Хуже, чем макулатура
Уточним: под угрозой не книжная полка вообще, она никуда не денется, но фамильная книжная полка. В течение более чем ста лет одни и те же детские книги – изрядно истрепанные – переходили внутри семьи от одного поколения к другому. Даже не только от родителей к детям, чаще. Все мои, например, мушкетеры и капитаны Блады ко мне попали от старшей сестры.
Конечно, что-то новое на этой полке с каждым поколением прибавлялось. Но все же была некая постоянная сумма, служившая не только для того, чтобы дети приобретали знания, нравственный опыт, развивали воображение. Этим ее польза не исчерпывалась, о, нет! Эта полка, эта сумма общих книг была связующим звеном, единым абстрактным пространством для разных поколений. Отцам и детям всегда трудно друг с дружкой разобраться, но куда как хорошо, когда есть общее культурное поле, общая земля под ногами… Джек Лондон ли, Дюма ли – неважно.
Больше десяти лет, как детство родителей и детей делается решительно разнопланетным. Становится невозможным сличать вехи. К нам процесс этот пришел с десятилетним опозданием. Некоторая паника, связанная с тем, что книжная эстафета прервалась, во Франции (Дюма, они не читают Дюма!) или в Англии (Диккенс, не хотят читать Диккенса!) царила в социологической среде в 80-х годах прошлого столетия.
Тому называют различные причины. Одна из них – уменьшилось время, отведенное для чтения. Но умалились часы отнюдь не по причине загруженности уроками. Отнюдь. Времени на чтение остается меньше потому, что с каждым днем множатся конкурирующие с чтением развлечения. В девяностых годах новым и (тогда казалось новым какою-то особенной новизной) явлением были компьютерные игры. Сколько с той поры к ним всякого разного добавилось, считать собьемся!
Другой причиной называют проникновение в детский мир взрослого феномена моды. Вот и пришли книги-поденки, забывающиеся на следующий день, вбрасываемые на книжный рынок благодаря мощным усилиям рекламы.
Упомянем и появление новых жанров в детской литературе. Следствия расширения детского информационного пространства во взрослый мир – эти жанры являются дочерними от взрослых явлений. В России рубежа веков был, например, какой-то неслыханный детективный бум. (Тут гордиться нечем, такое творилось только у нас!) Детективы выходили миллионными тиражами (это в момент-то общего падения тиражей литературных произведений), у авторов детективов брали интервью, глубокомысленные сентенции тех, кто по сути выполняет роль сугубо развлекательную, на полном серьезе цитировались, детективщики не покидали телевизионных экранов, книжные прилавки ломились от обложек с окровавленными трупами… Тут-то я впервые обнаружила, что одна умная, из хорошей семьи девочка читает какую-то серию «Черный котенок». (Взрослая детективная серия – самая в те дни популярная – называлась «Черная кошка»). Детский детектив! Пару томиков я просмотрела. Кровищи поменьше, и на том спасибо, но детективы детские оказались плоть от плоти детективов взрослых: бездарная однодневка вместо великого Конан-Дойла.
Сейчас детективный бум стихает, хочется надеяться, что для всех возрастных групп.
Взрослый жанр ужасов породил детские «ужастики». Боба Стайна называют «Стивеном Кингом для детей», сказано метко, но неверно. Стивен Кинг тысячу раз спорен, но талантлив, он разрабатывает небанальные идеи, он чреват неожиданностями. Содержание же книжиц Стайна полностью исчерпывается на самом деле их названиями: «Поцелуй убийцы», «Мумия идет», «Ты – удобрение для растений», «Мертвый спасатель», «Нож», «Как мне досталась сушеная голова»… Можем быть уверенными: такая книга только о том, как некоему мальчику досталась сушеная голова – и ни о чем больше. Там нет характеров, там нет информации, а сюжет ничем не богаче того, что сочиняют по ночам в дортуарах сами детишки. Только они вырастают из примитивных страшилок довольно быстро, точнее – вырастали довольно быстро. Боб Стайн – человек с тухлыми глазами и толстыми губами, растянутыми в холодной улыбке, глядящий на нас со страницы «Википедии», хочет их развитие подзадержать. И заодно подготовить почву для деструктивного подросткового чтения – вампирической саги Маер и открытого сатанизма Пулмана. Опять же – миллионные тиражи в России.
По одному из недавних социологических опросов из 2.5 тысяч детей 18 читали Астрид Линдгрен, только 6 – Памелу Треверс. Шестеро читали Милна, столько же – Янссон. Подумать только, полдюжины из двух с половиной тысяч читали «Винни-Пуха»! Надо полагать, что «Черную курицу» не читал ни один. Во всяком случае, упоминаний о ней нет.
Невостребованность фамильной книжной полки ведет различные поколения одной семьи к ментальному разрыву. В конечном счете – к разрушению культурной традиции.
Можно ли что-то сделать с этим? Думается, все-таки можно. Было бы желание. Как можно больше успеть прочесть вслух прежде, чем придет неизбежная пора подросткового негативизма, выработать привычку к «усложненному» чтению, чтению, требующему уточнений и разъяснений.
Что б там ни было, а у полки с добрыми старыми книгами должны быть новые владельцы.
