Красный террор и маленькая татарка
Темы книги можно спокойно расставить по росту: от частной истории к общей вплоть до категорий вневременных |
Темы книги можно спокойно расставить по росту: от частной истории к общей вплоть до категорий вневременных. Всё начинается с того, что заглавная героиня, живущая в маленькой татарской деревушке, лишается мужа и свекрови, для которых она не более, чем рабыня.
«Так и идут: Муртаза спереди, ведя Сандугач под уздцы, а Зулейха следом, держась за задок и еле перебирая заплетающимися ногами. В валенки забился снег, но вытряхивать нет сил. Сейчас нужно — успевать шагать. Переставлять ноги: правую, левую, правую, левую… Ну давай же, Зулейха, мокрая курица. Сама знаешь: если отстать от саней — тебе конец, Муртаза не заметит. Так и замёрзнешь в лесу.
А всё-таки какой он хороший человек — вернулся за ней. Мог бы и оставить там, в чаще, — кому какое дело, жива она или нет».
Сначала Зулейха попадает в тюрьму, как раскулаченная, потом в вагон-теплушку, который долгие месяцы гонят из города в город, пока не выбрасывают горстку людей на берегу Ангары. Здесь-то и начинается другая жизнь. Выглядит всё так, будто при внешних ограничениях, которые могут сломить волю и подчинить себе, должно, наоборот, произойти возрождение человека.
«Всё, чему учила когда-то мама, что считалось правильным и нужным в полузабытой жизни в мужнином доме, что составляло, казалось, суть Зулейхи, её основу и содержание, рассыпалось, распадалось, рушилось. Правила нарушались, законы оборачивались своими противоположностями».
При всей красоте замысла нельзя сказать, что он удался. Да, женщина научилась охотиться и работать за троих, сама воспитала сына, родившегося в ссылке, даже познала мужскую ласку. Но убедительности автору не хватает: с трудом верится, что при сложившейся рабской психологии героини такая перемена была бы возможна.
Гузели Яхиной 38 лет, «Зулейха» — её первый роман |
Впрочем, из всех персонажей романа именно быстрая зеленоглазая татарка Зулейха получилась наиболее яркой. Мы видим, с каким трудом она понимает русскую речь, а её знания о мире ограничены тем, что есть её село, а где-то — красивая Казань. Живёт она почти по наитию, верит в духов и Аллаха одновременно, прокалывает пальцы, чтобы накормить ребенка, когда еда холодной сибирской зимой заканчивается, метафорично превращается в мёд, противясь мыслям о телесной близости с идейным комендантом Игнатовым, который когда-то убил её мужа. Это маленькая женщина, которая поглядывает на большой мужской мир с опаской. Все её страхи перед нами на ладони, как и всё, чем она восхищается: полёт птицы, улыбка ребёнка, предвкушение ужина. Живёт она так, будто завтра не наступит.
«Духов местных не знала, почитать не умела, лишь приветствовала про себя, входя в урман или спускаясь к реке, — и только. Возможно, водилась и здесь всякая лесная и речная нечисть: длиннопалые озорники-шурале, шныряющие по лесным чащобам в поисках заблудившихся путников; мерзкие албасты, вылезающие из-под земли на запах человечины; лохматые и вечно мокрые обитатели водоемов су-анасы, норовящие утянуть человека на речное дно».
Гузель Яхина говорит, что не задумывала произведение как этнографический очерк, но детали татарской жизни показываются именно в тех местах, где они нужны, добавляют тексту больше оттенков, делают его объёмным.
По жанру произведение можно отнести к историческому роману, но самая сильная часть здесь — личная. Она как бы отодвигает историю на второй план, потому что написана красочнее и выпуклее. А вот факты становления СССР выглядят как заимствования — иногда у вас будет возникать «дежавю». В первую очередь это относится к сценам раскулачивания, описаниям быта и жизни в лагерях, истории о запущенном маховике по уничтожению собственного народа, делении людей на тех, кому есть место в дивном новом мире, а кому нет.
«Сначала они забирали только хлеб. Потом картофель и мясо. А во времена Большого голода, а в двадцать первом, начали сметать все съестное подчистую. И птицу. И скот. И всё. Что найдут в доме. Тогда-то Зулейха и научилась рассыпать зерно из одного мешка по нескольким».
Писательница-дебютантка получила сразу две «Большие книги»: по версии жюри и по версии читателей |
Обобщений в книге тоже можно найти немало.
«С тех пор ничего не изменилось. Сменяли друг друга сначала императоры, затем революционные вожди — пересыльный дом служил власти неизменно верно, как и полагается добрым старым тюрьмам. Здесь содержали ссыльных перед отправкой в сибирские и дальневосточные, а позже и казахстанские каторги. Уголовников и политических обычно селили отдельно, во избежание смешения преступных идей».
Во всех этих пассажах перед глазами пролетают тексты Солженицына, Шаламова, Бабеля, Шолохова, Пастернака, газетные вырезки тех лет, громкие дела, вспыхивавшие по всей стране. Когда тема уже осмыслена многими, важно найти свой угол зрения. Яхина пытается это сделать через образ Зулейхи, но как только авторский взгляд смещается с частного к общему, всё выглядит как один большой повтор. Только в совсем маленьких, «частных» сценах текст оживает. Читатель, скорее всего, запомнит эпизоды зимней охоты или борьбы доктора Лейбе с собственным безумием, обёрнутым в яичную скорлупу, работу художника Иконникова или широкие берега бурной Ангары, готовой вот-вот утянуть на дно.
Каково значение книги? Оправданна ли присуждённая за неё премия? Нужно понять для себя, с какой позиции оценивать роман. Если думать о новом слове в литературе, это точно не тот текст, который спустя годы будут приводить в пример. Если же говорить о динамичном повествовании с увлекательным, хоть и предсказуемым сюжетом, то оно удалось.
Впрочем, если посмотреть, какие книги получают премии в последнее время, многие из них выходят за пределы того, что принято называть индивидуалистическим романом. Авторам снова стал интересен большой размах, взгляд сквозь поколения, поиск некоего ориентира, идентичности. Кто мы, куда мы идём? Всё это всегда было свойственно русской литературе, но сейчас, кажется, другого почти не пишут, стараясь найти новый поворот на старой дороге.
Использованы фото с сайтов Агентства новостей ТВ2, «Татарский мир Казахстана» и Казанского федерального университета