Проклятия псалмопевцев. Ч.1
Примеры ненависти пугающей можно найти во многих местах, но самый ужасный, наверное, в псалме 108. Автор просит Бога, чтобы тот поставил нечестивого над его врагом, а "диавол да станет одесную его" (6). По-видимому, смысл здесь не совсем такой, какой привидится читателю-христианину. "Диавол" - это обвинитель, быть может - доносчик. "Когда будет судиться, да выйдет виновным, и молитва его да будет в грех" (7). Тут, мне кажется, речь идет не о молитве к Богу, а о мольбе, обращенной к человеку, к судье. "Да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Дети его да будут сиротами, и жена его - вдовою. Да скитаются дети его и нищенствуют, и просят хлеба из развалин своих... Да не будет сострадающего ему; да не будет милующего сирот его" (108:8-10,12). Еще ужасней один стих из прекрасного псалма - о вавилонских младенцах (136:9). И поистине бесовская, утонченная злоба в 68:23: "Да будет трапеза их сетью им, и мирное пиршество их - западнею".
Примеры, вызывающие улыбку, если не смех, особенно режут слух в любимых псалмах. Так, в псалме 142 после одиннадцати стихов, над которыми чуть не плачешь, вдруг приписка (ах ты, чуть не забыл!): "И по милости Твоей истреби врагов моих". Еще простодушней совсем уж детский возглас: "О, если бы Ты, Боже, поразил нечестивого!" (138:19) - словно автор удивляется, как это Всемогущему не пришло в голову такое простое средство против зла. Самый чудовищный пример - в одном из лучших псалмов, 22; после злачных пажитей, тихих вод, твердой помощи "посреди сени смертныя" мы натыкаемся на такие слова: "Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих", то есть - я пирую, а они смотрят! Поэт не может, по-видимому, радоваться Божьим дарам, если эти гнусные враги не увидят их и не изойдут завистью и злобой. Вероятно, здесь меньше бесовского, чем в том стихе, который я цитировал раньше, но мелочность и пошлость такого чувства вынести невозможно.
Конечно, мы можем просто не обратить внимания, отбросить эти стихи. Но, как ни жаль, они не вычленяются, они переплетены с поистине дивными строками. Если же мы все еще верим, что Писание - священно или хотя бы что христиане, читая веками псалмы, не действовали прямо против Божьей воли; если мы помним, что Сам Господь непрестанно черпал из псалмов и образы и слова, - мы попытаемся извлечь пользу из этих стихов. Какую же?
Сейчас я буду говорить не о всей пользе, а о части ее - другую часть вы найдете в главах об иносказаниях. Кроме того, в этой главе речь пойдет лишь о пользе, до которой постепенно, очень медленно додумался я сам.
Поначалу я твердо верил (верю и теперь), что нельзя думать так: если такие фразы есть в Библии, значит, мстительность и злоба каким-то образом и благочестивы, и хороши. Однако нельзя и сделать вид, что ненависти тут нет вообще. Она есть - неприкрытая, гложущая, злорадная; но мы согрешим, если станем оправдывать эту страсть в ком бы то ни было, а хуже всего - в себе. Все дальнейшие рассуждения возможны только в том случае, если вы примете эти предпосылки.
Как всегда, мне прежде всего помог как бы и внерелигиозный опыт. Я вдруг узнал эти чувства. Все мы их знаем. Это - досада, выраженная так свободно, бесстыдно, непристойно, как в наши дни ее выражают только дети. Конечно, я не подумал, что древние израильтяне жили без ограничений и условностей. Восточные и древние культуры во многом условней, ритуальней, вежливее нашей. Но подавляли они не то, что подавляем мы. Они не скрывали злобы ради приличия и не боялись, что их назовут неврастениками. Поэтому мы и видим здесь злобу, как она есть.
Казалось бы, после этого я должен был обратить взор в собственное сердце. Действительно, весьма душеполезно делать такой вывод из "злобных псалмов". Правда, мы и в самой страшной обиде не мечтаем о таких отмщениях. Жизнь наша спокойней (вернее, в некоторых странах она пока еще спокойней). Псалмопевцы жили среди ужаснейших казней, насилия, кровавых закланий, иногда - человеческих жертв. Кроме того, повторю, мы лучше скрываем наши чувства даже от самих себя. "Что же, - говорим мы, - он еще пожалеет...", и нам кажется, что мы просто предсказываем, ничуть при этом не злорадствуя. Однако, читая о том, как псалмопевец лелеет свою обиду, узнать себя мы можем. Что ни говори, этот озлобленный, дикий, жалеющий себя человек очень близок нам.
Да, душеполезно об этом подумать. Но я подумал о другом. Я увидел, что бывает, когда обидишь человека. Вот он, естественный результат жестокости. Слово "естественный" я пишу с умыслом: благодать может смыть его, разум - подавить, самообольщение - скрыть от нас (это хуже всего). Но суть не в том. Если бросить спичку в опилки, они вспыхнут, хотя огонь можно сразу залить водой или затоптать. Так и здесь - если вы грубы с человеком, или высокомерны, или пренебрежительны, он обидится. Вы введете его в искушение - он станет из-за вас таким, каким был автор псалмов, когда писал те стихи. Может он и подавить искушение, но ведь может и не подавить. Если не подавит, если погибнет от ненависти ко мне, как же спасусь я сам? Я не только обидел его, я ввел в его сердце новый грех. Если этот грех его разрушит, это я соблазнил его, я - искуситель.
Незачем толковать о том, что прощать легко. Все мы помним старую шутку: "Бросил курить? Это что! Я сто раз бросал". Прощать трудно. Мы сотни раз вынуждены прощать одно и то же. Мы прощаем, умерщвляем досаду - а она оживает как ни в чем не бывало. До седмижды семидесяти надо прощать не 490 обид, но одну-единственную. А я ввел в чье-то сердце лишнюю обиду! У меня прекрасные к тому возможности, мне очень легко унизить человека. Если вы не преподаватель, не старшая медсестра, не судья, благодарите за это Бога.
Продлолждение следует...
Печатный источник: Клайв Стейплз Льюис, «Размышление о псалмах» (глава 3 - «Проклятие»), Собрание сочинений в 8 томах. т.8
