Театр революционных действий. Максим Диденко напомнил о днях, которые потрясли мир

Фото: Tbn-tv.com

Три поколения выпускников Мастерской Брусникина воспроизвели революционный хаос, а Вениамин Смехов, актер Таганки времен Любимова, вспомнил одноименный спектакль 1965 года, ставший революцией.

Выставка, посвященная столетию режиссера Юрия Любимова, открылась в Провиантских складах еще в конце августа. Художник Алексей Трегубов сооружал пространство зеркального лабиринта с расчетом на то, что через месяц здесь будут бегать актеры, а за ними ― зрители. То, что теперь называют site-specific театр, придумали как раз во времена Революции, а Юрий Любимов использовал полвека назад. Его спектакль начинался с частушек на улице, а зрителей переодетые в военную форму актеры провожали в театр от самого метро. В современном спектакле зрителей встречают переодетые в бабушек-смотрительниц молодые воспитанники Дмитрия Брусникина ― музей как-никак.

Само здание Музея Москвы в октябре 1917-го, между прочим, было пунктом обороны правительственных войск. Выставка в момент проведения спектакля напоминает, скорее, аттракцион, комнату страха. Под зловещую музыку зрителей проводят по павильонам с «экскурсией», текст которой ― не что иное, как петиция рабочих и жителей охваченного Революцией Петрограда царю Николаю II. В революционном хаосе смешалось все: мужчины играют женщин, а женщины ― мужчин, солдаты в форме носят яркие кроссовки (над костюмами трудилась Мария Трегубова). В этой фантазии на тему Революции Диденко сделал акцент на звуке и пластике тела: энергия молодых артистов, олицетворяющих власть толпы над историей, действует на зрителей эмоционально, не переманивая никого на ту или иную идеологическую сторону.

Фото: Музей Москвы

Зрителям предлагается встать на место Джона Рида, американского журналиста, приехавшего по заданию редакции в Россию писать о ходе Революции. В книге он последовательно описывает все, чему стал свидетелем: борьбу партий, состояние городского быта, приводит отрывки из газет. В книге нет сюжета и персонажей, зато есть ряд живых сцен, передающих настроения масс. Любимов нашел выход из положения ― сочинил «народное представление с пантомимой, цирком, буффонадой и стрельбой». Диденко тоже пошел по пути соединения разных видов искусств, чем отличаются почти все его спектакли. Артисты зачитывают дневники Николая II, речи Троцкого, Ленина, Керенского, пьесы Чехова, декламируют стихи Блока, Маяковского, Лермонтова, запевают народные песни и арию Сусанина из оперы Глинки.

Спектакль легко спутать с репетицией, поскольку нет как такового закулисья и ясной логики развития сюжета: артисты мечутся между зрителями, тут же в углу переодеваются ― из белых становятся красными, а еще снимают себя, друг друга и зрителей на видео. У Джона Рида объективным быть не получилось ― один из основателей Коммунистической партии США, похороненный у Кремлевской стены, так или иначе, тяготел к большевикам. Максим Диденко уравнял всех: в разношерстной массе артистов вожди революции, монархисты, социалисты и представители творческой интеллигенции фигурируют только в виде портретов на кепках статистов. Как и в «Цирке» на сцене Театра наций, Диденко продолжает развенчивать советский миф.

Фото: Музей Москвы

А в одной из комнат выставки, затаившись, сидит Вениамин Смехов, представитель театра Любимова. Зрителей к нему пускают партиями, и он ностальгически вспоминает, как в 1965-м они с актерами на сцене провозглашали революцию духа, как в душные репертуарные годы Таганка стала форточкой в новый театр, где нет иерархии, зато есть радость творческой свободы. Нынешних театралов удивить не так просто ― экспериментов на сцене хватает. И спектакль Диденко симптоматичен для своей эпохи, когда параллельно существует несколько точек зрения и на театр, и на революцию, а разобраться, что к чему, все труднее.