Никола Зимний, придверник Рождества

«И засияли по всей Руси твои ёлки, и заплясали плюшевые зайцы...»

Нет, наверное, такого православного храма, нет домашнего красного угла, где не было бы его иконы, нет православного человека, хотя бы раз в жизни не обратившего к нему молитвенной просьбы о помощи и заступничестве. Этот добрый пастырь, небесный человек, святой не суровый и грозный, но милующий и заботливый, ― мнится нам, и до сих пор весь здесь, на земле, он включил и нас в число своих чад, отзывается на наши заботы и печали, столь часто ― такие неказистые, житейские, которые «небесными» и не назовешь... И сердце подсказывает: сейчас, когда уже начинает теплиться заря приближающегося светлого Рождества Христова, день Николы Зимнего ― теплый, добрый ― не зря так естественно и органично укладывается в череду радостных зимних дней. 

О том, как в западных странах святитель Николай Чудотворец превратился в Санта-Клауса, а чудесные «узельцы три злата» ― в чулок, набитый сластями и целлулоидными покемонами, написано и сказано современными церковными витиями предостаточно, сказано обличительно и сурово... Нет, конечно, тенденции века сего ― превращать Рождество Христово в праздник распродаж, подарков и сплошного джинглбеллса, мы оправдывать не станем. Однако обличая «загнивающий Запад», вспомним, что мы все-таки ― христиане, и от дальних обратим взор ― ближе, еще, еще ближе ― на самих себя, готовясь бросить камень, только если сами без греха, если вот эти мирские подарочные радости нам самим абсолютно чужды... Подобная болезненная заноза в нашем безукоризненно православном сознании, ложка дегтя в бочке нашего ежегодного постного предрождественского подвига ― Новый год.

Увещевая с амвона прихожан блюстись от новогодних «скаканий и плясаний», измозолил язык не один батюшка. И стыдливое напряжение (как бы случайно не вырвалось в кругу братьев и сестер под Новый год: «С наступающим!») хорошо знакомо, наверное, всем нам, современным новообращенным. Однако нам, советским (да-да, пока еще советским) людям, не так-то просто вытравить из памяти («о память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной!» ― помните слова поэта?) образ Деда Мороза (которого, помню, один воцерковленный малыш, ученик воскресной школы, назвал «специальным Божьим зимним ангелом»), полночный бой курантов, тепло семейного круга, в котором под звон бокалов с неизменным шампанским, советским символом всего праздничного, раздаются искренние пожелания нового счастья...

Не только, нет, не только всероссийская пьянка (увы, что есть, то есть), телевизор и салат оливье ― в новогоднем празднике до сих пор, со времен господствующего атеизма, когда Новый год был одной из отдушин в календаре, в котором «красное число» значило совсем не то, что в православном (как быстро мы это забыли!..), осталось ощущение сказки и чуда, ощущение чего-то доброго и неподдельного, что бывает только от Бога, а не от лукавого. Да, все это, конечно, ― не духовное, а душевное (за недолгие годы своего воцерковления мы научились оперировать подобными классификациями, вычитанными у святых отцов, но увы, далеко не всегда выстраданными, проверенными собственной жизнью). Но душевное ― почва, в которую должно лечь зерно духовное, зерно Христово. Если этой почвы нет ― во что ляжет зерно? Одна из наших бед ― в том, что, ринувшись покорять духовные высоты христианства, мы во многом не были просто людьми... Вспоминается мудрое наставление, которое один архиерей давал взыскующим монашеского пострига: «Ты стяжаешь облик ангельский ― смотри же, не утрать облика человеческого».

Знаю, знаю, что среди читающих эти строки может обрестись немало ригористов, которые тут же обвинят пишущего во всех смертных грехах и сберут на его главу угли неугасающие: он призывает ослабить пост и праздновать языческий Новый год!.. Нет, вовсе не призываю. Рождество Христово, к встрече которого мы готовимся постом, остается для нас в эти дни главным чаемым событием. Однако я пытаюсь представить святителя Николая Чудотворца, праздник которого ― при дверях Рождества, на месте этих суровых людей, представить ― вырывающим из рук у детей новогодние подарки, топчущим ногой елочные игрушки, изрекающим анафему поднявшим бокалы с шампанским... Нет, простите, этого я представить не могу.

 ДЕНЬ РЕЗИДЕНТА

 Святителю отче Николае! Днесь тебя почитаем мы, 

Пожилые разведчики-пенсионеры, 

Как своего патрона. И не диво: 

Был ты резидент-виртуоз, штирлиц во святой плоти, 

Когда, по светской легенде 

Простоватого гнома-переростка в красном, 

Вошел в мир безбожной Европы, 

Чтобы нести узельцы три игрушечного целлулоидного злата 

Детям, хитро уминая лекарство 

Заповедей Христовых 

В плоть паточной нуги 

Ежегодного хорошего поведения. 

Когда кровавые акулы империализма 

Тебя раскололи, о священнохитрче, ― ты извернулся 

И, оставив в их стервяжьих когтях 

Шкурку своего доппльгенгера, 

Сбежал в СССР.

О как ты мчался 

В вьюжной финской ночи, как храпели, 

Запрокинув рога на спину, четыре 

Апокалиптических оленя, 

Как скрипели, юзя по закатанному 

Млечному Пути, добрые сани, 

Как, не дрогнув 

Узловатой крепкой старческой рукою, не моргнув голубым глазом, 

Метко целился ты в снежную слепень 

Верным своим серебряным маузером, 

Сияющими фейерверками отбиваясь 

От хриплой волчьей погони!

И здесь, в пропятой России, ты, Чудотворче, 

На пару с Шефом своим, Искуснохитрецом Богом, 

Новое явил чудо: 

Изловив злого рецидивиста, 

Языческого хтонического брадатого людоеда Мраза, 

Вы его распотрошили, перевербовали, 

И под его личиной, 

Всё по той же почти, немного подкорректированной легенде, 

Ты стал действовать снова, 

И засияли по всей Руси твои ёлки, 

И заплясали плюшевые зайцы, 

Запахло смирной, хвоёй и райским мандарином, 

Забили малиновым благовестом куранты, 

Засияли восьмерично лазурным рубиновые пентакли, 

И зарычали пугливо, поджали хвост чёрные маруси, 

И в злых напевах ведьмы-пересылки 

Переломился, дал петуха голос, 

И затеплились в воинствующей атеистической сугробовой тьме окна 

Сказочных избушек! И велия милость, 

Сострадание, смирение, дружба, честность, жертвенность, радость, 

Вера, любовь и надежда 

Вошли к детдомовским коммунным сиротам 

Преддверием Рождества.

 Поэтому в зиму трижды ― 

На Николу Зимнего, в Новый год и на Рождество Христово ― 

Мы, пенсионеры, бывшие разведчики, 

Бойцы невидимого фронта добра, 

Собираемся в кругу детей своих и внуков, 

Подымаем свои бокалы, кто со спиртом, кто со слезою, 

И из всех силёнок пожилых сердец славим 

Профессиональный свой праздник, 

Великое искусство небесной разведки, 

Правило веры и образ кротости.

Мы, старая гвардия, не умираем, но сдаемся 

На милость Победителя Бога, 

Сдаем ему все наши пароли и явки 

(Словом, делом, помышлением, 

Чувством, толком, расстановкой), 

И поя Тому застольное «Аллилуйя!»,

Не забываем и припев песни:

«Радуйся, Николае, великий Чудотворче!».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Впервые опубликовано 18 декабря 2009 года