Никогда в жизни не собиралась работать на телевидении (ч.2)

- Образ современной женщины очень часто связывают с успешностью. Тот же «Секс в большом городе», вышедший этим летом. Мужчина оказывается слабее женщины. Должен ли он оставаться более сильным? Или ситуация, когда женщины возьмут на себя главенствующую роль, может стать нормальной?

- В этом мире понятие силы и слабости относительное и относительным было всегда. Мужчина силён физически. Женщина, безусловно, сильнее духом, чем мужчина, крепче душой, что бы там ни говорили. Поэтому говорить об успешности женщины вне контекста личной жизни, вне брака, вне мужчины, вне любви, мне кажется, совершенно бессмысленно. В этом смысле героини «Секса в большом городе», на самом деле, не исключение.

Опять же скажу: для какой-то женщины важно реализоваться в профессии, для кого-то важно реализоваться в семье, в каком-то умении, в хобби, в таланте стихосложения или писания картин, но, безусловно, и для мужчины, и для женщины одинаково важно найти свою половинку, создать семью и продолжить свой род. Без этого ни о каком успехе речи быть не может, и мне кажется, что все эти теории о том, что мужчины стали слабыми, а женщины сильными, - очень надуманны и созданы скорее глянцевой прессой, чем реальной современной жизнью.

- Во многих интервью Вас просили прокомментировать смену имиджа, то, что Вы повзрослели. Что бы Вы сами назвали критерием взрослости? Когда человек становится взрослым?

- Вы знаете, мне один замечательный священник сказал, что взрослый человек - это профессионал. Неважно, каким делом он занимается, - это человек, состоявшийся в своей жизни и в своём деле. Один человек может быть сантехником, а другой политическим деятелем или оперной звездой, но этим людям всегда будет о чём поговорить, потому что они равны в своей взрослости. Мне кажется, что это очень близко к истине. Взрослый человек - это тот, кто отвечает за свои поступки и умеет делать своё дело.

- Раз речь зашла о священниках, то вот о чём хотелось бы спросить: когда Вы учились на журфаке, то знали, что в одном из флигелей был храм?

- Да. Но в мою бытность студенткой журфака в этом флигеле был кабак и театр, и мне достаточно сложно было зайти в храм, пока он, наконец, не восстановился, потому что это было место, где я курила сигареты, пила шампанское и строила глазки своим однокурсникам.

- А потом Вы всё-таки стали ходить на службы?

- Я хожу каждый год на акафист Татьяне, очень люблю свечную лавку этого храма, потому что там можно найти редкие вещи, книжки, отличную духовную музыку. И если я бываю в тех краях, стараюсь зайти, приложиться к мощам моей святой покровительницы, конечно.

- Что было толчком к тому, что Вы начали воцерковляться?

- Меня крестили в 10 лет, но в семье не было ничего, что связано с духовной жизнью. Более того, я жила в городе Донецке, где в те годы просто не было ни одного храма, потому что этот город строился уже после того, как большевики пришли к власти. Но я очень много путешествовала по России, по Советскому Союзу, и всегда в любом городе, куда мы приезжали, меня очень сильно тянуло зайти в храм, поставить свечку, подышать ладаном, вообще как-то проникнуться этой атмосферой. Я не знала ни одной молитвы, ничего в этом не понимала и не умела. Потом со мной случилось несчастье, я потеряла ребёнка, очень сильно болела... Так и пришла в храм, потому что это был единственный способ возродиться, воспрянуть, понять происходящее, извлечь из него правильные уроки.

- Как у многих...

- К сожалению, да. Так происходит сейчас у многих современных людей. Пока не стукнет как следует по башке, мы в храм не идём.

- А приход к вере сопровождался какими-то внешними или внутренними конфликтами?

- Нет. Вы знаете, мне кажется, что вера всегда была во мне. Просто она была оторвана от храма, от исповеди, от причастия, от каких-то атрибутов воцерковления. Но верила я всегда, с глубокого детства. Внутренняя молитва часто была во мне. В момент моего воцерковления это был вообще единственный способ для меня спастись, физически, не в вечной жизни, а в этой, земной, потому что у меня просто отказали все органы и конечности и не хотели мне никак повиноваться.

- Когда пришлось отказываться от каких-то вещей, которые не совмещались с жизнью в Церкви, Вы не боялись, опять же, потерять свою работу, потерять свою аудиторию? Или это были уже просто вещи не такие важные?

- Нет, просто на самом деле я до сих пор нахожусь в этом процессе. Я далеко не столь уж примерная христианка. В любом случае, моя профессия находится в достаточно серьёзном диссонансе с духовной жизнью. Я стараюсь поступать по совести, но, к сожалению, пока очень многие вещи не могу исключить из своей жизни, хотя знаю, что это неправильно. Например, я не соблюдаю все посты, я не каждую неделю хожу в храм, я достаточно редко вычитываю все правила.

- Вы могли бы сформулировать, какова сейчас для Вас задача-минимум и задача-максимум?

- В духовной жизни или в жизни вообще?

- Что первое придёт в голову.

- Задача-минимум, наверное, - построить семью, нормальную, полноценную, правильную, нарожать ещё парочку детей, построить дом, в котором можно собрать всех и жить вместе в какой-то благодати, чтобы всем хватало всего - и любви, и денег, и здоровья на то, чтобы быть вместе и любить друг друга, друг друга воспитывать и беречь. А программа-максимум - это, наверное, всё же, чтобы совесть не мучила.

- Спасибо Вам.

- И Вам спасибо большое.