Акафистный гипертекст. Ч. 3. Строфические ключи

Прежде всего это связи, порождаемые общностью или различием тематики текста, которая главным образом определяется посвящением, адресацией акафиста: Господу Богу, Богородице, ангелам, святым (мученикам, святителям, преподобным, праведным и т. д.). К примеру, акафисты преподобным обнаруживают разнообразные связи – как сближающие отдельные тексты (например, за счет цитирования Священного Писания или независимого использования одних и тех же устойчивых выражений, воспроизведения традиционных микросюжетов), так и противопоставляющие их друг другу (в тех случаях, когда совпадения определенных элементов текста запрещены законами жанра).

Кроме того, акафисты находятся в зависимости от традиционных кругов богослужения: годового подвижного (пасхального), годового неповижного (календарного), седмичного: есть акафисты на Пасху и на двунадесятые праздники, акафисты на каждый день недели. Соотнесенность отдельных акафистов с этими кругами способствует «заполнению клеточек» – созданию недостающих акафистов (об этом шла речь в первой из публикаций нашего цикла), а кроме того, ведет к переосмысленю функции и значения некоторых уже имеющихся акафистов (это было темой второй публикации).

Но есть зависимости и связи другого типа, не связанные с какой-либо классификацией акафистов как целостных текстов. Речь идет в первую очередь о так называемых строфических ключах.

Если мы взглянем на греческий оригинал Великого акафиста (как, впрочем, и на любой другой греческий акафист), то обнаружим, что все строфы, не считая первого кондака, выстроены по алфавиту: первая из 24 строф (первый икос) начинается с альфы, вторая (второй кондак) – с беты, третья (второй икос) – с гаммы. И так далее вплоть до последней строфы (13-го кондака), который начинается с омеги.

Понятно, что в переводе эту особенность воспроизвести невозможно: если бы даже и удалось сохранить начальные буквы, то ведь в церковнославянской кириллице в полтора раза больше букв, чем в греческом алфавите, – так что алфавитного акростиха всё равно бы не получилось.

Однако в славяно-русской акафистографической традиции сформировался механизм своеобразной компенсации: взамен греческого алфавитного акростиха возник, так сказать, псевдоакростих. А именно: те слова, которые в церковнославянском переводе Великого акафиста оказались на первом месте в той или иной строфе, – эти слова закрепились в своих позициях и стали воспроизводиться практически во всех более поздних (и уже не переводных) славянских акафистах. Поэтому почти в любом акафисте в первом икосе мы обнаружим начальное слово ангел (или ангельский, или ангелоравный – и т. п.), во втором кондаке – форму глагола видети, в девятом икосе – существительное вития (ветия) или производные от него и т. д. При этом в отдельных строфах (случайно или закономерно) начальные буквы славянского текста совпадают с соответствующими буквами греческих акафистов (например, первый икос, второй кондак, тринадцатый кондак), но в большинстве строф такого соответствия, разумеется, нет. И тем не менее, псевдоакростих соблюдается с высокой точностью.

Назовем эти начальные слова строфическими ключами. Подобно скрипичному или басовому ключу на нотном стане, они находятся в самом начале кондака или икоса – и во многом задают тональность, определяют тему той или иной строфы. В самом деле: слово ангел в начале первого икоса может, казалось бы, входить в состав самых разных словосочетаний. Однако чаще всего мы имеем дело с одним из двух вариантов: либо строфа начинается с выражения Ангелов Творец (т. е. Бог) – и дальше, как правило, речь идет об избрании Богом святого для особого служеия; либо первый икос открывается оборотом Ангел земный и человек небесный – и эта тема получает свое развитие в рассказе, например, о постнических подвигах преподобного.

В разных строфах в пределах одного акафиста ключи всегда разные (хотя есть и сближения, а иногда – и совпадения). Но если брать массив акафистов в целом, то строфические ключи оказываются тем структурным элементом, который сближает друг с другом самые разные тексты этого жанра, создавая хорошо предсказуемые горизонтальные связи между почти любыми двумя акафистами.

Но если выйти за рамки одного лишь жанра, то мы увидим одно любопытное явление. Строфические ключи неожиданно роднят акафист с каноном. Вспомним, как устроен обычный канон. Он состоит из нескольких песней (чаще всего из восьми, но бывает, что из двух, трех, четырех, девяти), каждая из которых представляет собой ряд тропарей – т. е. отдельных строф. Первая из этих строф в каждой песни именуется ирмосом. Всякая песнь канона (и особенно ирмос) соотносится с определенной библейской песнью, во многом заимствуя из нее и свое содержание. Эти библейские песни – победный гимн Моисея, воспетый после перехода через Чермное море (1-я песнь канона), песнь пророчицы Анны (3-я), пророков Аввакума (4), Исаии (5), Ионы (6) и т. д.

Хотя то, как именно отражается содержание библейской песни в песни канона, не регламентируется никакими жесткими правилами и допускает значительную свободу, тем не менее, от канона к канону в ирмосах одних и тех же песней воспроизводятся не только одни и те же мысли и образы, но и одни и те же слова и выражения.

Таким образом, с разных сторон мы подходим к одному и тому же – к общности формы и содержания: в одном случае (в акафистах) – в начале строфы, в другом (в канонах) – в начальной строфе. Поэтому не приходится удивляться, что есть и примеры полного совпадения некоторых выражений в акафистах и канонах. Приведем хотя бы пару примеров.

Пример первый. В песни пророка Ионы (2:3–10) речь идет о морской глубине, в которую погружен пророк. Ирмосы 6-й песни канонов по-разному обыгрывают сюжет этой библейской песни: где-то Иона, поглощенный морским чудовищем, трактуется как прообраз Спасителя, а где-то несчастное положение пророка отождествляется с бедственным состоянием грешной души молящегося. Для ирмосов этой песни обычны лексемы море, глубина, бездна, буря и т. п.; совершенно нормальным здесь является возникновение метафор.

4-й кондак акафистов обычно начинается со слова буря. Почти всегда это метафора, что идет уже от Великого акафиста: Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренный Иосиф смятеся…

И вот точка сближения, пересечения строф канона и акафиста: буря как то, что грозит молящемуся потоплением, что представляет угрозу для его души. Это буря, которая застигает его при плавании по морю жизни – житейскому морю.

Теперь нам осталось вспомнить один из знаменитых ирмосов 6-й песни: Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу Твоему притек, вопию Ти: возведи от тли живот мой, Многомилостиве (см., например, воскресную службу Октоиха, глас 6-й, канон на утрене).

А среди акафистных строф мы обнаруживаем в том числе и 4-е кондаки с таким началом: Бурю житейскаго моря … научал еси безбедно преходити… (акафист преподобному Афанасию Высоцкому, Младшему); Бурю житейскую … кротостию и незлобием препобеждала еси… (один из акафистов блаженной Ксении Петербургской).

Еще один пример. В двух из тех трех канонов, что обычно читаются перед причащением, ирмос 8-й песни звучит следующим образом: Царя Небеснаго, Егоже поют вои ангельстии, хвалите и превозносите во вся веки. При этом можно указать десятки акафистов, где десятый икос будет начинаться со словосочетания Царь Небесный в различных падежных формах – и чаще всего именно в форме винительного падежа.

Разумеется, было бы натяжкой утверждать, что подобные совпадения – результат параллельного и независимого сближения образных систем двух жанров. Вполне очевидно, что ирмос первичен, а акафистные строфы вторичны. И всё же для того, чтобы подобное влияние стало возможным, были необходимы определенные предпосылки – причем в области поэтики обоих жанров: и акафиста, и канона.

Таким образом, строфические ключи, с одной стороны, обнаруживают родство акафистов друг с другом, обнажая принципы их построения, а с другой – показывают включенность массива акафистов в более крупное объединение текстов – акафистный гипертекст.

В следующей публикации речь пойдет о небольшом, но крайне важном с системной точки зрения элементе акафистов – икосном рефрене.