Участие и свобода. Памяти Валентина Хализева

Фото: Philol.msu.ru

Валентин Хализев родился 18 мая 1930 года в Москве. В семье беспартийных отца-инженера и матери-химика не велись разговоры ни на революционные, ни на контрреволюционные темы. Однако ещё в школе мальчик, которого бабушки украдкой водили в храм, почувствовал своё «особое положение». И тогда же, в детстве, прочёл и полюбил Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова, а настольной книгой выбрал однотомник Блока.

В 18 лет Хализев поступил на русское отделение филологического факультета МГУ. В те годы на факультете началась активная общественная работа, и в рамках неё он читал общедоступные лекции о творчестве Чехова и Маяковского.

Смутное ощущение своей «инаковости» и невозможности полного приятия происходящего оформились в целостное мировоззрение лишь в годы «Оттепели», признавался Хализев в одном из мемуарных очерков. «Судьба моего поколения гуманитариев ― это трудное и медленное "вылезание" из глубокой ямы предельно узкого кругозора и догматического мышления», ― вспоминал он об этом времени. И добавлял, что студенческие годы были для него временем борьбы двух начал: желания быть причастным к интересам большинства ровесников и чувства «несовпадения» с ними.

За годы учёбы Хализева в МГУ на его курсе образовалась группа единомышленников ― о них он написал в автобиографической книге «Круг филологов». Это повествование даёт представление о жизни середины XX века и, самое интересное, о характерах знаковых для филологов людей: Николае Пантелеймоновиче Розине, Марке Александровиче Щеглове, Игоре Ивановиче Виноградове, Николае Ивановиче Либане и многих других однокурсниках, очных и заочных учителях автора.

В 1961 году Хализев стал сотрудником кафедры теории литературы, на которой работал до конца жизни. Под руководством Геннадия Николаевича Поспелова он защитил кандидатскую диссертацию «Творческие принципы Чехова-драматурга». В 1983 году Хализев получил докторскую степень. Когда на основе докторской была опубликована монография «Драма как род литературы (поэтика, генезис, функционирование)», учёный обрёл признание среди литературоведов и театроведов. Сказанное им в середине 80-х о театральности, драматическом сюжете, монологе и диалоге остаётся актуальным до сих пор.

В 1999 году в издательстве «Высшая школа» вышел учебник, который вскоре стал настоящей легендой ― «Теория литературы». Сегодня у книги богатая история: пятикратное переиздание, перевод на разные иностранные языки и непреходящая востребованность среди студентов и преподавателей. Быть может, залог многолетнего успеха кроется в доступности изложения не самых простых научных тем. «Теория литературы» ― это и свидетельство мировоззрения Хализева как литературоведа. Учёный придерживался «вненаправленчества» ― традиции научной мысли, в рамках которой синтезируется всё лучшее из различных гуманитарных школ и направлений. Вместо догматичного акцента на единственно верном подходе в учебнике свободно обсуждаются позиции крупнейших зарубежных и отечественных учёных по вопросам теории и методологии литературоведения.

Результатом интереса Хализева к русской литературе XIX века и философским проблемам стала книга «Ценностные ориентации русской классики», где известные произведения рассматриваются под новым углом. «Нашим писателям-классикам было присуще уважительно-бережное отношение к живым человеческим душам, к тем феноменам национального бытия, которые обладают неоспоримой ценностью, что, как правило, оставалось вне поля зрения критиков, публицистов, ученых», ― пишет автор.

Когда ученики и коллеги вспоминают Валентина Евгеньевича, нельзя не заметить, что чаще всего звучат слова «диалог» и «Учитель». Ученый жил в диалоге с культурой, с накопленным до него знанием, с окружавшим его филологическим миром. Участие в осмыслении литературы, помощь ученикам ― и в то же время предоставление свободы себе и окружающим во взглядах на изучение предмета. Учитель с большой буквы, ― так, не сговариваясь, называют Хализева студенты. Благодаря своей жизненной философии учёный воздействовал не только на профессиональное, но и личностное становление.

Вспоминает выпускница 2013 года Полина Федотова:

В спецсеминар Валентина Евгеньевича я пришла на втором курсе, как раз тогда, когда нужно было выбирать себе научного руководителя. После первого занятия Валентин Евгеньевич сразу расспросил меня о том, какую тему я хотела бы выбрать для будущей курсовой. Я назвала Чехова, мы немного поговорили о его творчестве, и в итоге мне было предложено написать работу о малоизвестном рассказе «Соседи».

В дальнейшем, когда мы обсуждали темы курсовых и диплома, Валентин Евгеньевич никогда не пытался надавить на меня, настоять на своей точке зрения. Сначала он спрашивал моё мнение по поводу темы, затем давал какие-то советы. Помню, как он сказал мне: «Полина, писать Вы можете о том, о чем хотите. Главное, чтобы я мог вам помогать». И в самом деле, от Чехова я перешла к «Доктору Живаго» Пастернака, а диплом был уже посвящён описаниям природы в рассказах Шукшина.

Спецсеминары проходили сначала на кафедре, а потом, когда Валентину Евгеньевичу уже трудно было приезжать в университет, он проводил занятия у себя дома, в Матвеевском. На семинары приезжали не только его студенты, но и те, кто закончил университет. Сам Валентин Евгеньевич называл наши встречи «собранием неединомышленников», так как мы не всегда сходились во взглядах, а иногда и увлечённо спорили. Он не уставал повторять, что не только мы учимся у него ― он тоже учится у нас.

После «официальной» части встречи мы проходили на кухню, где заваривали чай и переходили уже к более непринужденной беседе. Говорили мы о чём угодно ― обсуждали прочитанные нами новые книги, делились планами, иногда просто рассказывали интересные случаи из жизни. Рассказывал и Валентин Евгеньевич ― например, о том, как он побывал на выступлении в университете ещё мало известного Высоцкого, который произвёл на него неизгладимое впечатление. К своим ученикам Валентин Евгеньевич всегда был очень внимателен, постоянно интересовался не только нашей научной деятельностью, но и личными увлечениями. Например, он очень любил слушать мои рассказы о волонтёрских поездках в дома престарелых и, как оказалось впоследствии, делился ими с близкими людьми.

Не могу сказать даже, что Валентин Евгеньевич намеренно чему-то учил нас, требовал что-то вызубрить. Он обсуждал с нами литературу, делился воспоминаниями о других учёных (вёл курс, посвящённый жизни и деятельности известных литературоведов, со многими из которых был знаком лично), советовал, что прочитать, осторожно направлял (резкой критики я никогда от него не слышала). Но приучал ― в основном на собственном примере ― к внимательному чтению и детальному анализу тех произведений и критических работ, которые мы разбирали. Как любил повторять Валентин Евгеньевич, «филолог ― это человек, согбенный над текстом». Так, незаметно даже для нас самих, мы становились все более внимательными читателями, более опытными и уверенными в себе филологами.

Я очень гордилась и горжусь своим научным руководителем. Самое замечательное, что куда бы я ни приезжала (я ездила на конференции в разные города, доехала до Иркутска), везде его имя было хорошо известно и вызывало у моих собеседников уважение и огромную благодарность за его многолетнюю работу.

Выпускница 2011 года Дарья Преловская:

На спецсеминар к Валентину Евгеньевичу я пришла на третьем курсе после метаний от лингвистики к литературоведению. Так началась самая отрадная пора в моей университетской жизни. Без Валентина Евгеньевича я бы так и не узнала, что такое МГУ. Это был не просто настоящий преподаватель, искренне переживающий за всех своих учеников, но и старший собеседник, с которым мы делились событиями своей жизни.

Валентин Евгеньевич учил нас размышлять и верить в собственные силы. «А теперь просто запишите, что Вы сказали», ― так он часто разрешал наши сомнения по спорным вопросам. Самой лучшей для плодотворного разговора называл «ситуацию неполного согласия». И всегда просил нас критически отзываться на свои собственные работы, будь то статьи или книги, редакторские пометы, суждения.

Произведения искусства (литературы, музыки, живописи…) наш научный руководитель умел связать собственно с жизнью ― в широком философском, но при этом таком повседневном смысле. И они оживали и помогали нам жить.

А ещё в памяти навсегда останется рукопожатие Валентина Евгеньевича при встрече. Мы приезжали обсуждать курсовые, дипломы, диссертации, статьи... и Валентин Евгеньевич встречал нас у двери и крепко жал руку.