Вера святых грешников
О том, что невозможно знать, что есть Бог, и не радоваться, любил повторять отец Александр Шмеман. Он пишет в «Дневниках»: «Печаль о грехе не спасает от греха, радость о Господе спасает». Действительно, если все в этом мире может стать «отсветом» Царства Божия, то жизнь приобретает иное измерение. Как у апостола Павла: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2:20).
Но стремление к радостной вере встречается с осознанием своего несовершенства, греховности и невозможности преодолеть это до конца. Ведь в Царство Божие не войдет ничто скверное. А практическая церковная жизнь фактически заставила нас смириться с тем, что мы «грешники». Слава Богу, мы можем избегать слишком явных, тяжелых, так называемых «смертных» грехов, которые несовместимы с пребыванием в Церкви: такими как убийство, блуд, отречение от веры. Но что делать с грехами «мелкими», повторяющимися почти изо дня в день?
Фактически обязательная исповедь перед каждым причащением, как бы часто оно ни происходило, приводит к пониманию того, что, сколько бы ты ни каялся, можешь быть уверен, что так называемые «повседневные» грехи повторятся. В конце концов, привычка к постоянной «греховности» приводит к неумению различить реальный и надуманный грех и к притуплению чувства реального греха.
Кому и зачем это нужно? Богу, Который зовет к Себе не рабов, но свободных, и показывает в образе Отца из притчи о блудном сыне, что готов принимать нас только как Своих детей, но не рабов или наемников? Христианам, которые вместо того чтобы «всегда радоваться и за все благодарить», погружаются в бесконечное самокопание в мелочах? Или, может быть, это выгодно только тем, кто стремится не пасти стадо Христово, а господствовать над ним? Ведь людьми, в которых вселен комплекс вины, легче управлять. Меня всегда удивляет, когда тот или иной проповедник внушает людям, что они «мразь», ничто, «твари паскудные», которые ничего хорошего сделать не могут. Таких проповедников, к счастью, не много, но «тональность» их проповеди встречает отклик в современной «воцерковленной» среде.
Но что будет с людьми, если им постоянно внушать, что они никто и ничто, «где ступишь - там и согрешишь», ничего доброго сделать не могут, никаких добродетелей и не начинали никогда иметь? Психически здоровые люди просто не воспримут такое внушение и постараются держаться подальше от его источника, либо, если им приходится ходить в храм, где это вещают с амвона, не станут обращать внимания на слова. Но люди более внушаемые станут очень зависимыми от «пастыря» и весьма управляемыми.
А теперь скажите, не приходилось ли вам встречать приходы, где вот такие зависимые и подавленные люди и определяют «атмосферу» церковности? Не встречали ли вы таких «воцерковленных» в особо тяжелой форме, от которых естественно шарахаются нормальные здоровые люди?
Духовной инфантильности и самоуничижению, ложно выдаваемыми за смирение, способствует и «разрыв» в современном понимании святости. Первые христиане: все друг для друга «святые братья». Понятно, что верующие во Христа и 2000 лет назад не были безгрешными. Апостол Иаков писал: «все мы много согрешаем» (Иак 3:2), не отделяя себя от тех, кто «согрешает много». Осознание своего несовершенства не мешало первым христианам называть друг друга святыми и стремиться жить свято, соответствуя тому дару, который получили и получают от Господа Иисуса.
С течением веков развитие почитания святых и всего, чем «обрастало» это почитание (особенно появление житий святых как словесных «икон», далеких от реальности) привело к иному отношению к святости. Хоть святые и не безгрешны (порой далеко не безгрешны), но это святые, а мы кто? Хотя во время литургии на дискосе, где вынутые из просфор частицы представляют собой образ всей Церкви во главе со Христом, частицы в память святых лежат рядом с теми, что представляют живых и усопших христиан, в практической жизни дело обстоит иначе. Между святыми и просто верующими положена великая пропасть. И возникают, например, аргументы такого рода: Кирилл и Мефодий, переводившие богослужение для славян, были святыми, а сейчас переводить нельзя, потому что нет современных Кириллов и Мефодиев. Но кто из святых при жизни считал себя подлежащим канонизации? Не лучше ли современным христианам стремиться к святости, а не оправдывать не-святостью свою бездеятельность? Ведь эпоха святых в Церкви не прекращается, и мы все еще продолжаем жить в эпоху Отцов.
Но как быть с тем, что мы ведь и вправду грешим? Как по настоящему преодолевать грех, настоящий, а не надуманный? Как избавляться от комплекса постоянной вины, которую внушает нам вся система церковного фарисейства? Как обрести подлинного себя и радость о Христе?
Наверное, прежде всего надо понять, что мы не можем совершенно перестать грешить. Если бы иначе, мы не нуждались бы в Спасителе. Но и крайне опасно думать, что можно жить как угодно, а Христос все сделает за нас. Да, я знаю, что я грешник - из опыта своих ошибок и неудач. Но я знаю, что я и святой - ведь такими словами обращается ко мне Евангелие и Церковь во время литургии. Святой не в смысле совершенный, но вступивший в семью спасаемых детей Божиих, член Тела Христова. Есть заповеди, от исполнения которых христиан никто не освобождал. И есть радость Благой Вести - Иисус Христос пришел, чтобы покрыть наши грехи и даровать нам прощение и жизнь вечную. Однако, чтобы принять этот дар, подарок, надо захотеть его, и не словами только, а всем усилием жизни - жизни по правде Христовой. И тогда участие в воскресной Евхаристии будет вновь и вновь переживаться как праздник - пир, наполненный радостью Царства Божия.
