О Патриархе своими словами. Ч.1

«..он был тёпел, жив»

Наталья Дмитриевна Солженицына, вдова Александра Исаевича Солженицына

Я впервые увидела Патриарха, когда в 1992-м году приехала первая из нашей семьи в Россию просто искать, где поселиться, чтобы подготовить место. И инициатива была не моя, а Патриарха. К моему огромному удивлению и смущению он пригласил меня посетить его резиденцию в Чистом переулке. Мы разговаривали очень долго, и меня поразило то, насколько это был открытый человек. Я этого совершенно не ждала. Почти всё время он расспрашивал меня о жизни мирян, а не иерархов в зарубежных Церквях. Мы сначала жили в Швейцарии, там мы были членами Зарубежной Церкви, а потом, когда переехали в Америку, то были членами американской автокефалии. И Патриарх был настолько заинтересован узнать, как мы чувствовали себя именно как прихожане. Это меня поразило тогда. И это был единственный раз из личных общений, когда мне показалось, что он был радостен и лёгок. Ему было интересно, он был тёпел, жив, и я тогда не ощутила безмерной тяжести, которая лежала на его плечах. Наверное, она и тогда уже лежала. Но настолько был живой разговор, такое прямое, почти радостное общение, что я этого не ощутила.

Во всех других общениях, уже с Александром Исаевичем, после 1994-го года, меня всегда поражало, насколько каждый раз при его степенной, мягкой, неторопливой манере мне было просто физически ощутимо, насколько ему трудно. Может быть потому, что я умела различать бремя тяжести на плечах Александра Исаевича, может быть, поэтому мне это было видно, а может быть это было моё воображение. Все говорят, во всех газетах написано какое трудное было время, как ему было тяжело.

Мне кажется, как-то недооценивается, насколько лично - физически и нравственно - этому человеку было бесконечно трудно, потому что всегда есть левое крыло, правое крыло, верхнее, нижнее - как угодно назовите, но всегда есть люди, которые прикладывают усилия, чтобы первоиерарх занял их позицию, чтобы был в их лагере, партии. Бывают такие сладкопевцы и такие умельцы, и аргументы их бывают как будто очень весомы и с одной стороны, и с другой стороны.

Конечно, у Патриарха было много советчиков. Но он потом приходит к себе один, остаётся один - и должен один, сам выбрать. Это страшно тяжёлые моменты, потому что всем понятно, что когда крутые времена, когда штормит, когда буря, ну, что от капитана требуется...

- А что, на Ваш взгляд, позволяло ему делать выбор, который всегда проводил Церковь между этими рифами, между этими бушующими штормами светской жизни?

- Ну конечно Господь Бог. Это та связь, тот способ получать благодать и совет, который был у него тайно - никто не знает, как это происходило, но были настолько ответственные, настолько тяжёлые моменты. Вот я говорю, что когда штормит, то все капитаны хотят только одного - сохранить корабль, чтобы корабль не потонул, а уж пробоины забивать и строить как-то мы будем потом, когда всё утихнет. Но Патриарху-то пришлось всё строить, возводить и возрождать здание Церкви, когда в стране всё скрежетало и рушилось, и это неимоверное бремя.

Мы можем оценить результаты и плоды, мы видим, что они огромны. Но оценить как ему было трудно - вот это, по-моему, мало кто оценивает, потому что, может быть, стесняются и боятся думать о Патриархе просто как о человеке, который тоже каждый день должен лечь спать, который тоже перед сном помолится. Но он - один. И он должен принимать решения, и с кем бы он ни советовался, это всё будет или справа, или слева. И мы с Александром Исаевичем тоже всегда говорили об этом - насколько же этому человеку трудно.

Меня всегда поражало, я вот всё читала о том, какое у него было мягкое лицо и какие тёплые-тёплые глаза, а мне с самой-самой первой встречи казалось, что глаза у него, во-первых, на редкость умные, во-вторых, исключительно сильные. А сильные глаза - это такое редкое явление, я так сразу и не могу назвать больше никого. Вот у меня было к Патриарху такое отношение, не знаю даже как сказать... хотелось помочь очень.

«Испытываю сегодня двойное чувство печали»

Архиепископ Берлинский и Германский Марк, председатель комиссии РПЦЗ по переговорам с Московским Патриархатом

Испытываю сегодня двойное чувство печали. С одной стороны разделяю горечь утраты всех верующих людей да и всех людей вообще, которые знают, что у нас происходит, даже, может быть, не зная Патриарха лично, но понимая, как огромен его вклад, и как просто нормальный человек, которому посчастливилось общаться в личном плане с Патриархом.

Практически история фонда Андрея Первозванного неразрывно связана с его именем. И среди великих людей, которые награждены премией фонда Андрея Первозванного, есть два великих человека - это владыка Лавр и Святейший Патриарх. Дело в том, что премию Андрея Первозванного - может быть, это несколько высокомерно звучит, но это правда - невозможно купить ни за какие деньги. Там собираются люди, небольшой круг людей, которых связывает своё отношение к деятельности того или иного человека. То, что Святейший Патриарх принял эту премию из наших рук, было для нас не только большой честью, но и определило навсегда то направление жизни, которым мы сегодня идём. И это факт. Для меня лично встреча с этим человеком определила то, кем я сегодня себя ощущаю и как я живу, хотя я думаю, что излишне говорить, что я человек немолодой и на меня вряд ли можно легко повлиять, но это правда.

«Для меня наш Патриарх - это глава церковного государства»

Александр Николаевич Сокуров, режиссер

- Хочется сказать, что умер памятник, потому что при жизни груз, который на него на самом деле был возложен, нечеловеческий, конечно. У меня такое же было ощущение, когда я узнал о смерти Александра Исаевича - умер памятник. Я лично никогда не был с ним знаком, и очень много тёплых человеческих слов о нём услышал от Бориса Николаевича Ельцина. А для меня наш Патриарх - это глава церковного государства, потому что православная Церковь постепенно обретает форму и суть церковного государства внутри государства.

Я не знаю, хорошо это или нет, не мне судить об этом, но исторический опыт говорит, что это опасная ситуация, когда на Патриарха возлагают такую огромную ответственность, такой груз, потому что один раз государство церковное и светское уже было вместе, рядом, и мы понимаем, что народ сделал... . Поэтому это великий человек, который вот на этой грани ходил всю свою жизнь - и когда был ещё совсем молодым священником, и когда обрёл этот великий уникальный сан, неся тяжёлую ношу, совершая очень рискованный труд. Мне кажется, что многие это понимают.

«Он никогда от диалога не отказывался»

Кардинал Римско-Католической Церкви Вальтер Каспер, председатель Папского совета по содействию христианского единства

- Все наши встречи показывали, что у него очень тёплое, горячее сердце. Эта теплота трогала и меня. Удивительная фигура. Я восхищался им, потому что он учил нас всех тому, что такое Русская Православная Церковь. Мы знаем, что в России стало очень много церквей, много приходов и много епископатов. И кроме того мы знаем, что он много сделал для экуменического движения. Он всегда был председателем Совета православных Церквей, был очень близок к экуменическому движению.

Когда я встретился с ним последний раз, то чувствовал любовь и даже смеялся вместе с ним. Он говорил нам о важных вещах. Конечно, я понимаю, насколько напряжённым было время его пребывания в этой должности, какие были конфликты. Он помог нам сблизиться, в том числе Церкви Римской с Русской Православной Церковью. Есть очень много проблем для всех Церквей в мире, идёт секуляризация, нередко люди сталкиваются и по религиозным вопросам. Он всегда выступал в защиту прав человека, он выступал в защиту свободы религии. И это всегда было так.

Конечно, он был твёрд во многих аспектах. Он отстаивал свои позиции, он защищал христианство, выражал свои взгляды, но всё это было с любовью. Я высоко оценивал его позиции и его твёрдость. Но он участвовал в диалоге, он никогда от диалога не отказывался.

«Уже в молодости он начал проявлять свою личную деятельность, оперативность»

Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий

 -Вы на 5 лет старше Святейшего Патриарха, Вы, как и он, тоже родились и жили в Эстонии, Вы знали его отца. Как Вы помните семью Святейшего Патриарха? Что Вы можете нам рассказать о его родителях, о том, какое воспитание они дали тогда ещё юному Алёше Ридигеру?

- Прежде всего я хочу отметить, что Святейший Патриарх скончался в день именин его отца, в день памяти Михаила Тверского. Может быть, это тоже знаменательно. Семью я его знал, много общался с его отцом. Это был один из наиболее почитаемых пастырей у нас в Таллине. Это был человек, о котором можно сказать, что его пастырская любовь была сострадательной любовью, потому что он всегда видел несчастных и бедных. Отец Михаил был в своё время председателем Христианского студенческого движения в Эстонии, вот такая основа уже была в семье.

Кроме того, они ездили на Валаам ещё до Финской войны, и там Алексей общался со старцами. Ну, а потом, после войны, они бывали и в Печорах, и в Пюхтицком монастыре. Я вспоминаю то время, и, может быть, нас было не так много, но всё-таки были мальчики, которые в то время прислуживали в церкви. Не все остались при Церкви, разошлись, но Алексей получил такую особую закалку. Когда началась война, когда была оккупация, у нас в Эстонии были лагеря перемещённых лиц, то самым активным окормителем этих людей был отец Михаил. И с отцом Михаилом и Алексей ездил, и я очень часто ездил. Совершали там богослужения, массовые крестины были...

Сперва там были перемещённые из Ленинградской области, а потом и из России, причём там оказалось и несколько священников. И отец Михаил хлопотал, чтобы их можно было оттуда вызволить, и это ему удалось, они определились в таллинских церквях. Так что здесь Алексей видел такое непосредственное пастырское сострадание этим несчастным людям. Да, мы поступали вместе с ним в духовную семинарию в 1947-м году, я должен был поступать в 1946-м, но меня уговорили остаться в приходе, я уже был дьяконом. Потом я ушёл на заочное обучение. Алексей отличался очень хорошей памятью.

Он окончил семинарию, потом Академию, и его первый приход в Йыхви был не совсем простым приходом. Когда-то этот приход был маленьким, но он рос, и вместе с тем таяли приходы в деревнях у Чудского озера, молодёжь оттуда уходила. Ему приходилось и совершать богослужения, и посещать те приходы, где в то время уже не везде были священники. И тут он уже начал проявлять свою личную деятельность, оперативность. Пути в эти деревни шли через Пюхтицкий монастырь. Вероятно, тогда у отца Алексея и зародилось особое отношение к Пюхтицкому монастырю, которое потом всё время проявлялось с его стороны. Чтобы ездить в эти приходы, надо было останавливаться в Пюхтицах и потом двигаться дальше.

«Не кривя своей православной совестью»

Евгений Никифоров, председатель духовно-просветительного общества "Радонеж"

Когда мы открывали радио «Радонеж», Всемирное русское православное вещание в 1991-м году, одно из первых независимых СМИ в России, и обсуждали со Святейшим Патриархом как это должно быть, то я пришёл к нему и сказал: «Ваше Святейшество, давайте сделаем мощную общецерковную радиостанцию». И вдруг он мне говорит: «А не нужно». Я в шоке, я не мог понять - как это не нужно? А он говорит: «Понимаете, вы никогда не скажете, будучи официальной радиостанцией, то, что вы можете говорить сейчас, не кривя своей православной совестью». Фантастическая честность.

Я до сих пор помню вот эти слова, вот это отношение. Ясное понимание аналитики, того, что происходит в мире, в каком состоянии находится наше государство, наш народ. Вот его завет: не кривить совестью - раз, не огосударствляться - два. Мне кажется, это очень характеризует Святейшего Патриарха. Не кривить своей православной совестью.

Продолжение следует...

Источник: ОРТ