«Герой» Пушкина - отклик на проповедь Святителя Филарета

Для Александра Пушкина проповеди святителя Филарета Московского по крайней мере дважды послужили источником вдохновения. В начале 1830-го года поэт написал знаменитые «Стансы» в ответ на поэтическое послание московского митрополита. Осенью того же года стихотворение «Герой» родилось как отклик на проповедь свт. Филарета в связи с приездом императора Николая I в зараженную холерой Москву.
   
   

 Пушкин и свт. Филарет. Архимандрит Зенон.

Фото Натальи Гончаренко

 29 сентября на паперти Успенского собора митрополит Филарет произнес слово, обращенное к приехавшему в Москву государю. Речь московского архипастыря в общих чертах предопределила сквозные темы пушкинского «Героя»:

  «Благочестивый Государь! Цари обыкновенно любят являться Царями славы, чтобы окружать себя блеском торжест­венности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтобы опасности с народом Твоим разделять, чтобы трудности препобеждать. Такое Царское дело выше славы человеческой, поелику основано на добродетели Христианской. Царь небесный провидит сию жертву сердца Твоего и милосердно хранит Тебя, и долготерпеливо щадит нас. С Крестом сретаем, Тебя, Государь, да идет с Тобою вос­кресение и жизнь».

  Слово Филарета, напечатанное 4 октября в «Московских ведомостях» (и, следовательно, известное поэту), явилось одним из ключевых источников пушкинского «Героя». Оно же объясняет обилие литургических мотивов, пронизывающих стихотворение. Любопытно, что соборное красноречие Филарета восхитило не одного Пушкина. Остафьевский сиделец князь П.А. Вяземский отметил 6 октября в записной книжке:

  «Приезд Государя в Москву есть точно прекраснейшая черта. Тут есть не только не боязнь смерти, но есть и вдохновение, и преданность и какое-то христианское и царское рыцарство, которое очень к лицу Владыке. Странное дело, мы встретились мыслями с Филаретом в речи его Государю. На днях в письме к Муханову я говорил, что из этой мысли можно было бы написать прекрасную статью журнальную. Мы видели царей и в сражении. Моро был убит при Александре, это хорошо, но тут есть военная слава, есть point d'honneur нося военный мундир и не скидывая его никогда, показать себя иногда военным лицом. Здесь нет никакого упоения, нет славолюбия, нет обя­занности. Выезд царя из города, объятого заразою, был бы, напротив естествен, и не подлежал бы осуждению; следовательно приезд царя в таковой город есть точно подвиг героический. Тут уже не близ царя близ смерти, а близ народа близ смерти».

  Пушкину не довелось увидеть своего «Героя» на страницах «Московских ведомостей» месяц спустя после публикации речи Филарета. Проницательности Погодина хватило лишь на половину замысла Пушкина: безошибочно уловив первое из посвящений - государю, автор «Марфы Посадницы» не распознал второго пушкинского адресата. Безнадежно промедлив с пуб­ликацией, Погодин отдал «Героя» в надеждинский «Телескоп», где стихотворение на несколько лет опочило среди перлов изящной словесности. Позднее, перепечатанный в «Современнике», «Герой», благодаря подсказке Погодина, понимался исключительно как поэтическое посвящение Николаю Павловичу. В сознании поколений читателей из утвержденного Пушкиным мистического союза государя, пастыря и певца выпал белый митрополичий клобук.

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале