Научные фундаменталисты против религиозного мракобесия
Фото Eparchia.kharkov.ua |
После расспросов выяснилось, что он настоящий физик, работает в лаборатории. А мою книжку подсмотрел у коллеги, который блог давно читает. Прочитал одну страничку, другую, да и забрал. Я извиняющимся тоном говорю: «Ну, в книжке про науку и веру немного совсем». А он: «Мне это и не очень интересно».
Будем откровенны: христианство — не про физику. Точно так же, как живопись или поэзия. Христианство — скорее про психологию, философию, социологию, в общем, всякую гуманитарность. Про человека, осознающего себя как личность, а не про взаимодействие молекул. При желании, конечно, можно человека к этому взаимодействию свести, но зачем? Точно так же можно выяснять химический состав «Сикстинской Мадонны».
С некоторых пор мне стало скучно доказывать, что наука и вера не противоречат друг другу и что верующий — не верблюд. Есть верующие ученые, которые решили для себя этот вопрос. Есть неверующие ученые, которые считают любое свидетельство о религии мракобесием и пытаются свести все проявления религиозного (да и вообще человеческого) к физиологическим процессам или деятельности микробов. Они такие же фундаменталисты, как верующие, сводящие науку к «в Библии написано». Но большинству людей, которых интересует религия, очевидно, что истина в другом.
В определенный момент я стала мало думать о противостоянии с условными интеллектуалами и гораздо больше — о том, что интересует в религии обычного человека. Который не пытается научными методами создать семью, справиться с болью от потери близкого человека или придать смысл своей жизни. Он может не выбрать христианство, и религиозный фундаменталист скажет — это от разлагающего влияния Запада. Он может выбрать христианство, и научный фундаменталист скажет — это от отсталости сознания.
На заре моей общественной деятельности православный студенческий кружок в нашем вузе хотел провести встречу «Толкин и христианство». Администрация сорвала афиши и запретила её проводить. Я так возмущалась в соцсетях, что дело дошло до ректора. На встрече с ректором декан физфака уверенно доказывал, что мракобесию в вузе не место, что наука и религия не совместимы. Я смотрела на него круглыми глазами и думала: какие же варварские у этого человека представления о проблеме и с каким важным видом он вещает на тему, в которой плохо разбирается. Неужели с тех времен, когда он сдавал диамат (диалектический материализм — «ТД») в 70-х, его представления нисколько не изменились?
Пол Фейерабенд. Фото: Maistrelis.com |
Думала о том, что ему было бы полезно пройти курс философии науки, который мы изучали в аспирантуре. На этом курсе я читала Пола Фейерабенда, который писал: «Таким образом, наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки. Это одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая. Она ослепляет только тех, кто уже принял решение в пользу определенной идеологии или вообще не задумывается о преимуществах и ограничениях науки. Поскольку принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от Церкви должно быть дополнено отделением государства от науки — этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение — наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда не достигали».
И вот это догматическое, агрессивное мышление было передо мной. Декану физфака ни на минуту не пришло в голову, что если его студенты верующие и хотят поговорить о христианстве в европейской культуре, то предоставить им вузовское помещение — нормально. Что это не нашествие на науку и не клерикализация. Что это и есть настоящий секуляризм — пойти с пары по физике в православный клуб поговорить о Толкине. А запрещать такое студентам физфака — не демократия, а научный тоталитаризм.
Борцы против мракобесия готовы даже вступить на антинаучную почву, лишь бы потоптаться по религии — вроде изобретения гипотезы о бактериях, переносящих религиозность. Но так уж получается, что поведение верующих (как и прочая эфемерная гуманитарность) пока утекает сквозь методы физики и молекулярной биологии. А вот поведение молекулярных биологов хорошо описано Фейерабендом. Их научная деятельность, которая по идее должна быть чистым служением объективности, подвержена влиянию человеческого, слишком человеческого: в ней много эмоций, амбиций и предубеждений. Сто лет назад биологи всерьез доказывали, что женщине учиться нельзя, потому что кровь отливает от матки в мозг и женщина становится бесплодной. Современные «бактерии религиозности» — из той же области.
Когда я была атеисткой, то с удовольствием сходила на несколько встреч клуба «Наука и вера». Там парни и дядьки из окружающих научных институтов (которых в новосибирском Академгородке множество) читали на английском языке книги западных верующих ученых и делали по ним короткие презентации. Среди них были и книги физиков об устройстве вселенной, и книги биологов о том, насколько человек определяется генетикой, а насколько — нет. Если это мракобесие, тогда не знаю, как должен выглядеть свет разума. Но, конечно, такому «мракобесию» не давали существовать в стенах вуза, и поэтому аспиранты и кандидаты наук снимали для своих собраний маленький холл в соседней гостинице.
Однако не думаю, что такая изоляция религиозных интеллектуалов от нерелигиозных приведет к чему-нибудь хорошему. Если нет нормального диалога, регулярной и привычной дискуссии, то дело принимает экстремальные формы: кто-то лезет плясать на амвон, а кто-то — громить Дарвиновский музей во имя веры.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции