Городок

 В ноябре в Москве очень мрачно. Выпадет и растает снег, слякотно, туманы, дожди. Солнца нет и в помине. В такую погоду вспомнится вдруг лето или ранняя осень, и на душе становится легче.

Лето я провел под Москвой, много работал, устал, а в начале сентября ненадолго поехал на юг. Я бываю там очень редко - чаще езжу на север, он ближе мне с его лесами, озерами, долгими закатами и белесыми ночами. Но в этом сентябре позвали на народный кинофестиваль «Земля отцов - моя земля» в город Усть-Лабинск, о существовании которого я прежде и не слышал.

Есть в кубанской степи, в том месте, где горная река Лаба впадает в коричневую от глины Кубань, городок, основанный Александром Васильевичем Суворовым. От того времени осталась старинная крепость, откуда далеко видна степь и в хорошую погоду - цепь гор на горизонте. С тыльной стороны от крепости расходятся улицы с одноэтажными крепкими домами, садами и воротами, увитыми виноградом. На одной из этих улиц народный музей - дом, в котором жил скульптор, ветеран Великой Отечественной войны Иван Алексеевич Дончаков. Его работы - это деревянные фигуры, макеты, поразительная по красоте копия храма Василия Блаженного и Преображенского собора в Кижах. А еще голова Черномора из «Руслана и Людмилы», скульптура двухметрового медведя и очень нежная лиричная пара - дед и бабка. Все сделано из дерева - все очень русское, родное. А домик очень маленький, ничего лишнего в нем нет, больше на келью похож.

Летом воздух в городке раскаляется до 50 градусов, но в сентябре, когда мы приехали, жара была уже не такая страшная. Ночью над Усть-Лабинском вставала луна, и было видно далеко окрест. В десять вечера улицы пустели: во всем Краснодарском крае действует закон, согласно которому подростки до 18 лет не могут появляться на улицах без сопровождения взрослых. Вряд ли самим подросткам это правило по душе, особенно если гуляешь с девушкой, но зато ночами можно ходить, ничего не боясь.

Впрочем, после недели жизни в Усть-Лабинске стало казаться, что бояться там и вовсе нечего. Город покоен, тих и немудрен. Вокруг него поля, большие станицы и хутора, пруды, небольшие речушки. Станицы насчитывают по нескольку тысяч человек, хутора исчисляются сотнями жителей. Заброшенных полей нигде не видно, все распахано, убрано, всюду - жизнь.

В городе самое красивое сооружение - новый храм преподобного Сергия Радонежского, к которому из центра можно пройти либо по улице Советской, либо по параллельной ей - Демьяна Бедного. Одно время улицы хотели переименовать, да так и не собрались.

Старая церковь была построена в середине XIX века как полковая, после чего ее передали станичникам в дар от Ставропольского полка. В семнадцатом году последнего священника времен Империи протоиерея Михаила Лисицина и регента хора Стефана Волика порубили шашками красноармейцы. Но службы не прекратились. В 1918-м из Петрограда в Усть-Лабинск приехал протоиерей Александр Венивольский, исповедовавший, по уверению местных краеведов, семью последнего русского императора. Отец Александр служил до 1947 года, когда храм был разрушен. После этого под церковь приспособили деревянный барак.

Новую церковь задумали строить в 1989 году, еще при коммунистах. Как рассказывал мне один из отцов города, бывший в ту пору секретарем райкома партии по идеологии, идея строительства была его.

- Я уже тогда понимал: все рушится, отовсюду лезут к нам сектанты, иностранные проповедники - лучше пусть будут свои, православные.

В 92-м, в самый кризис, вырыли котлован. Если бы был у нас сейчас писатель с талантом, хотя бы отдаленно приближающимся к платоновскому, можно было бы написать новый «Котлован», но разрушение в России всегда описывали убедительнее созидания.

Строили долго, тяжело, делая и исправляя просчеты. Закончили только в 2007 году, да и то благодаря тому, что деньги дал олигарх Дерипаска (он в этом городке в школе учился). Настоятель храма - благочинный Усть-Лабинского округа протоиерей Александр Черных. Его трудами при церкви действует паломнический центр, воскресная школа, выходит газета, работает Центр православной культуры «Верую», и на концерте духовного пения дети поют так, что взрослые утирают слезы.

Это - видимая часть. Наверное, есть и другая, невидимая. Понятно, что олигархов на все приходы не напасешься и не везде удается столько хорошего совершить, понятно, что одно дело приехать гостем, другое - жить, но все равно складывается впечатление, что власть в Усть-Лабинске переменилась так естественно и легко, точно не было страшного разрыва в русской истории. Был, конечно, но здесь он как будто зарос. И оттого возникает ощущение жизни, трудной, срывающейся, но растущей.

Южное гостеприимство я отрабатывал тем, что проводил встречи со школьниками и студентами. В городе несколько школ и колледж, и, кажется, я побывал во всех. Мне задавали вопросы - я отвечал. Про что угодно - про московскую жизнь, про книжки (а любите ли вы фэнтези? а кого советуете почитать? а как относитесь к Пелевину?), про музыку, про любовь, про Московский университет, про Америку, про школу, в которой я когда-то учился, про мою семью, про любимую команду моего сына. Главное было - отвечать честно.

Один мальчик поднял руку: «А какие у вас есть недостатки?». Взгляд у него был суровый, немного исподлобья, но чистый и взыскующий: видно было, что спрашивает всерьез. Как на исповеди, но под напряженным взглядом сотни пар глаз, таких же взыскующих и внимательных, я стал перечислять свои грехи.

Задавая вопросы, дети называли имена, фамилии и класс, где учатся. Им это было важно, они ощущали себя личностями. Их не смущало ничто. Я смотрел на них и чувствовал себя безнадежно другим, отставшим. Как говорит мой сын: «Вы другое поколение и никогда нас не поймете». Может и так, до конца не поймем. Но одно я знаю, этим детям живется не легче, чем жилось нам, и те искушения, те соблазны и тернии, что растут на их житейском пути, труднее наших. Однако когда я вспоминаю порою их лица и глаза, то чувствую тепло, и частые разговоры о духовной гибели России, об ее вырождении кажутся мне химерой. Она очень живая, наша Россия, и просветляется не оттого, что этого захотела абстрактная власть, а потому что приходит ее время. Главное, не дать этот свет загасить.