де Боде попала в кавалерию, хотя и ординарцем. Впрочем, ординарская должность не помешала ей отличиться как смелостью, так и жестокостью: София лично расстреливала пленных большевиков и погибла в конной атаке под Екатеринодаром.

София де Боде

Из женщин-офицеров до конца Гражданской войны не дожил почти никто. Исключением стала Зинаида Реформатская, которая пережила даже СССР, скончавшись в 1992 году.

Верные жены и дочери 

Кроме выпускниц офицерских курсов и бывших ударниц, наряду с мужчинами часто сражались родственницы офицеров. Генерал Туркул пишет: «Димитраш был ранен, тяжело, кажется в живот. Красные наседали; рота была окружена. Димитраша подняли. Первой пыталась нести его доброволица Букеева, дочь офицера, сражавшаяся в наших рядах. В пурге выли красные, они стреляли со всех сторон по сбившейся роте <…> Я помню, как принесли доброволицу Букееву, суровую, строгую девушку, нашу соратницу. В бою она отморозила себе обе ноги. Позже она застрелилась в Крыму».

Больше славы досталось жене генерала Слащева (поскольку сам он был популярным военачальником): супруга сражалась с ним бок о бок, выполняя роль его ординарца.

Но самой примечательной, хотя и не самой известной, героиней Белого движения является Нина Бурова, также жена белого генерала. Милая выпускница Мариинского института, она занималась живописью и наукой и совсем не собиралась связывать свою жизнь с войной.

Воевать с Германией она не стремилась, и в 1917 году закончила не офицерские курсы, а Московский университет. В Гражданской войне Нина не участвовала, пока в результате отступления Белой армии не осталась одна с двумя детьми на оккупированной красными территории.

Скрываясь от чекистов, Бурова оказывается среди кубанских казаков, ранее проявивших гражданскую пассивность, но уже готовых к мятежу. В детстве Нина, дочь полковника, обучалась верховой езде и стрельбе, что теперь пришлось весьма кстати. По случаю, на досуге, она демонстрирует казакам эти навыки. Кроме того, она зажигает их сердца своими политическим выступлениями: «Я была молода, энергична, сильна волей и здоровьем, а моя джигитовка импонировала сильному полу, — вспоминала Нина впоследствии, — Полетела по Кубани молва обо мне. Казаки стали приезжать в этот маленький хутор <…> Каково же было мое удивление, когда делегация от казаков явилась ко мне и объявила, что они избрали меня атаманом нового партизанского отряда для борьбы против красных».

Так под командованием Нины оказалось 200 рубак. Они почти год опустошали советские тылы, скрываясь в горах Кавказа и на просторах Кубани.

«Меня окружало обожание, послушание и уважение, —  пишет Нина Бурова,  — Я спала спокойно в моем шатре, зная, что сон мой охраняют несколько сот людей, которые сами не спят… Когда проезжали станицы, меня окружали казачки, подносили ко мне детей, целовали руки и ноги в стременах».

Нина Федоровна Бурова

Сгубила Нину популярность: ее отряд разросся и потому стал уязвим. В неравном бою банда Буровой была рассеяна, а саму атаманшу настигла советская пуля. С пробитой навылет грудью она оказывается в плену.Далее последовал приговор к пожизненным принудительным работам и Соловки. В 1924 Бурова попадает под женскую амнистию, после чего нелегально пересекает границу и покидает родину. Поначалу жизнь в эмиграции была трудной: она даже работала в цирке, показывая трюки с лошадьми. Позже ей удалось перебраться из Европы в США и воссоединиться с мужем.

В Америке Нина не уходит на покой. Она вступает в Республиканскую партию, участвует в создании Республиканского женского клуба и работает в комитете по выборам президента США. Нина отпраздновала развал СССР и  несмотря на все злоключения прожила 104 года, скончавшись в 1998 году. Она оставила после себя много живописи, иконописи, текстов и даже видеомонолог, который можно посмотреть в YouTube.

Сейчас мало кто помнит выпускницу Мариинского института, ставшую белобандитской атаманшей, но в начале 1920-х ее имя гремело по всей Кубани. Бывший в то время на юге России немецкий офицер даже написал о ней поэму, дошедшую до Нины, к ее удивлению, уже в эмиграции в английском переводе:

Have you heard of Nina

Who rode through the land

With a hundred Cossacks

Vowing battle till end?

Сестры милосердия

Как ни много по сравнению с царской армией было женщин-воинов в Белом движении, большинство участниц Белой борьбы все-таки были сестрами милосердия.

Как и в случае с женщинами-комбатантами, среди них было много родственниц офицеров. Белый апостольник носили две дочери генерала Алексеева, а супруга барона Врангеля сама заведовала госпиталем. Дочь генерала Корнилова, чтобы принять крест, рассталась со своим мужем-офицером, который решил не участвовать в Гражданской войне. 

Капитан Ларионов вспоминал: «Клавдия Михайловна Алексеева [дочь генерала], была моим «ангелом-хранителем», дни и долгие вечера боролась она за мою жизнь <…> Ее младшая сестра, Вера Михайловна, такая же идейная и целеустремленная, готовая жертвовать всем для раненого, — просиживала ночи над тяжелораненым юнкером <...> Третьей добровольной сестрой нашей палаты была дочь генерала Корнилова, Наталья Лавровна. Красавица-блондинка с изумительно нежной кожей и очаровательной улыбкой, открывавшей жемчуг ровных зубов».

Сестра милосердия. Картина Николая Ярошенко

Назвать точное число белых сестер-милосердия невозможно. Однако, учитывая, что белые армии в лучшие годы исчислялись сотнями тысяч, логично предположить, что на всех фронтах трудились тысячи сестер. Сестры работали как в госпиталях, так и на передовой, где подвергались опасности наравне с комбатантами. Ларионов приводит следующий портрет: «...иногда у нас в квартире появлялась странная девочка Иза, своеобразный цветок Гражданской войны. Ей было всего 15 лет и числилась она сестрой-санитаркой в Марковском полку, пристав к нему при отступлении. Под селом Алексеево-Леоново она попала в руки буденновцев и на Кубани перебежала снова к белым. Она была смугла и стройна, с ясными синими глазами. Охотно приходила она в нашу квартиру, очевидно потому, что мы не относились к ней как к женщине. Ее кормили и поили, и спала она у нас тут же на кровати крепким, детским сном». 

Сегодня слова, что война — не женское дело, могут счесть сексизмом. Но как бы то ни было, женщины, оказавшись на фронте, нередко превосходили мужчин и в храбрости, и в зверстве, и в подвигах, и в преступлениях. История Гражданской войны показывает это со всей наглядностью.

«Пришедшая к нам, корниловцам, хрупкая, изящная девушка шестнадцати лет постигла тайну жертвенной любви к родине, которую не могли постичь умудренные житейским опытом мужчины, — писал корниловский полковник Трушнович. — Она, как и многие другие наши женщины, боевые товарищи, прошла с нами весь тяжелый путь русской Голгофы. Она не искала ни личного счастья, ни мужского имени, она находилась по ту сторону добра и зла, была невестой Родины. Она одна из немногих осталась в живых, леденела в Первом походе, вела огонь из пулемета во Втором, переходила фронт в последнем врангелевском походе, детскими своими глазами глядя в глаза смерти».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции