Пропаганда — это мы
В. Корецкий. Рабочие и работницы всех стран и угнетенные колоний. Выше знамя Ленина (1932) |
Слово «пропаганда» сегодня имеет непременный негативный оттенок. Никто не скажет: «У них пропаганда гнусная, зато у нас — правильная и хорошая». Пропаганда — по определению дурное явление, марающее людей, которые ей занимаются. Точно так же не бывает «наших» шпионов: у «нас» — только доблестные разведчики.
Между тем на протяжении почти семидесяти лет политическая верхушка нашей страны в пропаганде не видела ровным счётом ничего плохого. Её считали органической составляющей советского общества. Привычная нам аббревиатура «СМИ» выглядела как «СМИП» — средства массовой информации и пропаганды. Утверждение превосходства одного образа мыслей над другим представлялось власть имущим честной борьбой за «верные» ценности. Другое дело — пропаганда вражеская: именно для борьбы с ней существовала пропаганда официальная, «правильная».
Классический пример государственной пропаганды — её раннесоветский опыт. Он гораздо ярче и многообразнее, чем примелькавшиеся суррогаты 60-х и 70-х годов. В 20-е годы прошлого века и народ был неграмотнее, и проблемы серьёзнее, поэтому власти приходилось избирать по-настоящему действенные средства, чтобы донести до аудитории новые ценности и подходы.
Г. Шегаль. Долой кухонное рабство! Даешь новый быт (1931) |
Пропагандисты 20-х умело подстроили информационное пространство под нужды официальной идеологии. Пользуясь опытом личного общения с аудиторией, они отобрали те проблемы, которые наиболее остро вставали в молодом советском обществе. Отношения человека и власти, революция и гражданская война, воспитание нового мировоззрения, повседневный быт, трудовые свершения и многие другие темы использовались пропагандистами для того, чтобы внедрить в сознание людей новые ценности. Насущные вопросы подавались так, чтобы дать возможность высказаться группам, в которых власть была заинтересована. В результате позиции людей, запускавших пропагандистскую машину, сплетались с коллективным мнением, подменяли собой точку зрения большинства и в таком перемешанном виде входили в массовое сознание.
Структура пропаганды даже с учётом разных подходов проста до неприличия. Она такая же, как при отправке письма: адресант-информация-адресат. Информация принципиально не меняется, но преподносится в том виде, в каком выгодно отправителю. В результате «на выходе» у адресата формируется новое восприятие реальности.
Когда в современном мире пропаганду представляют как что-то навязанное извне, хочется спросить: а разве мы сами не хотим быть распропагандированными? Можно часами рассуждать о промывании мозгов и навязывании взглядов, но в наше время невозможно насильственно «вдолбить» человеку информацию. Вопреки распространённому мнению, пропаганда никогда не строится как навязывание разжёванного мнения адресату без его желания. Адресат, как правило, готов получить информацию именно в том виде, в котором ему её преподносят.
Н. Пинус. Женщины в колхозах — большая сила. И. Сталин (1933) |
Воздействие абстрактного лидера на абстрактную аудиторию — одна из самых устойчивых психосоциальных структур. При этом в зависимости от исторической обстановки эмоциональный заряд пропаганды может меняться от безусловно положительного до нейтрального и дальше к деструктивному. В раннесоветское время регулятором пропагандистских волн была обратная связь, отзывы читателей. Если взглянуть на масштабную кампанию по раскрепощению советской женщины в 20-е годы, можно обнаружить, что официальный дискурс был куда нейтральнее, чем реакция на него.
Письма читателей, корреспонденции «с полей», нехитрые статьи непрофессионалов сводили на нет все попытки сгладить острые углы и выводили обсуждение гендерных противоречий на агрессивный уровень. К примеру, пропагандисты предлагали выставлять нерадивых мужей на суд общественности, возбуждать дела о разводе. В ответ аудитория призывала физически расправляться с мужьями-алкоголиками. Официальная пропаганда рассуждала о преимуществах новых форм коммунального расселения — читатели реагировали призывами обобществить быт и уничтожить любую собственность. И таких примеров тысячи. Вот только один.
Читаем официальную пропаганду: «Мужчина в глазах работниц вовсе не является врагом и угнетателем; напротив, он прежде всего товарищ в общей безрадостной доле, верный соратник в борьбе за лучшее будущее» (Александра Коллонтай, «К истории движения работниц России»). Нейтрально и даже мирно. Что же в ответных письмах читательниц? Неприятие примиренческой позиции и откровенная ненависть к мужчинам: «Мужик с поля приедет, отдыхать пойдёт, а бабе коров подоить, по дому прибрать, за детьми приглядеть, обшить, обмыть, накормить всех. Он уж, пёс лохматый, выдрыхнется, а ты ещё не ложилась!» Или: «Это наш бабский журнал. Тут мы учимся, как над мужиками верх взять. Будет им над нами верховодить!» (оба примера — из журнала «Крестьянка»).
Хитрость удачной пропаганды в том, что убеждение начинается тогда, когда читатель уже сам начал менять мнение. Если аудитория жаждет кардинальных изменений, власть сможет добиться своих целей наиболее эффективно и меньшей кровью. Главная задача — не скатываться в популизм, не говорить адресату то же самое, что он ожидает услышать, а, искусно обрабатывая информацию, выводить его на необходимые представления. Только в таком случае пропаганда будет действовать.
Д. Бабиченко. Позор получающим зарплату в чёрной кассе! (1929) |
Именно так во всём мире работает пропаганда и сегодня. Аудитории предоставляются не готовые формулы, по которым предлагается жить и мыслить — напротив, на устоявшийся фундамент разбросанных и неструктурированных взглядов массового сознания нанизывается костяк чёткого и претендующего на окончательность мнения. Не пропаганда даёт массам образ врага, не пропаганда навязывает им набор ценностей, а сами адресаты предоставляют пропагандистам материал для работы. Образ «Империи зла» уже живёт в умах американцев — им только надо подсказать, в какой части света находится эта страна. В умах националистов уже укоренилось, что во всём виноваты чужаки — им только надо прямо назвать этническую принадлежность. Кстати, многочисленные секты действуют по тем же принципам: используя уже живущую в человеке тягу к высшему началу, они направляют его религиозное чувство туда, куда им выгодно.
Парадокс в том, что все основные теории пропаганды твердят об опасности подобного явления, проповедуют свободу мысли и стимулируют самостоятельный поиск истины среди обилия информационных потоков. Но хаотичность и неструктурированность современного коммуникационного поля практически блокируют доступ к объективности. Более того, сейчас сомнительно уже само существование независимой информации. Рецепты типа «искать и сопоставлять» не работают по той простой причине, что поиск ведётся среди разнонаправленных потоков пропаганды. Подавляющее большинство СМИ выражают ту или иную точку зрения, лишь для вида предоставляя читателям альтернативный взгляд на проблему. При этом другие позиции трактуются как нелогичные, лживые или ошибочные. Нейтральности здесь места нет и в ближайшее время не будет.
Нынешнее десятилетие подходит для пропаганды как никакое другое. Тенденциозная информация незаметно подменила объективную, и расчёт делается на то, что потребитель сознательно примет ту или иную точку зрения. Официальные пропаганды просто разводят аудиторию по разные стороны баррикад. Возможно, именно в этом виде в XXI веке установится такой чаемый и такой недостижимый плюрализм мнений.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции